Я должен сказать Себе, что Моей собственностью является все, что Я в силах
добыть; Я называю Своей также и власть над жизнью и смертью, которую
присвоили себе государство и церковь. Жизнь отдельного человека имеет для
меня лишь ту ценность, которую я ей придаю".
Коминтерн и сказал: "Надо заново пересмотреть всего Штирнера. Мне кажется,
что во многом Гитлер - оттуда: сверхчеловек, для которого всепозволенность
является религией.
освобождает их от понятий нравственности и долга".)
мелкобуржуазных элементов, поскольку рецепт к достижению его будущего,
составленного из "союзов эгоистов", был прост, лишен какой бы то ни было
научности ("Поди разберись в этих "товар - деньги - товар", в этих
мудреностях Маркса! А здесь любому ясно: "Если ты силен - можешь все!") и
открыт пониманию именно тех, кто, ничего не желая отдавать общему, мечтал
достичь всего для себя одного. "Революция и возмущение не одно и то же.
Революция стремится к новым институтам, возмущенье же ведет к
самоусовершенствованию, - утверждал Штирнер, - возмущенье не есть борьба
против существующего, оно есть изъятие Себя из существующего. Отчего
Христос не был революционером? Оттого, что он не ждал спасения от перемены
порядков. Он не был революционером, как, например, Цезарь.
всего последующего разговора: будучи человеком мудрым и смелым,
заглядывавшим неоднократно в глаза смерти, князь, обдумывая, как следует
ответить, наново увидел визитера, отметил чахоточный румянец, спокойствие
неспокойных, изумрудных, изнутри чистых глаз, "породистость" маленьких,
женственных рук и сказал:
Конечно, в Штирнере есть то, что должно отталкивать от него людей воистину
сильных и убежденных. Но учтите, он появился в атмосфере германской
инертности и дисциплинированной затхлости, когда кто-то должен был
выбросить лозунг "силы" - иной бы не приняли просто-напросто. Поэтому,
критикуя ряд его положений, подавляющее множество - особенно касающееся
порочности частной собственности - я не могу не принять. Человеку разум
дан для того, чтобы отделять злаки от плевелов.
ваших товарищей, поступая по Штирнеру, отвергают Штирнера, и получается
неискренность, нечестность получается, рождается недоверие.
верю.
вопросу.
князю.
за око, зуб за зуб"! Лишь одно может поколебать их - жестокая борьба не на
жизнь, а на смерть, борьба, в которой нам дозволено все, террор, страх,
ужас. Поняв нашу таинственную, могучую силу, тираны затрепещут.
Объединяйтесь в "тройки карателей"! Искры вашего отчаянья разожгут пожар
всеобщей революции!"
порицании части.
авторов этой прокламации?! Разброд внести и раскол?! Так прикажете
поступить?
мягко улыбнулся Дзержинский, поняв трудность положения собеседника. -
Можно ведь и не выступать в прессе, можно иначе повлиять на горячие
головы, собрать на организационное совещание, разъяснить, что не тоже
давать в руки палачам материал для обвинительного приговора тысячам тех
революционеров, которые не разделяют убеждений товарищей анархистов.
место.
Кропоткин, - книжников и талмудистов, библиотечных доктринеров.
больше всего именно "библиотечных революционеров", то есть нас,
социал-демократов, Петр Алексеевич.
юное лицо Миши Сладкопевцева, эти же самые его слова, даже интонация
похожа, и понял, что дальнейший спор бесполезен - не переубедишь.
удивлению.
яростно растирал мокрые волосы вафельным, дешевеньким полотенцем.
полиции, посажен в тюрьму, этапирован в Архангельскую губернию, встретил
там брата, помог ему бежать. Алексей был как близнец Миши, только еще
более тощим, глаза, окруженные черными кругами, лучились искренностью,
добротою и открытостью.
подруга.
Дзержинского, провел его в маленькую, светлую мансарду, откуда открывался
вид на Париж - крыши, крыши, сколько же одинаковых крыш в этом сказочном
городе?! - Зинуля, соорудишь нам чая, да? Ты голоден, Феликс? Зинуля, у
нас что-нибудь осталось от вчерашнего пиршества? Вчера приходили Савинков
и Чернов, отмечали удачу... - Он оборвал себя, как Михаил год назад при
встрече в Женеве, на берегу озера.
нет, - обиженно, чувствуя при этом, что обида эта не случайная, досадная,
а какая-то более глубокая, тревожная, что ли, подумал Дзержинский. - Игра
в конспирацию хуже, чем ее отсутствие".
целью знать причину вашего с Черновым торжества, если бы это нам было
надобно, - подчеркнул Дзержинский, - мы бы это узнали от Зиночки - как
социал-демократ она превыше всего чтит дисциплину, разве нет?
столу, - для женщины, даже революционерки, любимый человек превыше
дисциплины.
свои слова.
Сладкопевцев, - хоть и обидные. Ты откуда?
все знаешь?
многое сделал для этой победы.
односторонность информации. Вы тогда в Берлине были, от вас не таились - а
вы здесь все товарищам эсерам и выложили?
собирать остатки пиршества.
ведают, что творят.
Кенигсберге:
в кружках террористов, которые должны избегать широких контактов, а в
массе, в рабочей массе. Я вижу, что происходит, более широко, объективней,
чем ты, - не в силу какой-то своей особенности, но оттого, что верю в иную
доктрину, в доктрину массовую, а не индивидуальную.
как жертвенность.
губернатора.
"человечиной"?! Это безнравственно, наконец! Это азарт смертников, это
рулетка, а не революционная работа!
Шилова Юлия
Панов Вадим
Афанасьев Роман
Сапковский Анджей
Свержин Владимир
Березин Федор