тебя, и про себя могу сказать точно: мы туда вступали для карьеры.
- Правильно! Так же, как потом, опасаясь эту карьеру погубить, выбросили
партбилеты, - поддакнул Вредлинский. - Мы - поколение приспособленцев. Ты
имел в виду эту странность? Да все поколения россиян были приспособленцами.
И вообще все люди в мире приспособленцы, потому что им свойственно
стремиться к выживанию. Если бы человечество не смогло воспитать в себе эту
свою неотъемлемую черту, то оно давно бы выродилось и вымерло.
- Ну, это ты не прав! - возмутился Крикуха. - Если бы все только
приспосабливались к окружающей обстановке, а не стремились преобразовать
ее, мы бы все еще в пещерах жили.
- "Не надо прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под
нас", - пропел Вредлинский, которому было очень далеко до Макаревича. -
Возможно, это хороший лозунг для будущих поколений, но нам с тобой уже
поздно меняться. Нам надо прогибаться, как мы прогибались всю жизнь, чтобы
заработать себе хотя бы на место на Ваганьковском. О Новодевичьем,
наверное, можно и не мечтать.
- Вообще-то, - хмыкнул Крикуха, - этот лозунг, знаешь ли, можно по-всякому
понимать. Не любит мир, когда его под себя прогибают. Иногда распрямляется
- и так по морде заезжает! Так что я бы его и будущим поколениям не
рекомендовал.
- Ну хоть тут мы согласны! - порадовался Эмиль Владиславович. - И что,
Жорик, тебя так тянет на споры? Истину мы с тобой все равно не родим. И
даже если доберемся до этой самой истины, нам трудно будет ее сообщить. Нас
просто не захотят слушать.
- То-то и оно. Нам вообще не положено говорить нечто свое! - раздраженно
бросил Крикуха. - Мы пролетарии, Миля, наемные работники. Паша Манулов
подал идею, нашел под нее спонсоров, дали нам, старикам, немного
позабавиться, отснять полфильма, а теперь, видишь ли, отправили нас на
смотрины к прокатчикам. Чтоб там на все наши размышления поглядели трезвым
коммерческим взором. И сказали: вот это у нас в Америке и Европе должно
выглядеть так! А то, что сняли вы, у нас не поймут. И мы, как ты правильно
подметил, гнусные приспособленцы, скажем: есть! Хрен с ним, что от наших
замыслов ничего не останется, но зато бабки от проката мы получим...
- А разве этого мало? - осклабился Вредлинский. - Господин Баринов
утверждает, будто есть шанс получить несколько больше, чем мы заработали за
всю предыдущую жизнь, как говорится, в сопоставимых ценах.
- Вообще-то, - Крикуха резко понизил голос, - сомнительный какой-то тип
этот профессор. Я, понимаешь ли, знаю многих ученых и даже академиков,
которые солидными институтами заведуют. Так вот, они сами спонсоров ищут
днем с огнем, а не рвутся киношникам деньги предлагать... Ты хоть
интересовался, что это за ЦТМО такое?
- Жорик, это Центр трансцедентных методов обучения. Они разрабатывают
обучающие программы по специальным методикам, которые позволяют в считанные
месяцы овладеть иностранным языком, математикой, программированием и так
далее. У них огромная клиентура по всему миру, и они зарабатывают бешеные
деньги.
- Ладно, - все тем же полушепотом продолжал Георгий Петрович, - допустим,
это все так. Баринов действительно хотя бы внешне на профессора похож. А
Казанков Александр Петрович? Или Ларев Владимир Васильевич? У последнего,
извини меня, на пальцах написано "ВОВА", а у первого шрам на морде, не то
от ножа, не то от бритвы.
- Ты ведь их уже не первый раз видишь, Жорик, - усмехнулся Вредлинский. - И
когда они нам деньги переводили, ты не задавал таких вопросов. Между
прочим, ты даже зубы себе вставил за их счет. Что это тебя подозрительность
только здесь, в самолете, одолела?
- Не знаю... - помотал головой Крикуха. - Втравили вы меня с Пашкой в
авантюру - вот что я чувствую. Бандитов каких-то в спонсоры пригласили...,
- Ну вот, ты еще скажи, что госпожа Фомина Светлана Петровна - бандитка!
