Чтение 73–й страницы книги ~Сто полей~

ему я или ты нужны? Нынче во дворце заведено проводить ночь за занавесью с
белыми глициниями, вот он и хочет показать, что такой же, как все...

Надо сказать, что девица просто не хотела говорить Даттаму правды:
Харсома к ней ходил не только блудить, но и получать те самые сведения,
которые девица не сообщала правительству.

Через день пришел Харсома. Девица, однако, спрятала Даттама в резной
ларь и говорит:

- Лежи смирно, что бы над тобой ни делалось.

Вот они с Харсомой кормят друг друга "рисовыми пальчиками", как вдруг
прибегает маленькая девочка:

- Ой, тетя Висса! Там у соседнего колодца схватили этого, который к
тебе захаживал... Даттама...

- Ой, - говорит девица Харсоме, - что же делать?

А Харсома побледнел и спросил:

- Какая стража? Желтая или со шнурами?

Девочка говорит:

- Со шнурами, как у вашего дяди...

Харсома кинул девочке монетку, та ушла. А Харсома сел на ларь и,
улыбаясь, стал качать светильник так, что масло капало сквозь резные щели.

- Все в порядке, - сказал Харсома. - Дядя мне обещал: раз колдун,
значит, убьют при попытке к бегству.

Помолчал и добавил:

- Так я и знал, что попадется. Вот ведь - книжники! Механизмы делать
умеют, а как до дела: еще не пошел, а уже споткнулся. И Арфарра такой же.
И такие-то умники советовали Иршахчану!

Тут, однако, девица расстелила шелковый матрасик, забралась за полог
с глициниями, и им с Харсомой стало не до разговоров. Когда Харсома ушел,
девица вынула Даттама из ларя и говорит:

- Ну, как ты себя чувствуешь?

- Да, - сказал Даттам. - Мне Арфарра рассказывал про истинное
познание: исчезают слои и пелены, пропадают опоры и матицы, остаешься ты
один на один с Великим Светом... Вот я, кажется, понял, что значит, без
опоры, без матицы, один на один с Великим Светом.

Свесил голову и добавил:

- И умирать не хочется, и жить тошно...

- Да за что ж ты ему так опасен? - полюбопытствовала девица.

Даттам промолчал, а сам вспомнил документы, которые подделывал по
просьбе Харсомы. Да еще Даттам мог показать, что это Харсома свел его с
богачом Арраветом...

Утром Даттам встал: девица укладывает узлы, на столе - палочки для
гадания, рядом в черненой плошке - бульон с желтыми глазками.

- Поешь на дорожку, - говорит девица.

- Это из чего сварено? - говорит Даттам.

- Это, - говорит девица, - меня мать учила, как человека хитрым
сделать.

Даттам пригляделся: а в одном из глазков свернулся каштановый
волосок, совсем как у Харсомы.

А девица продолжала:

- Мне сегодня ночью Золотой Государь приснился. Говорит: брось все и
иди с Даттамом в Иниссу, в деревню к бабке. Суп - супом, а без подорожной
и один ты у третьей заставы сгинешь.

Даттам доел суп, посмотрел на нее и подумал:

"Верно, Харсома - большое дерево, что ты не хочешь стоять под ним во
время грозы."

До Иниссы дошли через месяц. Была весна: ночи усыпаны звездами, земля
- цветами. Ручьи шелестят, деревья в зеленом пуху, плещутся в небе реки.
Крестьяне пляшут у костров, ставят алтари государю и селу, и восходит
колос, как храм, отстроенный с каждой весной.

У Даттама сердце обросло кожурой, он научился обманывать людей -
особенно крестьян. Про крестьян он думал так: царство мертвых, еда для
чиновников. За сколько времени постигнешь книгу - это зависит от тебя, а
за сколько дней созреет зерно - от тебя не зависит. Механизм можно
улучшить, а строение зерна неизменно, как планировка управ. Вот крестьянин
и привыкает быть как зерно, разве что портится от голода и порой пишет
доносы небесным чиновникам, именуя их молитвами.

Даттам пожил в Иниссе неделю, семья девицы к нему пригляделась:

- Ну что ж, работящий, дюжий. Кто возьмет в жены "сорванную веточку",
как не тот, у кого и пест сломался, и ступка исчезла...

На восьмой день девица с Даттамом работали в саду, обирали с персика
лишние цветки, чтоб плоды были крупнее: он на земле, а она - на дереве.
Девица говорит:

- В третьем правом доме сын умер, - если хочешь, они тебя сыном
запишут.

