воде и хоронится меж деревьев, где женщины стареют рано и прекращают
быть желанными уже к концу третьего десятка весен, где дети рождаются
редко и умирают часто, - Дархай?
и конь, взбудораженный криком, слегка приплясывал на месте. - С
зазвездных высот приходило зло, и вот оно пришло вновь. Демоны
вернулись, чтобы забрать с собою душу нашей планеты, чтобы отнять у
здешних вод, и земель, и ветров то, без чего не прожить человеку. Я
спрашиваю у вас, дети мои: позволим ли мы демонам и людям, поддавшимся
на их ложь, обездолить нас и лишить нашего Дархая?!
нельзя поверить ему. Зачем, для чего говорит он все это? Если он прав,
то ни к чему объяснения, все равно не способные ничего объяснить. Если
он ошибается - значит, ошибка его по грехам заслужена людьми идеи
квэхва. Лгать же А-Видра не может. Не способен на ложь тот, чей лик
отражен на обложке Книги Книг; не может лукавить носитель амулета,
соединившего кровь и почву Дархая; нет нужды кривить душой тому, кто
способен в одиночку одолеть четыре с лишним десятка кайченгов.
квэхва? Если нужно сражаться, пусть пошлет в битву, и он увидит, как
умеют умирать и убивать по воле отдающего приказы отважные люди
квэхва...
вслух. Только не страшащийся ничего Однорукий Крампъял из поселка
Барал-Лаон, тот самый, что в год Первых Испытаний в одиночку завалил
Большого Полосатого, сбежавшего из руин Леса Железных Клеток, решительно
выступает вперед.
спрашиваешь, а тебе надлежит повелевать. Отдай приказ, Двуединый, и мы
подчинимся...
гулко ударяя древками пик по рукоятям мечей...
одночасье своими, нельзя приказать ненавидящим возлюбить, и стократ
нельзя отдать мечтающим о Дархае распоряжение встать насмерть на защиту
обидевшей их и проклятой ими Земли...
смыкаются отряды людей Пао-Пао и отряды людей Барал-Лаона, упав на
колени, кричит Вещий. Он пошел в ставку А-Видра вместе с мужчинами,
способными биться, ибо не мог и не хотел упустить случая хоть недолго
побыть рядом с Двуединым. Как и прочие, он слушал и не понимал
услышанного.
отчетливо распахнулась картина: поле, и берег мелкого залива, и
удаленные, почти неразличимые развалины вдалеке; и над всем этим высоко
в небесах парят невиданные, плавно и несуетно витают над строем
непостижимые. Он кричит громко и нечленораздельно, потому что не может
найти слов. Одно только ясно различимо в долгом, протяжном крике:
Пернатого Змея, грозно пышущего огнем и дымом в сторону вражеского
лагеря, ни Шестирукого, что уже пристроился к шеренге, совсем рядом с
людьми Пао-Пао, но не замечаемый ими; мягкая улыбка на его устах и шесть
струйчатых клинков выплясывают медленный танец крови; и сонмище прочих,
чешуйчатых и мохнатых, явственно предстает перед прозревшими сокровенное
слепыми очами. Те, кто рядом, пытаются поднять его, ибо негоже Вещему
преклонять колени, а он бьется в сильных руках, пытаясь - и не умея -
высказать, то, что необходимо понять не умеющим увидеть зрячим людям
недоверчивой идеи квэхва...
по воле Двуединого, внезапно оживают. Бессмысленные лица на них
становятся живыми образами, и темные глаза строго заглядывают в души
потрясенных людей идеи квэхва. Ни слова не говорят нарисованные, но
слова и ни к чему: все понятно и так; боль, скорбь, и мольба, и вера, и
надежда, и любовь - все, для чего не имели имен люди квэхва.
нежно-зеленым волосам, поправила прядки, махнула наудачу тем, кто успел
заметить, - и нет ее.
зыркнула рыбьими глазами, усмехнулась, вспенив бурунные усы, булькнула
что-то - и была такова.
полупрозрачный подпрыгнул в воздух, перекувыркнулся, нисколько не
страшась такой толпы смертных, почирикал рассыпчатым смехом - и скрылся.
удивляется новому имени. - Мы готовы биться. Мы не отступим. За нами -
Земля.
промчавшись, возвращается ответным откликом из-под окоема:
шевеление. Оно все ближе. Словно гигантская темная туча спустилась в
степь и сейчас направляется к берегам мелкого залива, полукольцом огибая
раскинувшийся на том конце поля лагерь людей Женщины, Которая
Повелевает.
травы. Их много. Их не менее пяти десятков десятков, а то и сверх того.
И они надвигаются так, как не умеют те, кто пришел сюда по воле
зазвездных демонов.
стрелы. Те подобны жалящим комарам, досаждающим, но не способным убить.
идет конница, держа равнение по раз навсегда установленному ранжиру. Ни
сокращается, ни увеличивается расстояние между отрядами; влажно блестит
на всадниках жесткая кожа, защищающая в бою, и лица их скрыты кожаными
масками, предназначенными для большой войны.
Грозного Бабуа, не доставали люди башен из заветных ларцов эти маски,
означающие готовность погибнуть или победить...
останавливаются выученные кони около строя приготовившихся к худшему
людей, и те опускают изготовленные было луки, увидев мирно притороченные
к спинам коней мечи.
черные, синие, карие, водянисто-голубые, даже не имеющие цвета, с
расширенными во весь раек зрачками глаза опьяненных дурманом терьякчи из
башен Поскота мелькают то и дело в разрезах жесткой кожи...
спиною, спрыгивает в траву перед копытами белоснежного жеребца.
отважнейшие ходят в сражение с обнаженным торсом. По всему видно: вожак
всадников - из таких. Тяжелые бугры мышц распирают смуглую кожу,
расписанную синими знаками доблести. Синева растеклась по всей груди, по
спине, по рукам исполина. Мечи, якоря, черепа, звезды - и даже мудрые,
мало кому теперь понятные письмена старых времен, прославляющие его
благородную мать.
вновь встает во весь рост, горделиво расправив непомерной ширины плечи.
неподвижному равнодушию личины. - Это не наша разборка, и масть не
хотела вписываться в нее, но духи нар сказали нам: не оставайтесь в
стороне. Свои базары вы решите потом, сказали они, а сейчас пришло время
масок и железа!
немногие, те, кому довелось повидать мир, - удивленно округляют рты.
долю на общак с половины Поскота; даже паханы центра прислушиваются к