приподнялся над ней, чувствуя себя неуязвимым и могущественным.
приблизились к моменту, когда каждый теряет себя и на краткое мгновение
становится частью божества.
вытянувшись, не касаясь друг друга, только переплетя пальцы рук.
ее голос звучал томно от наслаждения.
счастья. У меня это будет в первый раз. Я никогда такого не знала. И
может, это и в последний раз...
заставляя замолчать, и продолжала:
взять. Три дня, в которые мы не будем упоминать Калифа, не будем думать о
крови, усилиях и страдании. Если ты дашь мне их, я сделаю все, что
скажешь. Договорились, Питер? Скажи, что так будет.
ты говорил это слишком часто.
правду; и каждый раз как говорил это, она воспринимала с такой же
радостью, и все это время они находились рядом друг с другом.
назад, прямыми руками держа буксир, лыжи гневно свистели и разбрасывали
сверкающие водные крылья, когда они разворачивались в па-де-де, смеясь
сквозь ветер и гром двигателей яхты, а Хапити, лодочник-полинезиец
сочувственно посматривал на них с мостика.
единственным звуком был только свист воздуха в аквалангах и мягкий шорох
вечного пульса океана; держась за руки, они опускались к забытому корпусу
японского самолета, заросшему водорослями и населенному множеством
прекрасных маленьких существ.
самолета, которая уходила, казалось, в бесконечне глубины, так что
охватывал неожиданный страх перед возможностью лишиться опоры и падать
туда, где свет с поверхности совсем тускнел и исчезал.
проделанные в корпусе снарядами и взрывчаткой, потом пробирались в эти
отверстия, осторожно, как дети в доме с привидениями, и потом,
торжествующие, выходили наружу с сумками, полными трофеев: монет, посуды,
медных деталей.
обнаженные под ярким солнцем.
возбуждения, когда большой золотой желтохвост, с блестящим, как зеркало,
брюхом, выскакивалв из воды, чтобы схватить приманку, и фиберглассовые
удилища кивали и дергались.
слышался только треск и шорох снастей, дрожал наполненный ветром парус, и
двойной корпус катамарана рассекал с шумом волны.
тела, которые так трудно увидеть в беспокойном небе Европы: охотник Орион
и Плеяды; восклицая, когда всходили незнакомые созвездия южного полушария
во главе с большим крестом.
постели, любовью, которая сплавляла их тела и души каждый раз все крепче.
мгновение испытал ужасное чувство потери.
волосы так коротко, что они чуть поднимались над черепом, как лепестки
темного цветка. От этого Магда казалась еще выше. Шея ее походила на
стебель цветка, она стала длиннее, и изгиб горла оказался так подчеркнут,
что напоминал лебединый.
новым именем. Отращу снова, если захочешь.
настроение уступило место резкой деловитой эффективности, как раньше. За
последним завтраком из сладкой желтой папайи с свежим соком лайма она
объясняла свои намерения и быстро просматривала содержимое конверта цвета
буйволовой кожи, который секретать положил рядом с ее тарелкой.
авиабилетов, - и решила вернуться в Иерусалим. Там у меня есть дом. Он не
на мое имя, и не думаю, чтобы кто-нибудь за пределами "Моссада" о нем
знал. Идеальное убежище, и совсем рядом с моим контрлем из "Моссада".
Попробую помочь тебе, если смогу, добыть информацию для твоей охоты...
для меня сообщения. На имя Руфи Леви.
в Бора-Бора. Туда всего сто миль. Я заранее свяжусь по радио. Друзья
встретят меня на берегу после наступления темноты.
лодочник Магды пользовался только светом заходящей луны и своими знаниями
островов.
негромко прошептала она, прижимаясь к Питеру в последние минуты перед
расставанием. - Я не преувеличиваю опасность местной полиции, если мы
хотим, чтобы Калиф подумал то, что нам нужно. Хапити будет молчать, -
заверила она, - и поддержит твой рассказ о нападении акулы, разве только
ты прикажешь ему рассказать правду.
потерять. Решила даже поговорить с начальником полиции Таити, когда буду
там. Он мой старый друг. Когда вернетесь на Les Neuf Poissons, пусть мой
секретарь свяжется по радио с Таити...
своих приготовлениях, и он не мог найти никаких упущений. Их прервал
негромкий оклик из темноты, и Хапити тут же выключил двигатели. По инерции
они продолжали приближаться к неясным очертаниям острова. О борт ударилось
каноэ, Магда быстро обняла Питера, прижалась ртом к его губам.
оторвалась от него и ступила в каноэ, и Хапити передал ей ее единственный
чемодан. Каноэ сразу оттолкнулось и исчезло в темноте. Некому было
помахать, и Питеру так было легче, но он продолжал смотреть с кормы во
тьму, когда яхта слепо пошла назад.
часть самого себя; он попытался заполнить ее воспоминаниями о Магде,
которые позабавили его, потому что давали пример ее быстрого и
прагматичного мышления.
полетят вниз. - Он подумал об этом во время их разговора в последнее утро.
- Я этого не сообразил. - Его угнетало это осложнение.
неделю они упадут на сто франков.
телекс в Цюрих. Приказала скупать акции. Думаю получить прибыль - не менее
миллиона франков, когда акции вернутся к норме. - И снова озорной блеск
зеленых глаз. - Должна ведь я иметь компенсации за все эти неудоства, tu
ne penses pas? [Ты не думаешь? (фр.)]
представителей таитянской полиции, и затем последовали два дня вопросов и
заявлений. Почти все жители островов пожелали дать свои показания полиции,
потому что на островах редко случались такие волнующие происшествия.
баронессе" под аккомпанемент плача и жалоб. Но свидетельства очевидца мог
дать только Хапити, и он всячески пользовался своим важным положением,
разукрашивая историю и прибавляя все новые подробности. Он даже смог
назвать акулу "смертоносной белой" - английское название удивило Питера,
но потом он вспомнил, что в видеотеке острова есть фильм "Челюсти"; именно
он, несомненно, послужил источником вдохновения лодочника. Хапити описывал
клыки акулы, длинные и острые, как ножи для рубки тростника, он изобразил
звук, с каким они сомкнулись на "госпоже баронссе" - Питер с удовольствием
заткнул бы ему рот кляпом, чтобы помешать дальнейшему полету воображения,
но на полицейского сержанта это произвело большое впечатление, и он
удивленными восклицаниями подбадривал Хапити, чтобы тот продолжил.
Это был трогательный ритуал, и Питер обнаружил, что и на него он
действует. Женщины островов раскачивались и плакали на берегу, бросали
цветы в прибой, который относил их за рифы.