для себя истины, от меня ждут, Господи, но она еще не вызрела. Помоги мне! Я
только начал месить тесто, оно еще не схватилось. Еще не проросли корни, и я
узнал тяжесть бессонных ночей. Но знакома мне и тяжесть зреющего плода. Ибо
всякое созидание поначалу крупица в реке времени, но мало-помалу
разрастается и обретает форму.
загромоздили ими мою строительную площадку, их я должен соединить воедино,
их должен вобрать в себя храм или корабль.
величия других. Покоем этих ради покоя тех. Я соподчиню их всех друг другу,
чтобы они стали кораблем или храмом.
камень -- храму, и он уже не валяется в куче на строительной площадке. Не
будет ни одного гвоздя, которым бы я не воспользовался для корабля.
корабль, он слишком далек от них. Окажись в большинстве кузнецы, они взяли
бы верх над плотниками, и кораблю не появиться на свет.
помощью палачей и тюрем, но человек, взращенный в муравейнике, будет
муравьем. Я не вижу смысла оберегать особь, если она не копит опыт и не
передает наследства. Конечно, сосуд необходим, но драгоценен в нем душистый
бальзам.
теплой бурдой, где ледяной оранжад смешался с кипящим кофе. Я хочу сберечь
особый аромат каждого. Ибо желания каждого достойны, истины истинны. Я
должен создать такую картину мира, где каждому отыщется место. Ибо общая
мера истины и для кузнеца, и для плотника -- корабль.
разлад, хотя я принимаю его. Домогаюсь я безмятежности, что воссияла бы над
преодоленными противоречиями, мне не нужно перемирия между соратниками --
перемирия, сложенного наполовину из любви, наполовину из ненависти. Если я
обижаюсь, Господи, то из-за того только, что не все еще уразумел. Если сажаю
в тюрьмы и казню, то из-за того только, что не умею приютить. Владелец
непрочной истины, утверждающий, что свобода лучше принуждения или, наоборот,
принуждение лучше свободы, кипит от гнева, считая, что ему противоречат, но
он в плену неуклюжего языка, где слова то и дело дразнят друг друга. Громко
кричишь, потому что язык твой неубедителен и ты хочешь перекрыть голоса
других. Но на что мне обижаться, Господи, если я добрался до Твоей горы и
увидел сквозь пелену слов, какая идет работа. Того, кто идет ко мне, я
приму. Того, кто взбунтуется против меня, пойму. Пойму, почему он
заблудился, и ласково заговорю с ним, постаравшись, чтобы он вернулся.
Ласково не потому, что уступаю ему, подольщаюсь или хочу понравиться, --
потому, что явственно увидел настоятельность его жажды. Она стала и моей
тоже, потому что и заблудшего я вобрал в себя. Не гнев ослепляет -- гнев
порожден слепотой. Как обижает тебя эта сварливая женщина! Но она
расстегнула платье, ты увидел: у нее рак кожи -- и простил ее. Разве можно
обидеть отчаяние?
жестокость бессонных ночей, ибо шаг за шагом иду к Тебе, в Ком разрешились
все вопросы, Кто все выразил, Кто есть тишина. Я -- медленно растущее
дерево, но я -- дерево. Благодаря Тебе я вбираю в себя земные соки.
разум ощупывает вещное, дух прозревает корабль. И если я зачал корабль, они
одолжат мне свой разум, чтобы выявить, вылепить, облечь, укрепить желанное
мной творение.
возможность каждому любить любимое.
корабля?
сторону моря. Ибо живая жизнь всегда притягивает к себе и перерабатывает в
себя все окружающее.
вещности никак не определишь пути. Человеку не родиться, если вокруг не
зародить жизни. Но когда уложены камни, душа человеческая погружается в море
тишины. Когда семя кедра втягивает в себя землю, я могу предвидеть, как
будет вести себя земля. Если знаю строительный материал, знаю строителя и
знаю, к чему он стремится, то могу сказать: они пристанут к дальнему
острову".
CLXXV
верным. Основа верности -- верность самому себе. Чего достигнешь изменами?
Медленно наращиваются узлы, что будут питать тебя жизнью, определят
направление, станут смыслом и светом. Будто камни, складывающие храм. Разве
рассыпаю я каждый день камни, чтобы выстроить храм еще краше? Если ты
продаешь свое царство ради другого, на взгляд, может быть, лучшего, ты
неотвратимо утрачиваешь что-то в самом себе, то, чего не найдешь никогда.
