был у нее совершенно официально, отец держал в сейфе некоторые деловые
бумаги и иногда отсылал Женю с работы домой за ними. Кроме того, там лежали
деньги, и отец хотел, чтобы Женя, случись что-то непредвиденное в его
отсутствие, могла их оттуда взять. Он был совершенно уверен в честности
дочери и ни секунды не сомневался в том, что без острой нужды она не возьмет
оттуда ни рубля. Справедливости ради надо заметить, что основания для такой
уверенности у него были: Женя действительно ни разу ничего из сейфа не взяла
без его ведома.
причиняли ей мысли об Игоре. Открыв дверцу встроенного в стену сейфа, Женя
сунула внутрь руку и достала наугад две пачки купюр, в одной были доллары, в
другой - рубли, пятисотенные. Поразмысли и немного, она положила пачку
рублей назад, а с пачки долларов сняла резинку и тщательно их пересчитала.
Сумма оказалась некруглой, семь тысяч триста стодолларовыми купюрами, еще
девятьсот купюрами по пятьдесят долларов и шестьсот семьдесят бумажками по
двадцать и десять долларов. Итого восемь тысяч восемьсот семьдесят.
Наверняка отец не помнит точно, сколько здесь. Взяв две купюры по сто
долларов, две по пятьдесят и несколько по двадцать и десять, Женя закрыла
сейф и отправилась в магазин. Нет, не в "Охотный ряд", а куда ближе, где и
товары не такие роскошные, и цены не такие высокие. Через час она вышла из
магазина, одетая в длинную темно-синюю юбку с высоким, почти до трусиков,
разрезом сбоку, и в блестящую коротенькую майку-топ, плотно облегающую
высокую грудь и оставляющую открытой широкую полоску смуглой кожи на животе.
На ногах у нее были изящные босоножки на высоких каблуках, на плече
болталась крошечная голубая сумочка на длинной цепочке вместо ремешка. От
полос и открытых плеч исходил сладкий аромат духов "Кашмир". Старую одежду
Женя аккуратно сложила в пакет, который несла в руке.
босоножках было неудобно, тонкий каблук то и дело застревал в рифленой
поверхности ступенек эскалатора, да и вообще Женя привыкла совсем к другой
обуви. Она даже не подозревала, как трудно ходить на каблуках, не имея к
этому привычки. Прохожие с интересом и недоумением оглядывались на нее,
одета Женя была явно не по погоде, все ходили в куртках или пиджаках, но она
не чувствовала холода. Она ощущала себя взрослой, красивой и свободной, и от
одной мысли об этом ее бросало в жар. Ах, если бы ее сейчас увидел Игорь!
хотелось произвести впечатление знающего человека, хорошо знакомого с
испанской кухней. Само название блюда, которое она увидела и запомнила еще в
тот раз, когда была здесь с отцом, звучало для нее как волшебное заклинание.
юноша-официант. - Вы кого-нибудь ждете? Поставить второй прибор?
"блюдо на двоих".
сорок, не меньше.
кофе, не после еды, а именно до нее. Сидя у окна и глядя на Манежную
площадь, она давилась слишком горьким и крепким кофе, мучительно стараясь
удерживать на лице выражение задумчивости и легкой печали. Когда принесли
заказ, Женя ужаснулась. Конечно, это было вкусно, но так много! Столько и
вдвоем-то не съесть...
попросила счет. Расплатившись и оставив в ресторане больше пятисот рублей,
вышла на площадь, хотела было зайти в то кафе, где недавно была с Игорем,
выпить сок и съесть пирожное, но передумала. Она сделала то, что хотела, но
это не принесло ей радости. Снова навалилась тоска, босые ноги, натертые
тонкими ремешками босоножек, невыносимо болели (она не догадалась купить
колготки). Выйдя на улицу Охотный ряд, Женя не успела даже поднять руку в
попытке поймать такси, как около нее остановился красный "Ниссан". Сидевший
за рулем мужчина опустил стекло.
Она-то думала, что выглядит взрослой и красивой молодой женщиной, которая
может привлечь внимание интересных и умных мужчин, а оказывается, она
выглядит как дешевая уличная проститутка с Тверской. Даже если ей удастся и
таком виде поймать машину, нет никаких гарантий, что она доедет до дому в
целости и сохранности, другой водитель тоже может подумать, что она из
"этих", и начнет приставать. Женя вдруг почувствовала, как холодно на улице.
Изнывая от боли в ногах и дрожа от озноба, она направилась в метро.