Даттам усмехнулся и сказал:

- Чиновником я быть не могу, а крестьянином - не хочу.

- Если это из-за меня, - говорит девица, - так у меня сестренка есть,
непорченная.

- Нет, - говорит Даттам, - это из-за меня.

- Ну что ж, - говорит девица, а сама плачет, - отшельники тоже мудрые
люди.

- В отшельники, - говорит Даттам, - уходят те, кто танцевать не
умеет, а говорит - пол кривой.

Тут девушка рассердилась.

- Ах ты, умник! Я вот стою на дереве, хоть и на нижней ветке, а ты у
корней. Если ты такой умник, смани меня вниз.

Даттам сел на землю и говорит:

- Вниз я тебя заманить не могу, а вверх - пожалуй, попробую.

Девушка слезла, подбоченилась и говорит:

- Ну, попробуй!

А Даттам смеется:

- Вот я тебя вниз и заманил, чего тебе еще надо.

- Да, - вздохнула девушка, - накормила я тебя на свою беду, стал ты
как Харсома... И куда ж ты пойдешь?

- В Варнарайн, - говорит Даттам, - в родной цех. А там - посмотрим.

ПОВЕСТЬ О ЗОЛОТОМ ГОСУДАРЕ. ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Летом в Варнарайне появилось много небесных кузнецов. Ходили по
деревням - махнет рукавом и вспашет за крестьянина поле, или ребенка
вылечит. Бывало также: распадется казенный амбар, зерно исчезнет, - глядь,
а оно уже в крестьянских закромах. Противозаконного, однако, не говорили,
толковали амбары так: всякий человек имеет право на произведенное его
трудом, и возникает все из труда, и отнимать труд не позволено никому.
Власти же ныне кормятся не трудом, а насилием, ловят рыбу сплошною сетью,
едят ворованное, носят краденое, перелили печати на половники. А народ -
как зерно на молотильном камне.

Экзарх Варнарайна пребывал в столице, араван - тоже, наместник
предпочитал ничего не делать, мол, лежа в постели, не споткнешься.
Смеялся:

- Мало ли какой вздор проповедуют? Горячей водой дом не сжечь.

Летом стало совсем плохо: древний ясень на горной дороге стал сохнуть
второй половиной, на сосне вырос дынный плод, в горах выпал синий град, а
в заводи Козий-Гребень изловили человека с крысиным лицом. Многие смеются,
когда ответственность за такие вещи возлагают на власти, я же скажу так:
если власти блюдут церемонии и вовремя прочищают каналы, то откуда быть
неурожаю? Если при недостатке привезут зерно из других областей и не
разворуют, а раздадут, как и положено - то откуда взяться голоду?

Наместник так бы и продолжал бездействовать, но осенью у него
заболела пятилетняя дочь. Когда все усилия врачей изошли пустоцветами, тот
в отчаянии позвал Рехетту.

- Ежели ты колдун, сделай так, чтоб она выздоровела.

Рехетта сказал:

- Ежели ты в течение десяти дней извергнешь обратно награбленное и
принесешь покаяние государю и небу - девочка выздоровеет.

Через десять дней девочка умерла. Наместник приказал доставить к нему
Рехетту и стал кричать:

- Это ты ее убил!

- Напротив, - отвечал пророк. - Дерево не отнимает тени даже у тех,
кто пришел его срубить. Мереник продлил жизнь ребенка на десять дней, чтоб
ты покаялся в ереси алчности. Ты, однако, предпочел расстаться с ребенком,
а не с награбленным.

Наместник, приводя в смущении присутствующих при сей сцене
чиновников, стал кататься в отчаянии по полу, а потом набросился на
пророка с плеткой.

Секретарь Хариз стал подыскивать причину для ареста пророка:

- Арестуешь, как колдуна - засмеют. Арестуешь, как бунтовщика, так
интриганы при дворе скажут: "В целое яйцо муха не залетит, довольный народ
без повода не бунтует".

Нашли в цехе недостачу и посадили по ложному обвинению.

Теперь мы расскажем о человеке по имени Бажар.

Когда Падашна стал экзархом и наместником Варнарайна, Левый Орх так
рассердился, что размыл Медвежью Дамбу. Новый наместник первым делом
согнал людей на ее починку. Дамбу сооружали местные крестьяне и сосланные
государственные преступники. Чиновники речного бога, то бишь малярия и
лихорадка, трепали людей, воспротивившихся воле Левого Орха, а чиновники
бога земного разворовали припасы и заполнили ведомости ложными цифрами.