почти неотразим, и противник, похоже, это понял. Защищаясь, он подставил
рукоять второго меча, чтобы ослабить удар - и киммериец, торжествующе
взревев, пнул врага в колено. Голем отпрянул, приоткрывая бок.
Конан не сомневался, что лезвие вышло на ладонь из спины бледнокожей
твари. После такой раны дорога одна - на Серые Равнины, в царство
Нергала... Он высоко занес клинки, готовясь добить противника.
пронзенная насквозь, корчилась на земле в последних конвульсиях, но это
безглазое чудище не было человеком. Монстр снова шел в атаку, и мечи его
свистели в опасной близости от лица Конана. Похоже, смертельная рана лишь
раззадорила его.
боль в бедре - вторая царапина алеет рядом с первой... Капает кровь...
Сконцентрироваться, закрыть ранку... Не время! Сила течет с небес, омывает
мышцы, вливается в клинки... Они полыхают, как два колдовских факела...
противостояла кукла, а не человек; он мог поразить бледнокожего в сердце
или печень - вернее, в те места, где полагалось находиться сердцу или
печени - и все же проиграть. Тут требовалось нечто иное...
лезвий чиркнули по левой лодыжке голема. Тот пошатнулся.
воздух над ареной. Клинки Рагара взлетели и ринулись вниз, неотразимые,
как молнии Митры; раздался тупой звук, словно сталь врезалась в дерево.
Левый меч лишь задел ребра безглазого, правый же опустился прямо на его
плечо, рассекая неподатливую плоть, прочную, как ветвь дуба.
на земле, но он, видно, не собирался сдаваться; приволакивая ногу, монстр
даже сделал шаг вперед. Но тут клинок киммерийца с размаху врезался в
страшное безглазое лицо, раскромсав его от лба до шеи, а в следующий миг
победитель внезапно ощутил, что меч его не встречает сопротивления. Где-то
за спиной раздался резкий хлопок в ладоши; затем мраморная фигура как бы
осела, стекла вниз и с едва слышным шорохом исчезла. Перед Конаном
высилась лишь куча песка.
неплохо бился, Секира... Вот только зачем кричал?
сражаются, да и все другие тоже. Воин всегда шлет проклятья врагу - и
побеждая, и умирая.
теряет дыхание; тот, кто злится, обречен на поражение... И ты теперь не
разбойник-варвар, а слуга Митры, коему пристало исполнять Его повеления
без ярости и гнева.
коршун на добычу, потом ткнул ее босой ногой.
очередь ткнул песок. - С таким же, как я сам.
самого себя! Ты доволен?
головой, наставник провел ладонью по плечам Конана, и его раны стали
закрываться. - В каждом человеке, Секира, доброе бьется со злым, и
побеждает то одно, то другое. Как и во всем мире, понимаешь? - продолжал
он. - Нельзя искоренить зло, ибо чем станет без него добро? Может быть,
еще большим злом? Того не ведает никто, даже светозарный Митра... А посему
стремится Он не уничтожить зло, но лишь установить Равновесие...
Равновесие между тьмой и светом, ночью и днем, водами и твердью, печалями
и радостями... И ты, Его боец, Его слуга, должен хранить Равновесие в
собственной душе. Не становись злым, сын мой, и не становись добрым; будь
справедлив и верен долгу.
солнцу и тихо произнес:
за крохотной фигуркой, медленно взбиравшейся по склону бархана. Несмотря
на возраст, он обладал орлиным зрением и мог без труда разглядеть
темноволосую голову и широкие плечи карабкавшегося вверх человека, мечи,
закрепленные на его спине, да увесистый тюк, что висел меж ними. Впрочем,
даже с закрытыми глазами он не потерял бы связь с этим шагавшим на юг
путником; ниточка Силы, соединявшая их, будет тянуться еще долго, два или
три дневных перехода - возможно, и все четыре.
так жаждал, к чему стремился, ради чего принес нерушимый обет... Что сулит
ему дар Митры? Радость служения великому богу? Горечь вечных скитаний?
Страдания? Победы? Поражение? Гибель?
покачал головой. Как бы то ни было, подумал он, путь этого северного
варвара окажется непрост, очень непрост! Туманны грядущие дни и годы, но
на нем, на этом киммерийце, без сомнения, почиет взгляд богов! Что было
там - в той картине, сложившейся из обрывков и мимолетных видений?
