Чтение 73–й страницы книги ~Дракон~

аппаратов.

- До встречи, и спасибо вам и вашим людям за заботу о нас.

Джиордино тронул Питта за плечо, ободряюще подмигнул ему одним глазом и,
не сказав больше ни слова, пошел к своему планеру.

Питт подошел к своему моторному планеру, влез снизу через узкий люк в
обитый материей фюзеляж и лег на живот, пока его тело не вписалось в
очертания коврика из вспененной резины длиной в человеческий рост. Его
голова и плечи находились лишь чуть выше ног, локти свободно лежали в
сантиметре от пола. Он подогнал привязные ремни, проходящие через лопатки и
ягодицы. Затем он вставил вытянутые ноги в зажимы педалей управления рулем
поворота и тормозами и схватил одной рукой рукоять штурвала, а другой
примерился к рычажкам управления тягой двигателя.

Он помахал рукой через выпуклое ветровое стекло стартовой команде,
стоявшей наготове, чтобы освободить привязные тросы, и включил стартер.
Турбина размером не больше бочонка пива начала с жужжанием раскручиваться,
пока ее гул не превратился с высокий свист. Он взглянул на Джиордино, успев
разглядеть только его горящие карие глаза. Питт подал ему знак, подняв вверх
большой палец. Джиордино ответил тем же и усмехнулся.

Еще один взгляд на приборы, чтобы убедиться, что двигатель работает так,
как было описано в руководстве для пилота, которое он едва успел пролистать,
и последний взгляд на вымпел, плещущийся на корме под сильным ветром, дующим
спереди от него.

В отличие от авианосца, где самолеты обычно взлетают в направлении носа
корабля, здесь это было невозможно из-за мешающего кожуха радара и палубных
надстроек, так что коммодор Харпер развернул корабль кормой навстречу ветру
и дал задний ход.

Питт удерживал планер на тормозах, нажимая большими пальцами ног на
педали в сторону от себя. Затем он передвинул рычажок управления двигателем,
чувствуя, что "Ибис" рвется вперед. Конец взлетной полосы казался неприятно
близким.

Подъемную силу, достаточную для полета, "Ибис" развивал при сорока пяти
километрах в час. Суммарная скорость ветра и заднего хода "Беннета" давала
ему фору в двадцать пять км/час, но предстояло набрать еще двадцать км/час
до того, как колеса его шасси пересекут конец взлетной полосы.

Настал решительный момент. Он просигналил стартовой команде освободить
привязные тросы. Затем Питт довел рычажок тяги до упора вперед, и "Ибис"
задрожал от тяги турбины и силы встречного ветра. Глядя на конец взлетной
полосы, Питт отпустил тормоза, и "Ибис" ринулся вперед. Пять метров, десять,
и затем легко, но твердо Питт потянул рукоять штурвала на себя. Маленькое
переднее колесо оторвалось от палубы, и Питт увидел облака. Когда оставалось
лишь три метра до конца полосы, он послал "Ибис" в небо, над неспокойным
морем.

Он заложил вираж и выровнял планер на высоте сорока метров, наблюдая, как
Джиордино поднялся в воздух вслед за ним. Один круг над кораблем, покачивая
крыльями машущей им команде "Ральфа Р. Беннетта", и он взял курс на остров
Сосеки на западе. Воды Тихого океана проносились под брюхом "Ибиса",
окрашенные сверкающим золотом заходящего солнца.

Питт уменьшил тягу до маршевого значения. Ему хотелось бы разогнать как
следует маленький самолетик, набрать высоту и попробовать фигуры высшего
пилотажа. Но этого нельзя было делать. Любые дикие маневры могли дать
отметки на экранах японских радаров. В прямом горизонтальном полете на
высоте гребней волн "Ибис" был невидим.

Теперь Питт начал гадать, как его встретят на острове. Надежды покинуть
курортный комплекс у него почти не было. Какой симпатичный сценарий, подумал
он мрачно. Аварийная посадка на переднем дворе Сумы прямо из ниоткуда, чтобы
устроить бедлам среди сил безопасности и отвлечь внимание от остальных.

Собравшиеся в ситуационной комнате на борту "Беннетта" обнаружили сигналы
радара, исходящие от оборонительных систем Сумы, но капитан Харпер решил не
глушить их. Он позволил японцам следить за "Беннеттом", справедливо
рассудив, что стража острова успокоится, увидев, что одинокий американский
корабль спокойно уходит от острова на восток, будто выполняя обычное
патрулирование.

Питт сосредоточился на навигации, все время посматривая на компас. При
нынешней скорости ветра, по его вычислениям, они должны сесть на острове
через тридцать пять минут. Но стоит им отклониться на несколько градусов к
северу или к югу, и они могут безнадежно промахнуться мимо него.

Выполнять одновременно работу пилота и штурмана было чрезвычайно трудно.
В столь легком аппарате каждая сотня граммов была на счету, поэтому здесь не
было ни бортового компьютера, ни автопилота. Он четырежды проверял скорость
полета, силу и направление ветра и свой расчетный курс, чтобы быть
уверенным, что в его вычисления не вкрались никакие ошибки.

Возможность сжечь все топливо и рухнуть в неспокойное море посреди ночи -
без этих трудностей лучше было обойтись.

