возникает из этого пропорционального смешения , называется красотой". "Это -
широкое и общее значение красоты, в каковом значении с ним сообщается слово
"гармония", откуда и говорится, что бог составил весь мир музыкальным и
гармоническим сочетанием" (там же, 495). Такая красота может быть лишь у ви
димых вещей, потому что бог прост. Но в каком же смысле, спрашивает Пико,
говорят о красоте идей, которые невидимы? Они невидимы внешним зрением,
говорит он, но существует еще второе, нетелесное зрение, и телесное зрение
лишь образ этого последнего. Это
познанием"; им постигается умопостигаемая красота, красота идей.
необходимостью быть и две любви, низменная и небесная, ввиду того, что один
стремится к обычной и чувственной красоте, а другой - к умопостигаемой" (там
же, 498). "Небесная Венера" - не су бъективная способность души или ума;
"красота есть причина любви не как производящее начало того действия, каким
является любовь, а как объект" (там же, 499).
поэтому в нем рождается любовь к умопостигаемой красоте, так от ангельского
ума нисходят в разумную душу те же самые идеи, которые настолько же менее
совершенны, чем те, которые сущ ествуют в ангельском уме, насколько душа и
разумная природа менее совершенны, чем ангел и умопостигаемая природа".
некоторых более совершенных людей приводит к тому, что они "вспоминают о
некоей совершенной красоте, которую их душа уже видела до того, как была
погружена в тело; и тогда в них поднимается невероятное желание вновь
увидеть ее, и для того, чтобы достичь этой цели, они отступают, насколько
только могут, от тела, таким образом, что их душа приобретает свое
первоначальное достоинство, сделавшись во всем владычицей тела и ни в чем
ему не подчи няясь... Потом от этой любви, возрастая от совершенства к
совершенству, человек достигает и такой ступени, что, соединяя свою душу во
всем с умной природой и из человека сделавшись ангелом, весь воспламенившись
этой ангельской любовью, - как материя, вос пламененная огнем и
превратившаяся в пламя, возвышается до самой высшей части, - так и он,
очистившись от всей грязи земного тела и превратившись благодаря любовной
силе в духовное пламя, воспаряя даже до умопостигаемого неба, счастливо
упокоивается в ру ках первого Отца" (там же, 521, 526).
сказать о тех его суждениях, которые уже явно, да и то, впрочем, далеко не
везде, свидетельствуют о свободомыслии философа, причем свободомыслие это,
вероятно, и было причиной прич исления его к гуманистам, хотя гуманизм Пико
совсем не так уж прозрачен. Может быть, является некоторым косвенным
доказательством его выхода за пределы неоплатонизма то, что ему принадлежит
опубликованный Фанелли поэтический отрывок "Мирная жизнь" (см. 1 41, 223 -
231). Здесь рисуются весьма скромные потребности обыкновенного человека,
который владеет всем, чем он хочет владеть, а именно своим собственным
хозяйством (рыбы, птицы, и т.д.). Этот стихотворный фрагмент (102 строки) в
идиллическом жанре особо интересен ввиду того, что Пико уничтожил почти все
свои поэтические произведения.
нас выше.
Пико больше всего отличается от Фичино, является предметом его специального
трактата "О достоинстве человека".
четвертый, и последний, мир после поднебесного, небесного и подлунного, есть
максимальный синтез всех областей бытия, не свойственный никакому из других
трех миров. Счастье человека в
только божеству. "Счастье я определяю так: возвращение всякой вещи к своему
началу. Счастье есть высшее благо, а высшее благо есть то, чего все желают,
есть само по себе начало всего" ( цит. по: 17, 132). Пико указывает три
этапа восхождения к высшему благу: очищение от страстей при помощи этики,
совершенствование разума диалектикой и философией природы и познание
божественного при помощи теологии. Л.М.Брагина прямо устанавливает сходст во
морали Пико с традиционным католическим учением и даже с уставами монашеских
орденов (см. там же, 135). Тем не менее - и это совершенно правильно -
Л.М.Брагина констатирует, что Пико мыслит человека в виде существа разумного
и свободного, ибо все чело веческие совершенства образуются только на путях
свободомыслия, а теология только тем и отличается от прочих наук, что
обнимает все науки, являясь наукой более высокой и более точной.