Корона... да, корона и сверкающий талисман... Великая власть и великая
сила - земная сила! - что позволит сокрушить Зло... Нет, не сокрушить -
урезать! Урезать настолько, насколько желает того божественный хранитель
Равновесия... Омм-аэль!
наставника, в его пещере и на учебной арене ничего не изменилось; все так
же цвели и плодоносили деревья, благоухали травы, и шальной ветер,
прилетавший то с пустынных просторов равнины, то с северных гор, доносил
запах накаленного солнцем песка или свежие ароматы снегов. Казалось, время
не властно над обителью старца; за пределами ее весну сменяло лето, потом
наступала осень, за ней - зима, но тут, на трех нависавших друг над другом
террасах, все оставалось прежним. Волею Митры сей уголок на краю мира не
ведал холодов и зноя, бурь и снегопадов, леденящих зимних ветров и жарких
ураганов пустыни. Лишь изредка, раз в десять-двенадцать дней, по ночам
выпадали дожди - теплые, прозрачные, ласковые.
учеников. Заботы по хозяйству его не тяготили; ел старец немного, и
приготовление лепешек и овощной похлебки не занимало много времени, а мед,
орехи и фрукты он мог собрать и того быстрее. Трапезовал же Учитель дважды
в день, на восходе и закате солнца, в светлые часы не прикасаясь ни к
пище, ни к питью.
неподвижности, прикрыв глаза и размеренно втягивая воздух; спустя
несколько мгновений его дыхание делалось едва слышным, щеки бледнели,
брови, похожие на крылья хищной птицы, чуть опускались, затеняя глазные
впадины - он расслаблялся, готовясь к соединению с божеством. Теплые
солнечные лучи, руки всеблагого Митры, гладили его нагое тело, нежили,
ласкали, напоминая, что Податель Жизни не забыл о своем достойном слуге,
что путь, предписанный ему в сей земной жизни, остается неизменным и
единственно правильным. Постепенно золотистые зрачки старика гасли, разум
растворялся в беспредельной ауре могущества и силы, сливаясь с богом,
вырастая ввысь подобно дереву, чьи корни питаются земными соками, а ветви
омывают астральные течения, вихри и ветра.
труды. Хотя приобщение к миру божественного никогда не являлось
совершенным и полным - ибо кто же из смертных способен говорить с Митрой
на равных? - оно неизменно дарило покой и Силу. Новую Силу, что наполняла
его разум и плоть; Силу, которую он мог передавать ученикам - по крайней
мере, тем из них, кто оказывался в состоянии принять и использовать сей
дар.
божественной мощи; погружаясь в нирвану, Учитель приобщался и к вечности.
Он не помнил своего возраста, не ведал, сколько десятилетий или веков
пролетело над его обителью; время здесь не значило ничего - или почти
ничего. Однако старцу было известно, что он не первый хозяин сих
зачарованных мест на краю мира. Тут всегда жил кто-то - кто-то, избранный
Митрой для особого служения, кто-то, способный учить и наставлять. Длинная
череда этих людей проходила перед старцем; он говорил с ними, он слушал
их, черпая уверенность в мысленной беседе с равными, с теми, кто жил на
земле до него. Случалось, они толковали с ним о грядущей катастрофе, что
изменит лицо мира; случалось, вспоминали былые подвиги, канувшие во мрак
тысячелетий; случалось, молчали - но и молчание их одаривало дружеским
теплом. Старец не знал, где они и что с ними - восседают ли прежние
Учителя, сохранившие свое телесное обличье, по правую руку Митры или же,
став частицей Его разума, превратились в некую божественную эманацию,
бесплотных духов, чьи голоса были слышны лишь ему одному -
одному-единственному на всей земле. Старый наставник не пытался ни
разгадать сию загадку, ни говорить о ней с предшественниками; он провидел,
что придет время и для этого - когда он присоединится к ним, войдет в их
круг, воспарит в астрал, в объятья Владыки Света. Тогда он узнает все; а в
пещере над вечно цветущим садом появится новый хозяин - тот из Учеников,
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Зыков Виталий
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Суворов Виктор