то раздавленная черничка.
корректность - отчасти, впрочем, страусиная: корректным тоном Сабуров
пытался убедить Верховного Судию, что ничего особенного не произошло.
выкрикнул мужчина.
него не было цели важнее, чем показать белым халатам, что вообще-то они
попали во вполне приличный дом и случившееся недоразумение сейчас же
разъяснится (а вдруг и судьба этому поверит и поведет дело по другому
сценарию - ведь еще ничего, собственно, не объявлено). Сабуров даже ки-
нулся менять декорации - убирать порцию вермишели.
чина.
и у Сабурова мелькнула мысль, что своим хипповским видом, распущенным
серпантином волос Кристмас его компрометирует - и Сабуров рассыпался в
преувеличенных благодарностях, стараясь показать, что благодарит малоз-
накомого человека.
приподнимая готовые выскользнуть рукоятки, то опуская, то наклоняя ту-
да-сюда, более всего опасаясь своей бестолковостью рассердить посланца
небес в белом халате.
и высокого - поэтому не было никаких гвоздей.
благородного нищего в губернаторской передней взывало скорчившееся у но-
силок существо, но Верховный Режиссер не поддавался: Аркашины глаза ос-
тавались закрытыми. По нечисто-белому, подернутому серым пушком лицу,
где жили только прыщи, пробегали судороги - где, казалось, и дергаться
было нечему: так у собаки, одолеваемой мухами, в самых неожиданных мес-
тах дергается шкура, словно кто-то изнутри хватает ее в кулак.
ха", "краснуха", "прозекторская". Тетрадный листок: "В случае укуса кле-
щом..." - им сюда. Сабуров страшился взглянуть в подернутое рябью Арка-
шино лицо и не отводил глаз от его испачканных рвотой школьных брюк и
носков, выглаженных и заштопанных Натальей, и не укладывалось в голове
ни то, что Наталья продолжает где-то существовать, ни то, что носки, как
ни в чем не бывало, сохраняют свой домашний, уютный вид.
жевую клеенку - такую они с Натальей когда-то подкладывали ему в коляс-
ку, где он и спал - кроватку было некуда поставить. Каждому, кто сейчас
взглянул бы на Сабурова, сразу же стало бы ясно, что все происходящее -
чистая случайность.
за собой посуду, росло с каждой минутой, но Аркаша знал, что вымыть ее и
переодеться так и останется свыше его сил, а избавиться от виновности он
сможет единственным способом - бунтом: надо притвориться, что из принци-
па не делаешь то, чего не делал по безволию. У меня короткий завод, ко-
роткий завод, короткий завод, повторял он, пока слова сначала не изменя-
ли смысл ("завод" превратился в промышленное предприятие), а потом и
вовсе его утрачивали. За-вод, зав-од, заведующий одиночеством... Он при-
нялся твердить на все лады то одно, то другое слово и с каждым разом
одуревал все быстрее. Безволие, лиебезво, вобезлие...
делают так же незаметно, как я дышу, хожу, почесываюсь..."
заться, пока не раздерешь язык до болячки. Медленно вытащил из-за пояса
воображаемый пистолет, театрально поднес к виску и спустил курок. Голова
дернулась и упала на грудь. Потом вставил пистолет в рот. Вспомнил фо-
тографию самоубийцы в учебнике криминалистики - выстрелил себе в рот из
ружья: зубы были вывернуты наружу двумя белыми подковками, как бабушкины
вставные челюсти. Содрогнулся. Отправился душить себя перед зеркалом:
смотрел, как набрякают жилы, пучатся глаза...
нально. Есть же счастливцы, которые всю жизнь так живут - не чувствуя
себя.
курносинка... Но если прижать пальцем... Приклеить бы чем-нибудь... Дол-
го ухмылялся сатанинской кривой ухмылкой: так курносинка исчезала. Вот
так бы и ходить.
кому-нибудь в гости, только бы избавиться от бремени себя самого.
