частную психиатрическую клинику, всего в нескольких километрах от дома
Рязанцева.
котенку, который застыл у него на плече и смотрел на рыбок, плавающих в
мониторе компьютера, - немного литературно, однако почему нет? В
каком-то старом английском романе сумасшедшая жена тайно жила в доме и
бегала ночами, пытаясь кого-нибудь убить. Ты не помнишь, как называется
роман?
нацелилась на движущуюся рыбку в мониторе компьютера.
***
мимо быстрым шагом, низко опустив голову и стараясь не слушать громкий
шепот:
?Аргументах?...
с дребезжащей консервной банкой лифта и матерными надписями на грязных
стенах. В этом было нечто бодрящее, ностальгическое. Очень давно не
бывал он в таких московских подъездах, оказывается, иногда это полезно.
что американец уже убрался восвояси и не придется с ним объясняться
из-за сорванного ужина.
ее наверняка отыскал Ловуд, он славился своей феноменальной жадностью,
даже когда платил не из собственного кармана, а из казенного. Прихожая
показалась Евгению Николаевичу отличным фоном для фильма ужасов.
какой-то мерзкий сладковатый привкус. В самом деле, не по чину и не по
летам ему, Рязанцеву, самолично заезжать за американской соплячкой. Что
он сейчас о нем думает этот хитрый Стивен Ловуд, приятель покойного
Томаса Бриттена? Наверняка ведь знает, сукин сын, все подробности о
проклятом любовном треугольнике.
которую надо было срочно заполнить каким-нибудь легким разговором. Вика
потрясающе справлялась с подобными задачами. Рязанцев стоял и не знал,
что сказать. Спросить, где мисс Григ, глупо. Объяснять, что не прислал
шофера, решил заехать сам, поскольку обедал в ресторане ?Оноре? в пяти
минутах езды, еще глупей. С какой стати он должен оправдываться перед
кем бы то ни было?
носки своих ботинок, не приглашал его зайти в комнату, наверное потому,
что не чувствовал себя здесь хозяином. К счастью, это взаимное неловкое
молчание продолжалось всего несколько минут.
цветочный. Потом в дверном проеме возник темный силуэт. Узкие брючки,
легкий клеш от колена, тонкие руки, высокая хрупкая шея, слегка
оттопыренные уши. Она была похожа на мальчика-подростка. Ей нельзя было
дать больше восемнадцати. Впрочем, приглядевшись, он увидел, что,
конечно, уже давно не восемнадцать. Просто в чертах лица, в силуэте, в
угловатой худобе, бледности, в короткой стрижке и трогательно
оттопыренных ушках было нечто детское. Ему всегда нравился такой тип, но
нравился абстрактно, на расстоянии.
эту не будут. Эта цветочек скромный, хрупкий и приветливый. Ей не надо
завоевывать Москву, как когда-то Вике. Она никогда не была
провинциальной Золушкой в чужих туфлях и перелицованном платье. Она
родилась в Нью-Йорке и закончила Гарвард. Ей неинтересно завоевывать
мужчин. У нее есть какой-нибудь постоянный бой-френд, веселый,
спортивный, некурящий. Она не хищница, как Вика. Она интеллектуалка,
нежадная, слегка пресная, но чистая и свежая. А Вика была бестия.
немного напоминает дохлую рыбу. Известно, что самые тонкие, самые
соблазнительные ароматы содержат в себе непременные компоненты вони -
барсучью мочу, аммиак и нафталин.
порядке, рядом со мной теперь будет милая скромная американочка. Нет,
никаких романов, никаких страстей, в эти игры я больше не играю. Ты
накормила меня ими досыта. Остались тоска, тошнота и изжога. Никогда
никому я не дам манипулировать собой, - мысленно обратился он к Вике,
пожимая тонкие пальцы Мери Григ и глядя в ее спокойные ясные глаза, - я
большой, все остальные маленькие. Кто я и кто они?"