Почему тебе так тоскливо в твоем новом доме? Куда более удобном, лучше
обустроенном -- доме, о каком ты мечтал в нищете былого? Колодец так утомлял
тебя, и ты мечтал о водопроводе. Вот он -- водопровод. Но теперь тебе не
хватает скрипа ворота, воды, добытой из чрева земли, что вдруг отражала твое
лицо, когда в колодец ныряло солнце.
выше, шел все дальше и дальше. Но пойми, одно дело -- ощутимая победа твоих
усилий: водоем, которым ты украсил свой сад, -- и совсем другое --
переселение в чужую раковину. Одно дело: непрестанное совершенствование
одного и того же, изукрашивание храма, например, или все новая и новая
листва растущего вольно дерева, другое -- равнодушная перемена места
обитания.
драгоценное свое достояние: оно не в вещах -- в осмысленности мира.
Этот сделал смыслом своей жизни странствия. Он меняет пространства и
измерения, но я не скажу, что он духовно нищает. Его постоянство --
странствие. Другой любит свой дом. Постоянство его -- дом. И если ему
придется, что ни день, переселяться, он почувствует себя несчастным. Когда я
говорю "оседлый", я не имею в виду тех, кто больше всего на свете любит свой
дом. Я говорю о тех, кто больше не любит дома, перестал замечать его. Твой
дом -- тоже ведь неуклонное сдерживание побед, лучше всего о них знает твоя
жена, она обновляет его на заре.
всевозможных связей и привязанностей? Ты существуешь благодаря
сопряженности, связанности. Сопряженность существует благодаря тебе. Храм
существует благодаря каждому из камней. Убери вот этот -- храм обвалится. Ты
привязан к земле, храму, царству. И благодаря тебе существуют земля,
царство, храм. Не твое дело судить о них, как судит посторонний, что не
привязан к ним. А если судишь -- судишь самого себя. Здесь твоя боль, но и
жизнестояние. Я отступаюсь от того, кто отрекается от согрешившего сына. Сын
его -- это он сам. Пусть разбранит его, осудит, казня вместе с сыном самого
себя, если любит его, пусть бьется с его истинами, но не ходит из дома в дом
с жалобами на него. Если отец отступился от сына, он перестал быть отцом,
покой, которого он добился, сузил поле его жизни, покой его -- покой
мертвых. Я всегда считал обделенными тех, кто не знает, с кем они заодно. Я
видел, как лихорадочно эти люди искали религию, общину, круг, куда бы их
приняли. Их принимали, но единение было иллюзорным. Подлинную общность дают
только общие корни. Ты ведь ищешь жизни надежной, укорененной, отягощенной
правами, обязанностями, ответственностью. Ношу жизни не получишь, будто
носилки с камнями от прораба на стройке. А когда бросаешь свою ношу --
опустошаешься.
посыпает голову пеплом и кается. Сын -- это он сам. Он привязан к сыну и,
ведомый им, ведет его. Я не знаю дороги, что вела бы в одну только сторону.
Если ты отказался отвечать за падения, окажешься ни при чем при победах.
женой, а она согрешила, никогда не смешаешься ты с толпой осуждающих. Она
твоя, и суди сперва самого себя, ты за нее в ответе. Твоя страна в разоре? Я
настаиваю: суди себя, ты -- твоя страна.
перед ними. Чтобы освободиться от стыда, ты отмежуешься от грехов своей
страны. Но тебе, как каждому человеку, нужно быть с кем- то и заодно, С
теми, кто оплевал твой дом? "Они правы", -- скажешь ты. Очень может быть. Но
я хочу, чтобы ты чувствовал, что принадлежишь своему дому. Отойди от тех,
кто оплевывает. Негоже плеваться самому. Вернись домой и помолись. Скажи:
"Стыдно мне. Почему лицо мое так изуродовали соотечественники?" Если их
позор ты воспринимаешь как свой собственный, стыдишься его и терпишь стыд,
ты сможешь повлиять на что-то, улучшить, облагородить. Себя ты облагородишь
в первую очередь.
чтобы очиститься. Отстранившийся разжигает посторонних: "Вы только
посмотрите на эту смердящую гниль, но я к ней не имею отношения..." С чем
тут стать заодно? Чужаки ответят, что они заодно с человеком, или с
добродетелями, или с Господом. А ты -- ты говоришь слова, слова опустели, не
обозначая больше связующих нитей; чтобы дом стал Господним, нужно, чтобы
снизошел в него Господь. Смиренный, что затеплил свечу, знает: свеча его --
молитва Господу. Для того, кто заодно с людьми, люди -- не слово из словаря,
люди -- это то, за что он в ответе. Нетрудно сказать: Господь Бог важнее