Милейшая девушка... Содержит сеть булочных и пиццерий в одном областном
центре, но постоянно прописана в Москве. И муженек у нее москвич, весьма
интеллигентный. Историк, гуманитарный университет окончил, мне с ним весьма
интересно было беседовать. А у Казанкова, если хочешь знать, абсолютно
неломброзианский тип лица. Это мне Вадим сказал. Такой человек не может
быть преступником. От шрама на морде, увы, в нашу эпоху никто не
застрахован. Он владелец сети автосалонов и авторынков, ресторанов и
магазинов. Весьма солидный коммерсант. У него очень симпатичная жена,
этакая милая толстушка-говорушка Ниночка. Ну а Ларев - это по сути дела наш
будущий хозяин. Его жена владеет на острове Хайди крокодильей фермой...
- Приятно слышать, - заметил Крикуха. - Может, нас туда в качестве корма
пригласили?
- Таких костлявых? - весело хихикнул Вредлинский. - Да ты что! Пожалеют
крокодилов, они же. нами подавятся! А вообще-то, как мне объяснял Баринов,
у них там солидная вилла, которая находится довольно далеко от крокодилов,
за холмом, на берегу некой уютной бухты, где есть пляж и масса возможностей
для культурного отдыха. Хочешь искупать старые кости в морской водице -
будет сделано. Соберешься половить рыбку а-ля Эрнест Хемингуэй -
пожалуйста.
- М-да-а... - рассеянно протянул Крикуха. - Хемингуэй - это да. Вот с кем я
бы сейчас пообщался! Кумир молодости. "Прощай, оружие!" Именно он внушил
нам мысль, что мир важнее победы. Мне, по крайней мере.
- Не помню, - вздохнул Вредлинский, - насчет войны, оружия и прочего, но
вот сюда, на теплое море, мне захотелось после прочтения Хемингуэя.
- Теплое-то оно теплое, - Георгий Петрович почесал щеку, на которой,
несмотря на недавнее бритье, уже пробивалась седая щетинка, - только вот
там акулы водятся, говорят... Очень бы не хотелось на старости лет руку или
ногу потерять... "Последний дюйм" помнишь? Тоже ведь открытие было!
- Да, - вздохнул Вредлинский, - одна песня чего стоила! "Тя-же-лым ба-сом
гремит фуга-ас..."
- "...Поднялся фонтан огня-а!" - подпел Крикуха, а затем они хоть и
вполголоса, но дружно допели куплет из любимой песни своей молодости:
А Боб Кенн Вуди пустился в пля-ас:
"Какое мне дело до всех до ва-ас, А ва-а-ам до ме-ня-а?!"
- Вот оно, главное! - оборвав пение, произнес Георгий Петрович. -
Индивидуализм! Он все погубил. И все человечество когда-нибудь погубит
именно он. В этой песне мы увидели другой взгляд на войну, да и на жизнь
вообще. Нас-то чему учили? На каких примерах? На примерах Гастелло,
Матросова, на суворовском "сам погибай, а товарища выручай". И мы в общем и
целом этих принципов придерживались. По крайней мере, в детстве четко
знали, что друзей не выдают. И, в общем, были морально готовы умереть, но
победить. А тут несколькими строчками нам объяснили: на войне главное -
выжить. И вообще в жизни главное - выживать, хотя смерть все равно
неизбежна. А раз выживать, то приспосабливаться, и тут уж моральные
принципы ни гроша не стоят. Соглашаться с тем, что тебе навязывает более
сильный или облеченный властью, предавать друзей, если это мешает
карьере... Ну и, конечно, не лезть в драку за свои убеждения. Тем более что
и убеждений каких-либо при таком подходе не остается.
- Жорик, - усмехнулся Вредлинский, - ты никак пожалел, что нам не удалось
коммунизм построить? Притом, что этот самый коммунизм попросту сожрал
твоего отца. Между прочим, врача НКВД, человека, верно служившего режиму.
- Да, пожалел! - с вызовом ответил Крикуха. - Насчет отца - это другое.
Мне, между прочим, аж до пятидесятых годов врали, будто он на фронте погиб,
хотя его расстреляли через год после того, как я родился. Но кто-то из его
друзей тогда, когда все чекисты на волоске висели, все-таки не побоялся
вмешаться, и нас с мамой не посадили и никуда не выслали, да и вообще
оставили в покое. Хотя, казалось бы, какое ему было до нас дело? Мы даже
имени этого заступника не знаем по ею пору! Но он, не сомневаюсь в этом,
был настоящим, убежденным коммунистом.
- Но отца-то все же расстреляли, - заметил Вредлинский. - И пулю в него
послал - можешь не сомневаться! - человек с партбилетом в гимнастерке.
- Да, для меня было жутким ударом узнать, что отец расстрелян. Тем более,
как говорится, "за связь с Ягодой" - это и реабилитации не подлежало. Но
коммунизм в этом не виноват. Если осуждать коммунизм за репрессии - их
жертвами, кстати, стали в первую голову сами коммунисты! - и признать эти