минут, погладила шелковистую ткань, потеребила пальцами тонкую цепочку на
сумочке, постучала по ладони острым каблучком босоножек, тщательно упаковала
обновки и сложила в тот самый пакет, из которого только что вынула старые
джинсы и майку. Переодевшись в спортивный костюм, который обычно носила
дома. Женя взяла пакет, вышла во двор и выбросила в мусорный контейнер. Дома
это хранить нельзя, отец найдет. А кому отдать? У нее даже подружек нет.
Единственное, что можно оставить, это флакончик духов. Он маленький, его
можно спрятать вместе с косметикой среди белья в шкафу.
телевизором и сначала даже не поняла, почему так плохо видит. И только
спустя несколько минут, почувствовав соленый привкус на губах, поняла, что
плачет. Выключила телевизор, вытерла слезы, умылась. Снова достала ключ от
сейфа и положила туда неистраченные доллары. Она собралась было закрыть
дверцу, но передумала. Снова запустила руку в его темную глубину и достала
несколько бархатных футляров, больших, средних и маленьких. Открыла их и
долго внимательно рассматривала кольца, браслеты и колье с изумрудами,
бриллиантами и сапфирами. Ненависть поднималась в ней, закипала, давила на
горло и мешала дышать. По-прежнему неторопливо Женя положила украшения на
место и закрыла сейф, а ключ сунула в сумочку.
Циклону, наверное, надоела Москва, и он отправился порезвиться в другие
места, оставив вместо себя неподвижно стоящий влажный горячий воздух,
которому лень было даже слегка шевелиться, изображая ветер. Москвичи снова
заахали в ожидании непереносимой жары, заворчали на непредсказуемые перемены
климата, попрятали в шкафы куртки и пиджаки и сосредоточили внимание на
висящих за окнами градусниках в попытках "правильно одеться", ибо к
метеосводкам доверие как-то потеряли.
награды за безрезультатный труд позволили себе выпить пива и съесть шашлык,
сидя за чистенькими голубыми столиками, расположенными на бульваре прямо в
тени раскидистых каштанов.
литровую кружку на добрую половину. - Родители Алены Гребневой ничего не
знают о соседе, который стригся в салоне у их дочери. Она им об этом не
рассказывала. Это раз.
тоже о таком клиенте не слышали. Это два.
означает, что такого клиента не было. Просто это не повод для обсуждения.
Подумаешь, клиент, проживающий где-то рядом. Алена небось и вспоминала-то о
нем только тогда, когда возле дома встречала. Мы с тобой отработали все
фамилии из журнала предварительной записи, но ведь часто бывает, что
записавшийся не приходит или на это время вообще никто не записывался, и
тогда мастера берут случайного клиента, который в этот момент заглянул в
салон. И фамилия его нигде не фиксируется. Это три.
признался, что стригся у Гребневой. Это четыре.
интересное, никто из них не сказал, что имеет привычку прогуливаться по
вечерам и иногда встречал Алену, когда та возвращалась домой. Складывается
впечатление, что этот свидетель куда-то испарился. То ли в отпуск уехал, то
ли в командировку, то ли в больницу попал. Это пять.
организации труда результата не дало, и мы с тобой провели полный
поквартирный обход, не успокоившись до тех пор, пока нам не открыли каждую
дверь. Мы убили на это дело три дня. И ничего. Слушай, а может, его вообще
нет, свидетеля этого? Может, мы с тобой как два идиота ловим черную кошку в
темной комнате, а кошки там никогда и не было, - предположил Зарубин. -
Хорошее пиво, пойду еще возьму. Тебе принести?
его слова. Как это - не было свидетеля? Не мог же жених Гребневой Алик его
выдумать. То есть мог, конечно, выдумать можно все, что угодно, но зачем?
Зачем ему врать? Какой смысл? Какая выгода?
Тоже в принципе могла. Но опять же - зачем? Допустим, этот мужчина, стоявший
в тени деревьев, был ее поклонником, ухаживал за ней, Алена не хотела, чтобы
об этом узнал Алик, поэтому и... Что? Да ничего! Могла просто сказать, что
это сосед. Зачем было наворачивать историю про клиента, который у нее
стригся? И потом, даже если это действительно не клиент, а ухажер, то почему
он не признался, что встречал Алену несколько раз по вечерам? Потому что
женат и жена стояла рядом, когда оперативники задавали свои вопросы. Нет,
тоже не получается, его же не спрашивали, ухаживал ли он за Аленой, его
спрашивали, не имеет ли он обыкновения гулять перед сном и не встречал ли во