Питт невесело отметил, что рации были удалены из планеров. По приказанию
Джордана, конечно, чтобы ни у него, ни у Джиордино не возникло искушение
поболтать и тем выдать свое присутствие.

Когда прошло двадцать семь минут с момента вылета и лишь краешек солнца
выглядывал из-за горизонта, Питт внимательно вгляделся вперед через ветровое
стекло.

Там она и была, туманная пурпурная искорка между морем и небом, скорее
воображаемая, чем реальная. Почти незаметно она превратилась в четко
различимый остров, изрезанные утесы которого поднимались вертикально из
катящихся волн, разбивавшихся об их основания.

Питт повернул голову и взглянул в боковой иллюминатор. Джиордино держался
почти рядом с ним, в десяти метрах сзади и справа. Питт покачал крыльями и
показал на остров. Джиордино приблизился, пока Питт не увидел, что он кивнул
в ответ и ребром ладони сделал жест в направлении острова.

Еще один, последний взгляд на приборы, и он накренил "Ибис" в мягкий
вираж, пока не зашел на центр острова из темнеющего восточного неба. Не
будет ни кружения над местом предполагаемой посадки для изучения рельефа, ни
второго захода, если он зайдет на посадку слишком низко или слишком высоко.

Неожиданность была их единственным козырем. У них была только одна
возможность посадить свои крохотные "Ибисы" на садовую лужайку до того, как
зенитные ракеты взорвутся в их кабинах.

Ему были ясно видны крыши пагод и просвет между деревьями, окружающими
открытый участок сада. Он заметил вертолетную площадку, которой не было на
макете Пеннера, но он отверг ее как запасное место приземления, так как она
была слишком маленькой и окруженной деревьями.

Легкий поворот запястья налево, потом направо, и затем держать рукоятку
штурвала неподвижно. Он опускал вниз рычажок управления тягой по миллиметру
за раз. Волны слились в сплошную массу, вздымавшиеся утесы неслись
навстречу, быстро заполняя все ветровое стекло. Он слегка отклонил рукоять
штурвала на себя. И затем внезапно, как будто из-под него вытащили ковер,
море исчезло, и его колеса пронеслись лишь в нескольких метрах над твердой
магматической породой, из которой был сложен остров.

Сразу же, без взгляда вбок, легкий нажим на правую педаль управления
рулем поворота, чтобы компенсировать боковой ветровой снос. Он проскочил над
шпалерой кустарника, шины шасси коснулись их верхушек. Рычаг газа назад до
упора, и "Ибис" снизился настолько, что взлететь снова, не коснувшись земли,
он уже не мог. Теперь слегка потянуть к себе ручку штурвала. Планер опустил
хвост. Питт почувствовал, как посадочные колеса коснулись лужайки не более
чем в пяти метрах от цветочной клумбы.

Питт выключил двигатель и осторожно, но крепко нажал на тормоза. Ничего
не произошло. Его не потащило вперед силой инерции, как бывает, когда машина
тормозит. Трава была мокрой от росы, и шины скользили по ней, словно лужайку
смазали маслом.

Желание включить турбину на полную тягу и потащить штурвал на себя было
огромным, в особенности потому, что нос планера находился в нескольких
сантиметрах от его лица. Столкновение с деревом, со стеной дома, со скалой?

Прямо перед ним шпалера кустарника, горящая красными и золотыми красками
осени, закрывала видимость, а за ней могло быть любое твердое препятствие.

Питт напрягся, опустил голову вниз и вцепился в планер.

Аппарат все еще двигался со скоростью тридцать километров в час, когда он
протаранил кусты, оторвав при этом крылья, и плюхнулся со страшным шумом в
маленький пруд, кишащий огромными карпами.

Наступило мертвое молчание, продлившееся несколько секунд и нарушенное
затем треском кустов, когда планер Джиордино прорвался через шпалеру рядом с
разрушенным планером Питта и, скользя, остановился в саду у песка, сметая
тонкие узоры, образовывавшие искусную композицию.

Питт пытался высвободиться из пристегивающих его к планеру ремней, но его
ноги были зажаты, а рукам было слишком тесно. Его голова наполовину
погрузилась в пруд, и ему пришлось задрать лицо кверху, чтобы можно было
дышать. Ему была ясно видна стайка крупных белых. черных и золотых карпов,
открывавших и закрывавших пасти и глядевших в упор круглыми глазами на
чужака, вторгшегося в их владения.

Фюзеляж планера Джиордино пострадал меньше, и. ему удалось выбраться без
труда. Он побежал к разбившемуся планеру друга, прыгнул в пруд и рванулся
через ил и листья лилий как взбесившийся бегемот. С силой, развитой за
долгие годы занятий культуризмом, он разорвал искореженные шпангоуты,
прижавшие ноги Питта, словно это были зубочистки. Затем он отстегнул ремни,
вытащил Питта из обломков аппарата и вынес его на берег.

- Ты в порядке?

- Ушибы голеней и растяжение большого пальца на руке, - ответил Питт. -
Спасибо за освобождение.

- Я пошлю тебе счет, - сказал Джиордино, с отвращением глядя на свои
покрытые илом башмаки.

Питт снял свой разбитый шлем и швырнул его в пруд. заставив карпов
кинуться под защиту листьев лилий. Он кивнул на разбитые планеры.

- Они придут за нами. Ты бы включил сигнальное устройство и таймеры
самоликвидаторов.