***
котенка за шкирку на полпути к монитору, - я имею в виду роман Шарлотты
Бронте ?Джен Эйр?. Классика, между прочим. Там сумасшедшая жена в конце
концов подожгла дом и сделала своего мужа инвалидом. Могла Галина
Дмитриевна выбраться из больницы, раздобыть пистолет, ключи от квартиры
Кравцовой и убить? Теоретически это почти невероятно. А практически
случается всякое. Душевнобольные люди бывают очень хитрыми и ловкими.
Ну, давай-ка узнаем точный адрес этой клиники на всякий случай.
мелким строчкам и вдруг застыл. Котенок вырвался и вскочил на монитор.
Наверное, там когда-то вымерла деревня от эпидемии черной язвы, просто
так подобные жуткие названия не возникают. Может, Машка опасается, что
этот человек все еще шныряет где-то поблизости? Какой-нибудь электрик,
сантехник, работавший в лесной школе. Зачем ей срочно понадобились
фотороботы? Что она предпримет, если встретит его и узнает?
Евгеньевич встал, прошелся по комнате, закурил. Одно с другим никак не
связывалось. Все путалось в голове. Сосредоточиться мешала паника,
животный страх за свое дитя. Если бы все это касалось кого-то другого,
не Маши, он бы, вероятно, соображал значительно лучше.
какую-либо опасность, - рассуждал он, обращаясь к котенку. - Вряд ли
Галина Дмитриевна убийца, если только никто ей не помог выбраться,
достать пистолет и так далее. А уж сентиментальный дамский роман начала
девятнадцатого века здесь совершенно ни при чем.
Бронте у него никогда не было и быть не могло, ни в подлиннике, ни в
русском переводе. Маша проходила роман ?Джен Эйр? в колледже, когда
изучала английскую литературу начала девятнадцатого века, брала в
библиотеке и читала через силу, с отвращением, то и дело повторяя:
жестокая. Герои делятся на плохих и хороших исключительно по одному
признаку: как они относятся к главной героине, которая, разумеется,
альтер эго авторши. Самостоятельно ни один из персонажей не существует.
Каждый, кто ее обидел и кто ей мешает, должен платить унижением,
разорением, смертью. Мужчины, если в них есть хоть что-то мужское,
обязаны в нее влюбляться и страдать. Женщины, если они не старухи и не
уродины, непременно дуры. Даже маленькая сирота Адель дурочка и
пустышка, только потому, что хорошенькая. Вот откуда пошли телесериалы и
все эти мыльные монстры, положительные героини, сладкие скромницы с
потупленными лучистыми глазками и кровавым подсознанием.
классика. Все думают, там великая любовь, на самом деле там звериный
эгоизм, желание подчинить, раздавить, размазать по стенке, а потом,
заливаясь крокодильими слезами, собрать в горсточку, сложить в уголок и
знать, что теперь-то уж он, миленький, никуда не денется.
случилась неприятная история, о которой много говорили и которую долго
потом не могли забыть.
которую все жалели, была романтически влюблена в преподавателя, писала
ему записки, караулила у дома, звонила и говорила какие-то вкрадчивые
гадости его жене, а потом, когда преподаватель попытался с ней
объясниться, попросил оставить его в покое, обвинила беднягу в
сексуальных домогательствах и попытке изнасилования. Доказать скромнице
ничего не удалось, но преподавателю пришлось уволиться.
преподавателями. Маша в этом не участвовала. Если при ней начинали
спорить, кто прав, кто виноват, отмалчивалась. Зато накинулась на
несчастную героиню Шарлотты Бронте.
давать жесткие оценки людям, всегда умела сдерживаться даже в самых
неприятных жизненных ситуациях, но если речь заходила о книгах, о
фильмах, о выдуманных героях, выплескивала наружу целую бурю эмоций.
поступки и просчитывать мотивы чужих, безразличных ему людей, если
Володихин Дмитрий
Пехов Алексей
Посняков Андрей
Маккарти Кормак
Посняков Андрей
Посняков Андрей