самого себя. Чтобы не запутаться в трех соснах, напомним: согласно
христианскому вероучению, бог создал человека по своему образу и подобию, но
бог - существо никем не созданное; сл едовательно, созданный человек тоже
должен создать самого себя, т.е. свободно и без всякого принуждения
утвердить себя в боге, в вечности. Пико пишет, что творец, ставя человека в
центре мира, возгласил: "Не даем мы тебе, о Адам, ни определенного места,
обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему
решению. Ты, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по
своему решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я ставлю тебя в
центре мира, чтобы оттуда тебе было удобнее обозревать все, что есть в мире"
(цит. по: 17, 130). Таким образом, формально Пико ровно ничем не отличается
от христианской ортодоксии. Однако в период восходящего индивидуа лизма
подобного рода рассуждения Пико могли служить только прогрессу
свободомыслия, и ничему другому. Созерцательно-самодовлеющая и бескорыстная,
ни в чем не заинтересованная эстетическая предметность Фичино получала у
Пико активно-личностное обоснование .
либерально-буржуазных предрассудков, которые еще и теперь затемняют
подлинный смысл этого творчества. Особенно вредит пониманию Валлы его
обычная квалификация как гуманиста, поскольк у в истории не существует
термина более затасканного и более расплывчатого, чем "гуманизм". Если под
гуманизмом понимать прогрессивное развитие цельного человека, то в трактате
Валлы "О наслаждении" меньше всего имеется в виду цельный человек, но
имеется в виду проповедь разнузданных и никем не сдерживаемых наслаждений,
которые трудно отнести к цельному человеку, а скорее только к одному из его
моментов, да и то едва ли прогрессивных. Что прогрессивного в разнузданных
наслаждениях? Под гуманизмом часто
основе преодоления средневековых традиций проповедью чисто мирских идеалов
всесторонне развитого человека. Но такая характеристика тоже не подходит к
Валле, потому что в упомянутом трактате весьма убежденно проводятся, и
притом с большим красноречием и теплотой, типично средневековые христианские
теории райского блаженства. Вся эта путаница резко разделяет исследователей
Валлы на несколько групп, вполне противоречащих одна другой
наслаждении" проповедует учение, которое в трактате приписано античным
эпикурейцам и которое там дано в виде проповеди самого разнузданного и
безудержного физического наслаждения. К этому о бычно присоединяется
односторонний взгляд на европейский Ренессанс как на переход от
средневековой ортодоксии к теории светского прогресса и мирских
удовольствий. Но если мы уже раньше убедились в том, что подобный взгляд на
Ренессанс является односторон ним, то сведение трактата Валлы "О
наслаждении" к проповеди одних только физических наслаждений уже и совсем
является неверным.
(первая книга трактата), потом речь в защиту эпикурейства (конец первой и
вся вторая книга трактата), а заканчивается все проповедью христианской
морали с критикой и стоицизма и эпикур ейства (значительная часть третьей
книги), причем христианская мораль представлена в трактате отнюдь не
формально и не скучно, не мрачно, но весьма оптимистично, жизнерадостно и
даже весело. Выдергивать из трактата только его эпикурейскую часть и игнорир
овать все остальные является прямым историческим подлогом, на который,
впрочем, всегда охотно шло большинство либерально-буржуазных ученых и вообще
читателей Валлы, начиная еще с его современников. В предисловии к трактату
Валла прямо пишет, что удовольс твия бывают земные и загробные и что
загробные удовольствия как раз и являются главным предметом всего трактата
(см. 63, 393).
почти две трети всего трактата и представлено весьма красноречиво, местами
даже с большим подъемом, с большой развязностью. Восхваляются винопитие,
женские прелести и прочее, чему, одн ако, противопоставлена в третьей книге
тоже весьма убежденная и сильная речь в защиту христианского понимания
блаженства.
предисловии, так и христианскую критику всех учений о наслаждении в третьей
книге, равно как и высокое место, занимаемое Валлой в церкви, а именно его
апостолическое секретарство, наоборот , понимают трактат Валлы как проповедь
чисто христианского и вполне ортодоксального учения, игнорируя все
красноречие и свободомыслие эпикурейских мест трактата. Этот взгляд даже
маловероятен. Слишком ясно, что он представляет другую крайность и не в сил
ах раскрыть подлинное значение трактата. Третьи говорили, что основное
назначение трактата Валлы сводится к христианской критике языческих форм
стоицизма и эпикурейства и не имеет в виду систематически развивать само
христианское учение о морали. Это тож е нельзя считать правильным. Ни в
стоицизме, ни в эпикурействе, которые демонстрируются в трактате Валлы,
Сертаков Виталий
Маккефри Энн
Орлов Алекс
Юрьев Сергей
Посняков Андрей
Перумов Ник