и медлить. Отдохнул! Надо плыть в Орду. Немедленно. Теперь. В конце
концов, это даже и опасно, что в Костроме стоят великокняжеские войска.
Дмитрий не подумает - подскажут бояре. Семен улыбнулся. Сколько раз он
уходил от смерти и плена! Такова жизнь. И снова оказывался в седле. Снова
сорил серебром, снова кланялись подобострастно, снова ехал на коне во
главе гордой дружины по тому же Владимиру, предводительствовал в княжеских
ловитвах... Нынче огрузнел. Подходит старость. Как обидно коротка жизнь!
смущало, как забытое нужное дело. Что-то вплелось нехорошее в этот
беспечно-радостный день... Да, что же? Синий простор... Белый последний
лед... Ах, да! Лодьи! Надо послать узнать, кто это прибыл! Он ударил в
серебряный диск у дверей. Вбежал ордынец, преданно глядя в глаза. Слуг он
умел подбирать! Скажи этому - в огонь, - кинется, не вздохнет!
Он знает!
прошедший сотни рук, не раз оплаченный кровью, прежде чем он попал от
последнего хозяина, хитрого хорезмийца, к Семену, - который для них с
Андреем был условным знаком. Если Семен посылал князю свой перстень,
значит, дело было самое важное. Значит, Андрей, бросая все, должен скакать
к Семену.
взял в руки дорогую индийскую раковину, приложил к уху, отбросил. Ощущение
беды не проходило, однако. Семен подумал, хлопнул в ладони - лень было
тянуться за бронзовой колотушкой - и вдруг поднялся и сел. <Вызвать
дворского!> - сложилось в уме. Предчувствия никогда не обманывали его до
сих пор. И он просто разленился им верить. Слишком много успехов было за
эти годы, слишком много! Он всегда недооценивал Дмитрия. Всегда. Так и с
Ногаем: почему не предвидел раньше?
Бабьей прислуги при себе Семен не любил и не держал. Даже и любовь он
предпочитал без них. Любовь воина к воину, когда мужское дыхание у костра,
и степь, и пахучий емшан. В любви тоже чувствовать силу, силу мальчика,
силу мужа, вкус плоти, и бешеную удаль летящих коней, и томительный
горловой напев...
Кони глухо топотали за оградой. Где-то внизу хлопнула дверь, кто-то
закричал, что-то покатилось со звоном, и тотчас топот многих ног наполнил
хоромы. Он сорвал со стены дорогой кубачинский клинок, кинулся к окну,
потом к выходу на гульбище. Бежать было поздно. Семен бросил клинок на
тахту и скрестил руки. И тотчас с хрястом растворилась дверь, и в покой
полезли с саблями наголо. Семен усмехнулся презрительно. Ратные,
помявшись, вбросили сабли в ножны. Вошли двое переяславских бояр, не
известных ему по именам, которых он как-то прежде встречал во Владимире.
Впрочем, одного из них, кажется, звали тогда Феофаном...
Боярин кивнул, ратник поднял клинок, подержал, жалея выпустить из рук, и
повесил на стену.
амхарских и румийских булатов, клинков из Мавераннахра и тонкой работы
кубачинских мастеров, - жаль того, что все эти бесценные сокровища
расхватают не ведающие ни толка, ни дела невежды, не будут знать потом,
что и откуда, не будут беречь и ценить, как берег и ценил их он сам. Он
усмехнулся этой мысли. Феофан, заметив усмешку Семена и превратно
истолковав ее, недовольно вскинул бровь.
Прокашлявшись, Феофан начал было речь, но Семен перебил его.
заорал:
сейчас кинутся на него или опрометью выбегут из покоя.
сабли. Тут вдруг вмешался второй боярин:
владимирского и сейчас дашь ответ в делах своих и помышлениях противу
князя Дмитрия, и о чем ты в Орде воровские тайные речи вел опять, и с кем,
и на что наводил брата великого князя Дмитрия, городецкого князя Андрея.
Феофан кивнул, ратные, теснясь, вышли из покоя.
после избавиться и от убийц тоже.
служба наша не пропадет!
холодно прикидывал теперь: вот он поступит так, они - так... Вдруг ему
стало ясно, что ведь это конец. Эти смешные чванные переяславцы прибыли, в
общем, с единою целью - убить его, Семена. И от этой мысли в нем родилось
великое презрение к этим тупым исполнителям. Значит, он говорил с
палачами! Но с палачами не говорят...
плечами. Он так и не встал и сидел, откинувшись на тахту, перебирая пышные
кисти пояса.
невмочь! Встречал Гаврилу в Орде...
сейчас изменить князю Дмитрию и перейти на службу к моему князю?
Семен кивнул на Онтона. - Коромола, насколько я понимаю, измена своему
князю. Ты же велишь мне поведать о делах моего князя в Орде. Коромолой с
моей стороны как раз и будет, ежели я выдам вам тайны господина моего.
Андрей братья. Их брани они меж собой ведают. И я, Феофан, служу своему
господину ото всего сердца. Заметь, так же, как и ты своему!
а тут противу князя великого! Мало ты наводил татар на русскую землю?
тишины.
князь мнит, что кровь моя не ляжет между великим князем и Андреем? Или у
наших господ нет голов на плечах, или не они решают дела княжеские? Да, я
служил князю Андрею и водил рати. Я воевода, Феофан, и был воеводой еще у
великого князя Василия. Ты, верно, забыл это? А ныне рать татарскую на
Новгород вели переяславские воеводы, и как знать, Феофан, не спросят ли
тебя когда-нибудь, как смел ты сам послушать господина своего? Ваше дело
суетно, други, и служба эта вам может оказаться не в честь! Почто не
приехал мой знакомец, Гаврило Олексич, ни сына своего не послал?
не мог не согласиться, что Гаврило вел себя подозрительно.
твои дела миру тому помеха. <Мужа кровей и льстива гнушается Господь!>
Скажи истину: кто снова мутит в Орде и с кем совет ведет, какие у вас
промеж себя тайности, и кто из князей ли, воевод ордынских против хана
Ногая замышляет, и с кем из князей мыслишь ты опять пойти на Русь?
чтобы ты оставил господам господское и не мешался в их княжеские дела!
схватили. Он рванулся бешено, оскалив зубы. В лицо Феофану:
отняла силы. Он мог бы сейчас закричать, взвыть, а этого он не хотел.
Будут пытать! В голове еще лихорадочно складывалось: кто и что может
сделать, кто вмешаться... Захарий Зерно! Вот кого! Хрипло он потребовал в
понятые Захарию. Феофан, сощурясь, покачал головой:
и заставы загорожены, и никто не поможет тебе. Говори!
Свержин Владимир
Махров Алексей
Березин Федор
Конан-Дойль Артур
Якубенко Николай
Роллинс Джеймс