боли. "К но-ге!" - гаркнул идиот-хозяин, и он снова содрогнулся - уже от
омерзения. Собрав волю в кулак, сел за стол. Написал x+z и изнемог. Плюс
напоминал могильный крестик. Он начал придумывать, как бы разместить на
перекладинке год своего рождения, хотя это было явно невозможно. Поднял
повыше свободно свисающую шариковую ручку и отпустил, целясь в перекрес-
тие. Не попал, но от стука дернулся всем телом и еле перевел дух. Еще
раз не попал, но дернулся уже не с такой болью. А потом вообще уже не
вздрагивал, как обстрелянный солдат, пока до него наконец не дошло, что
он изгадил казенную страницу - формула была как будто обсижена мухами.
И долго комкал ее, пока не заныли пальцы. Но сил выбросить комок уже не
было - так теперь и будет лежать на столе и нарывать, вместе с посудой и
школьной формой.
ло. Хм-так, хм-так, хм-так...
крупный ученый и более того - иностранец. Главное, чтобы не уроки, а
что-то серьезное. Высокое?.. В десять минут он расщелкал домашнее зада-
ние и взялся за задачник повышенной трудности. Талант тоже делает чело-
века автоматом. Хотя папа не похож на счастливого... И хочу быть автома-
том, и презираю...
бя виски. Он принес из холодильника оставшуюся с Нового года едва нача-
тую бутылку и, ожесточенно скребя в густой бороде, сделал смачный гло-
ток. Передернулся, испортил всю сцену. Рассердившись, долго булькал, так
что израненный язык едва не всосался в горлышко. Сморщился уже приемлемо
- как опытный пьяница. Работа пошла еще интереснее. Буквы начинали пла-
вать, но он держал их под контролем. Выражение гадливости, невольно ов-
ладевшее его лицом, лишь помогало вживаться в образ: гениальный ученый
был порядочным брюзгой. Рассердившись на ошибку, он с досады делал еще
пару добрых глотков.
швырнул ее через плечо, стараясь все же попасть на диван, чтобы не раз-
билась - служанка приберет.
лад. Голова его начала раздуваться, как воздушный шар, а прежняя, кро-
шечная головка бессильно болталась внутри, в тугом звоне. Уже ничего не
было, и его не было - только какие-то отдельные части себя он еще ощущал
в разных местах далеко друг от друга...
по-настоящему понять это, но он каким-то - автоматическим - образом пос-
тиг, что нужно позвать Кристмаса - раз тот собрался спасать наркоманов.
Ног у него не было, но он все же начал изредка ударяться наружной голо-
вой (внутри стук был едва слышен) и несколько раз узнал обои в коридоре,
хотя так близко никогда их не разглядывал. Телефон каким-то образом ока-
зался в его руках, и даже номер был набран автоматически. "Дверь будет
открыта", - заверял он Кристмаса, не понимая, что тот говорит ему. Долго
ползла перед глазами белая пустыня, а потом заслонила горизонт какая-то
очень индустриальная башня. Ножка холодильника, с трудом опознал он ее.
Но дверь должна быть открыта, напомнил он себе, раз пообещал, надо сде-
лать. Не такой уж он безответственный, сказал он маме.
лица прекратилась, ему показалось, что прыщи тоже начали угасать. Оран-
жевая клеенка вдруг сделалась зловещей: ружье в первом акте, из которого
совершается смертельный выстрел в последнем. А медицинский персонал сги-
нул безвозвратно.
и духу больничного не было - он был изгнан без остатка духом краски и
побелки, хотя ничего не было ни выкрашено, ни побелено, а только заляпа-
но. Кое-где виднелись болотные огоньки. Сабуров поспешил к раз за разом
обманывающему свету, спотыкаясь о какие-то трубы и заглядывая во все
двери, но ничего не находил, кроме разбитых унитазов и раковин. Было
полное впечатление, что он остался один в брошеном здании.
и посмотреть, что с Аркашей (но чем помочь?), он уже почти бежал, ка-
ким-то автоматическим чудом удерживаясь на ногах среди обломков, - все
сделалось неизмеримо страшнее, когда стало некого задабривать. Если бы
не спасительная автоматика, он бы только бросался об стены, как кошка,
которую смеха ради облили бензином и подожгли. Боже, какое счастье -
прозекторская!
мир, а заляпанные коридоры, в которых он только что метался, разумеется,
ему привиделись. Главное, не поднимать панику, разумеется, доктор сейчас
придет. Корректным шагом - достойный член достойного мира - Сабуров по-
кинул этот мир и снова оказался в строительном аду: он понял, что ему