делать не собираюсь. К сожалению, мы не можем найти общего языка.
Тучков принес шприц, Цыганов - жгут, встали в ожидании, с бесстрастными
лицами. Кастрат вжался в стену, завертел головой.
- Садисты! Не посмеете!.. Какая дикость!
- Не дергайся, - Головеров взял у Князя шприц. - К вечеру попросишь сам, но
тогда не получишь.
Мужики схватили его за руки, вжали в стену. Цыганов перетянул руку жгутом,
заломил ее и подставил под укол. Пот у Кастрата напоминал запах негра -
терпко-мускусный, непривычный, отвратительный. Глеб нащупал вену, всадил
иглу - Кастрат завизжал, мелко затрясся.
- Не надо! Уберите шприц!! - закричал по-русски. - Буду отвечать!..
- Что он говорит? - по-английски спросил Глеб Тучкова.
- Говорит, отвечать будет, просит убрать шприц.
- Ес! Ес! - опомнился Кастрат. - Уберите!
- С кем ты связан в Европе? - не вынимая иглы, спросил Головеров. - Для
кого этот товар?
- Это не в Европу! В Россию!
- В Россию? Кому в Россию? В Государственную Думу?
- Нет!.. Я продаю оптом, господину Зарецкому!
- Кто он? Род занятий?
- Шоу-бизнес, ночные клубы, казино... Уберите иглу!
- С кем вели переговоры в гостинице? Кто эти люди? Откуда?
- Они не имеют отношения к наркотикам...
- Отвечай! - Глеб пошевелил шприцем.
- Не знаю откуда, - Кастрат поднял умоляющий взгляд. - Я всего лишь
посредник, мне не сказали...
- Имена, фамилии?
- Знаю одного, только одного! Абдель Кендир, из Ирана. Других только по
именам. Хафес, Омар, Мусет, Салавди...
- Чем они занимаются?
- Торговля нефтью.
- И международным терроризмом? Кастрат затряс головой:
- Не могу утверждать! Не знаю! Я посредник, свел людей, имеющих взаимный
интерес...
- А интерес - террор?
- Меня это не касается. Я занимаюсь бизнесом!
- И законотворчеством в парламенте?! - Глеб выдернул шприц, выпустил
струйку наркотика в лицо Кастрата, подождал, пока тот утрется. - Сейчас
повторишь все, что говорил, перед видеокамерой. И задержишь вылет своего
самолета!
- Надолго? Мне сегодня до десяти часов нужно вылететь...
- Вылетишь, когда я из тебя вытрясу все дерьмо! - крикнул ему Головеров. -
Иначе ты будешь этот героин жрать ложкой!
И стремительно вышел из комнаты, оставив там Тучкова и Цыганова. Спустился
на первый этаж, к туалету, и чуть не столкнулся с бабушкой-хранительницей.
Та отпрянула в сторону, прикрыла ладошкой открытый от страха и изумления
рот.
- Господи, что это с вами?
- Простите, - буркнул Глеб, - плохо себя чувствую, кажется, отравление...
В туалете он отмыл руки, сполоснул лицо, но ощущение гадливости все равно
оставалось. В жилой комнате музея все оставалось так, как в то время, когда
здесь жили реставраторы, раскладушки с грязными матрацами и одеялами, горы
пустых бутылок по углам, завалы консервных банок, какого-то тряпья, мусора,
мерзости человеческих отходов. Весь этот бардак сохраняли для маскировки,
однако сейчас он казался Глебу невыносимым, смердящим, как разлагающийся
труп. Хотелось навести порядок, отмыть, отчистить жилище либо уйти отсюда и
больше не возвращаться.
Он лег, закрыл глаза и дышал ртом, чтобы не чувствовать запаха, но уснуть
не мог даже после ночи бодрствования. Вспоминалась недавняя мирная жизнь в
московской квартире, бесшабашный покой, ласковые и прекрасные женщины,
которых он мысленно называл "мягкими игрушками", и незнакомая прежде
щемящая тоска по домашнему уюту и чистоте отзывалась физической болью
где-то за грудиной. Отрубин сидел в углу перед развернутым аппаратом
космической связи и шифровал информацию о Кастрате - близился сеанс связи.
То ли как медик, то ли как человек верующий, он относился ко всему
окружающему с невозмутимым спокойствием, воспринимая мир таким, какой он
есть, и, лежа на грязном одеяле, Глеб тихо завидовал ему, как раненый
завидует уцелевшему. Алеша не зря носил прозвище "Капеллан", и хотя не
совершал общих молебнов в своей "тройке", но зато ходил к
бабушкам-хранительницам и учил их молиться, читать Евангелие, петь псалмы.
Старые комсомолки почитали его, как священника, только рук не целовали, а
так и батюшкой звали, и в рот смотрели с благоговением...
Отрубин передал информацию - весь сеанс занял три секунды, зашифрованный
текст сообщения на две страницы улетел, как пуля. Пока он сортировал и
сжигал лишние бумажки, пришел ответ из Москвы, подписанный Сычом. Капеллан
сел за расшифровку, и в это время вошел Тучков.
- Глеб, этот упырь отказывается задержать вылет! - сообщил он с порога. -
Слышь, Глеб?
Головеров притворился спящим, не хотелось шевелиться, думать, возвращаться
мыслью к этой мерзкой твари - Кастрату...
- Тише, - оборвал его Отрубин. - Пусть спит...
- Ну что, снова его на игле держать? - зашептал Тучков. - Отошел, ожил,
гад... А из аэропорта сообщают, его самолет двигатели прогревает.
- Конечно, отпускать самолет с товаром нежелательно, - порассуждал
Капеллан. - Неизвестно, какие у пилотов инструкции, куда он полетит. Но не
встанешь же ты на полосе перед ним?.. Свяжусь с центом, пусть попробуют
перехватить. Кастрат все равно не полетел бы в одном самолете с товаром, не
такой дурак. Он хотел цинки с героином погрузить. А ждут товар в
каком-нибудь Урюпинске... Пусть летит!
- А что с упырем делать? Наглеет, сволочь!..
- Вколи ему дозу, - спокойно сказал Отрубин. - Потом мы с ним побеседуем...
Поднявший меч да от меча погибнет.
- Это Глеб так распорядился? - неуверенно спросил Тучков.
- Это я распорядился, - слегка надавил Капеллан. - Иди, не мешай.
Их голоса слышались будто бы в отдалении, как если бы они уходили, а
Головеров оставался на месте, безнадежно отставал и оказывался в
одиночестве. Жизнь продолжалась без него, сложный этот механизм, как
комбайн в поле, жал, молотил, веял, отделял солому от колосьев, зерна от
плевел и действовать мог без его участия.
- Глеб? - вдруг позвал Отрубин через некоторое время. - Да знаю, что не
спишь... Дело серьезное, что-то изменилось. К нам идет дед Мазай. Сыч
просит обеспечить безопасность. А мы с этим Кастратом можем все их
спецслужбы поднять на ноги. Все-таки исчез личный друг Диктатора...