нарушенной правды и в том и в другом.
преступления, т.е. обиды человека человеком) нравственного отношения к обеим
сторонам, далеко еще не есть общепризнанный, и нам нужно оборонить его от
двоякого рода противников. Одни (их мн ение до сих пор есть преобладающее)
признают только право обиженного или потерпевшего лица (или общества) на
защиту и отмщение, а обидчика или преступника (после того, как виновность
его доказана) признают (по крайней мере на деле) бесправным, страдатель ным
предметом возмездия, т.е. более или менее полного подавления или
истребления. "Злодея жалеть нечего; собаке собачья и смерть!" - вот
простонародное искреннее выражение этой точки зрения. Ее прямым
противоречием нравственному началу и несовместимостью с мало-мальски
развитым человеческим чувством (выразившимся, между прочим, у того же
народа, по крайней мере русского, в названии преступников несчастными)
объясняется и психологически извиняется противуположный крайний взгляд,
начинающий распространять ся в наше время. Здесь признается только право
обидчика на словесное вразумление и не допускается относительно его никакого
принудительного действия, что практически сводится к отнятию права на защиту
у обижаемого лица или общества; их безопасность стави тся в зависимость от
успешности вразумления, т.е. от чего-то проблематического, ни в чьей власти
и ни на чьей ответственности не находящегося. Разберем внимательно эти две
противуположные доктрины, которые для краткости будем называть доктриною
отмщения
доказательства - очень важно при разборе ее не смешивать одного с другим.
Зверь, на которого нападает другой с тем, чтобы его пожрать, по чувству
самосохранения защищается зубами и когтя ми, если они у него достаточно
сильны, или же спасается бегством. Никто не станет искать здесь нравственных
побуждений, так же как и в физической самозащите человека, у которого
прирожденные средства обороны дополняются или заменяются искусственным оружи
ем. Но человек, даже дикий, не живет обыкновенно в одиночку, а принадлежит к
какой-нибудь общественной группе - роду, клану, шайке. Поэтому при встрече
его с врагом дело не кончается результатом единоборства. Убийство или другая
обида, понесенная одним и з членов группы, ощущается всею группой и вызывает
в ней чувство мстительности. Поскольку сюда входит жалость к пострадавшему,
здесь должно признать присутствие нравственного элемента, но, несомненно,
преобладающее значение принадлежит инстинкту собирате льного самосохранения,
как у пчел или других общественных животных: обороняя своего, род или клан
обороняет себя, мстя за своего, он мстит за себя. Но и обидчика по тому же
побуждению защищает его род или клан. Единичные столкновения переходят таким
обра зом в войну целых обществ. Гомерическая поэзия сохранила нам
бессмертную память об этой стадии общественных отношений, увековечив
троянскую войну, возникшую из частной обиды, нанесенной Парисом Менелаю159.
История арабов до Мухаммеда вся полна такими вой нами. Понятия преступления
и наказания здесь, строго говоря, не существуют: обидчик здесь есть враг,
которому мстят, а не преступник, которого наказывают. Место позднейшей
уголовной юстиции всецело занято здесь общепризнанным и безусловно
обязательным об ычаем кровного мщения. Это относится, разумеется, к обидам
между членами различных родов или кланов. Но другого рода обид, вообще
говоря, и не бывает на этой стадии общежития. Связь тесной родовой группы
слишком крепка, и авторитет патриархальной власти
это почти так же невероятно, как столкновение отдельной пчелы с целым ульем.
Конечно, человек и в родовом быте сохранял способность к личному произволу,
который и проявлялся в отдельн ых редких случаях, но эти исключительные
проявления и подавлялись исключительными действиями патриархальной власти,
не вызывая общих мер. Положение изменяется с переходом к государственному
быту, т.е. когда многие роды и племена так или иначе, по тем или другим
побуждениям или принудительным обстоятельствам соединяются постоянным
образом вокруг одного общего вождя с более или менее организованною властью,
причем упраздняется самостоятельность отдельных родов и колен и отменяется
обычай кровной мести.
наших дней строили априорные теории о происхождении государства, как будто
все действительные государства произошли в какие-нибудь допотопные времена.
