То, что мы знаем и делаем. Не меньше и не больше.
все развивается. И материя подвержена изменениям. Жизнь - более быстрая
сила, заново организуется, находит новые ниши, начинает формировать себя.
Разум - сознание - на целый порядок быстрее, еще один новый уровень. То, что
лежало по ту сторону, было незнакомо, слишком неопределенно, чтобы быть
понятым (спроси Дра'Азон и подожди ответа)... Все было только уточнением,
процессом сделать это правильнее (если само "правильно" было правильным)...
испортить с большим правом? Если мы делаем ошибки, то только потому, что
глупы, а не потому, что плоха идея. И если мы больше не находимся у
ломающегося края волны, то вот это неудача. Мы передаем дальше эстафету, и
лучшие желания, множество удовольствий.
в конце концов, из узоров Ничто. Это основная линия, окончательная правда. И
если мы вдруг установим, что можем контролировать определенный узор, почему
бы нам не переделать его по нашим представлениям об элегантности, сделать
радостнее и лучше? Да, мы гедонисты, мистер Бора Хорза Гобучул. Мы ищем
удовольствий и, допустим, мы сами настроили себя так, что можем ощущать их
сильнее. Мы то, что мы есть. А ты? Во что превращает это тебя? Кто ты? Кто
ты?
подвид Оборотней - пережиток старой войны, такой давней войны, что никто уже
не помнит, кто против кого воевал или когда и за что. Никто не помнит и
того, на стороне победителей были Оборотни или нет.
ты назвал бы "естественной", а продукт тщательных раздумий и генетических
манипуляций, военного планирования и обдуманного проектирования... и войны.
Только война ответственна за твое создание, ты ее дитя, ее завещание.
Оборотень, обратись в самого себя... но ты этого не можешь, не хочешь. Ты
можешь только стараться не думать об этом. И все-таки это знание есть,
информация эта вросла в самые глубокие твои глубины. Возможно, что ты можешь
легко жить с этим знанием, но я не думаю, что ты с ним справишься...
ненавидишь на самом деле.
***
позвоночнике прекратилось. Связи, образовавшиеся в мозгу девочки,
разорвались, освобождая ее.
глазах стояли слезы, она осушила их, засопела и потерла покрасневший нос.
горечи, так сказать, подражание ему, что-то, в чем она некоторое время
нравилась себе, как ребенок примеряет одежду взрослого. Она мгновение
наслаждалась чувством старости и отчаяния, но потом сбросила его. Настроение
ей не подходило. Еще будет время для настоящей версии старости, подумала она
с сарказмом и улыбнулась ряду гор по другую сторону равнины.
идиранах, или Бальведе, или Оборотне, или войне, или... о чем-нибудь...
усвоенными фактами.
которое идиране ощущали к их расе, еще одно подтверждение, что по крайней
мере эта вещь имеет свое собственное значение; и, вероятно, обманчивый,
вероятно, сопровождаемый избытком симпатии взгляд в характер мужчины,
которого она никогда не видела и никогда не увидит и который отделен от нее
большей частью Галактики и совершенно иной этикой.
цепью. Надо спускаться, если она хочет успеть до бури. Она будет чувствовать
себя обманутой, если доберется до дома не на собственных парах, и Джез
станет ругаться, если условия станут такими плохими, что ее придется
вытаскивать с помощью флайера.
мгновение подождала, еще раз проверила состояние сломанной кости, решила,
что она выдержит, и начала спускаться в незамерзающий мир внизу.
ЧАСТЬ XI
КОМАНДНАЯ СИСТЕМА: СТАНЦИИ
сделал вид, что продолжает спать.
ярко-голубой круглой комнате. В альковах, вделанных в голубой материал,
стояла масса больших кроватей. Сверху нависало белое небо с черными
облаками. В комнате очень светло. Прикрывая глаза, Хорза посмотрел на
идиранина.
голубую комнату.
Академия и я очень гордимся тобой.
лице невольно появилась улыбка.
мощным громовым голосом. - И теперь можешь немного насладиться свободой. Иди
и поиграй с Гирашелл!
Ксоралундра сказал это. Он улыбнулся старому кверлу.
Ксоралундра действительно старел.
странно на него посмотрел. - Кто такая Кирачелл?
ее имя? - Он покачал головой над глупостью кверла. Или это все еще часть
какого-то теста?
отбрасывал разноцветные отблески на его широкое блестящее лицо. Потом второй
рукой шлепнул себя по рту. С выражением удивления он повернулся к Хорзе и
сказал:
не наблюдал ли кто-нибудь за ним, но все молчали. Он приказал телесенсору
выключить тревогу. Вой в ухе смолк. За высоким мостиком было хорошо видно
тело Юнахи-Клоспа.
всякий раз замечал, когда он просыпался. Что он теперь думает обо мне? -
спросил себя Хорза. Достаточно ли хорошо видела машина, чтобы понять, что у
него кошмары? Могла ли она сквозь смотровое стекло разглядеть его лицо или
заметить легкие подрагивания тела, когда мозг создавал собственные картины
из кусков его жизни? Он затемнил стекло шлема и установил скафандр так,
чтобы тот казался распластанным и застывшим.
мягкая, голая штука, извивающаяся в жестком коконе под влиянием ассоциаций,
охвативших его в коме.
Робот ни словом не обмолвился о том, как Хорза вскакивал во сне, а
расспрашивать его Хорза не стал. Он выставлял напоказ фальшивую радость и
сердечность, ходил от одного к другому, смеялся, хлопал по спине,
рассказывал, как они сегодня пойдут на станцию "семь" и там включат
освещение и введут в действие транзитные трубы.
глаза. - Давай попробуем, не удастся ли нам запустить один из этих больших
поездов... так, шутки ради.
свободу действий; решил закрыть глаза на все это дело. Давай-ка заставим
разогнаться один из этих суперпоездов, а?
Как будто отпускаю дикого зверя, подумал он, отодвигая пустой барабан из-под
кабеля, которым была заблокирована дверь. Он почти ожидал, что Бальведа
сбежала, необъяснимым образом освободившись от пут и исчезнув из комнаты, не
открывая дверей. Но когда он заглянул внутрь, она спокойно лежала в своих
теплых одеждах. Кандалы продавили борозды в меховой куртке и по-прежнему
были прикреплены к стене, как зацепил их Хорза.