Это объясняется, конечно, кра йне несовершенным состоянием исторической
науки. Но что еще было позволительно Гоббесу и даже Руссо, то не может быть
допущено со стороны современных мыслителей. Родовой быт, который так или
иначе пережили все нации, не представляет ничего загадочного: р од есть
прямое проявление естественной, кровной связи. Вопрос, значит, сводится к
переходу от родового быта к государственному, а это уже может быть предметом
исторического наблюдения. Достаточно назвать совершившееся на глазах истории
превращение разроз ненных родов и племен северной Аравии в могущественное
мусульманское государство. Его теократический характер не есть исключение;
таковы же были в большей или меньшей степени и все прочие значительные
государства старых времен. Вспомним, как обыкновенно
военный или религиозный, а всего чаще и то и другое вместе, - руководимый
сознанием своего исторического призвания, а также личными побуждениями,
собирает вокруг себя людей из разн ых родов, или колеи, образуя с ними
некоторое междуродовое ядро, вокруг которого затем добровольно или же
принудительно собираются целые роды и племена, получая от вновь
образовавшейся верховной власти законы и управление и теряя в большей или
меньшей ст епени свою самостоятельность. Когда в какой-нибудь общественной
группе мы находим иерархически организованное правительство с центральною
верховною властью, постоянное войско, финансы, основанные на налогах и
податях, наконец, законы, снабженные уголовно ю санкцией, то мы в этой
группе узнаем настоящий характер государства. Все исчисленные признаки были
налицо в мусульманской общине в последние годы жизни Мухаммеда.
Замечательно, что история первоначального образования этого государства
подтверждает до н екоторой степени теорию политического контракта: все
главные шаги арабского пророка в этом деле обозначены формальными
договорами, начинал с так называемой "клятвы женщин" и кончая последними
условиями, которые он предписал в Мекке после своей окончатель ной победы
над родом Корейшитов и союзными им племенами160. Заметим также, что во всех
этих договора основной пункт есть отмена кровной мести между родами и
кланами, входящими в новый политический союз.
частным правом: в законах кровной мести, как и в других важнейших
отношениях, интересы собирательной группы и отдельного лица были
непосредственно солидарны, тем более что в небольшом общественном целом, как
род или клан, все или по крайней мере большая часть сочленов могли лично
знать друг друга, так что каждый для всех и все для каждого представляли,
вообще говори, реальную величину. Но когда при образовании государства
общественна я группа обнимает собою сотни тысяч или даже миллионы людей,
такое личное реальное отношение между частями и целым становится
невозможным: является ясное различие между общими интересами и частными и
между соответственными областями права, причем к частн ому праву (вопреки
нашим теперешним юридическим понятиям) относятся обыкновенно на этой стадии
развития и такие дела, как убийство, грабеж, тяжкое увечье. Прежде (в
родовом быте) все подобные злодеяния считались затрагивающими прямо общий
интерес, и целы й род мстил за них виновнику и его родичам. С образованием
более широкого политического союза это право и эта обязанность кровной мести
отнята у рода, но не перешла (в прежнем смысле и объеме) к государству.
Новая общая власть, от которой исходят законы
многочисленных подданных, чтобы защищать их, как свои собственные, глава
государства не может чувствовать и действовать как старейшина рода; и вот мы
видим, что в защите частных лиц и имуществ государственная власть
ограничивается сначала наименьшим: не только за увечье или иное насилие, но
за убийство свободного человека убийца или его домашние платят семье убитого
по обоюдному соглашению (compositio) денежную пеню, вообще довольн о
умеренную. Перечислением таких штрафов (различных, смотря по полу лица и
другим обстоятельствам) наполнены все те старинные уставы или сборники
законов (как, напр., законы Салийских франков или наша "Русская Правда"),
которые именно представляют собою
государственного быта. Замечателен этот непосредственный и быстрый переход
от беспощадной кровавой мести, сопровождавшейся весьма часто истребительными
многолетними войнами целых племен, к прост ому денежному вознаграждению; с
указанной точки зрения такой скачок совершенно понятен.
преступления136 имеют, собственно говоря, уголовный характер, а все прочие,
не исключая и убийства, рассматриваются не как преступления, а как частные
ссоры.
не может быть устойчивым. Денежный штраф за всякую обиду частного лица не
удовлетворяет потерпевшую сторону (напр., семью убитого) и не воздерживает
обидчика, особенно если он богат, от дальнейших злодеяний. При таких
условиях кровавая месть за частные обиды, отмененная государством, как
противные его существу, возобновляется фактически и грозит отнять у
государственного строя самую причину его существования: когда каждому
приходитс я самому мстить за свои обиды, то за что же он будет нести
тягости, налагаемые новым политическим бытом? Чтобы оправдать свои
требования от частных лиц, государство должно взять их интересы под свою
действительную защиту; чтобы навсегда упразднить частно е право кровавой
мести, государство должно превратить его в публичное, т.е. принять на себя
его исполнение. На этой новой, высшей стадии яснее выражается солидарность
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Акунин Борис
Лондон Джек