треснувшая с одного края. Он перевел взгляд с Каренны на Донара, старого
калеку - старейшину, как они его называли, - потом на бородатого мужчину,
потом на вторую девушку, Элену. Когда она на него смотрела, ее лицо
странно светилось, даже в полумраке этого дома, и он отвернулся: это было
нечто - может быть, единственное, - с чем он не мог справиться. Ни сейчас,
а возможно, и никогда в жизни. Он окинул взглядом собравшихся. Их было
семнадцать. Девять мужчин, восемь женщин, все держали в руках чашки и
ждали его. На месте встречи будут ждать другие, сказал Маттио. Сколько
еще, они не знали.
Поста, сбывшийся сон Донара и то, что его ждали. И, если быть честным
перед самим собой, выражение глаз Элены, когда он подошел к ней. Это было
искушением судьбы, он редко так поступал.
Алессане: сколько раз он упрекал его или подшучивал над принцем, его
братом по духу, за то, что тот позволял любви к музыке увлечь его на
опасную тропу. Что сказал бы Алессан теперь или острая на язык Катриана?
Или Дэвин? Нет, Дэвин ничего бы не сказал: он бы наблюдал, внимательно и
сосредоточенно, и сделал бы собственные выводы в свое время. А Сандре
обозвал бы его дураком.
произнесенные Донаром слова. Он носил свою "сорочку" в кожаном мешочке всю
жизнь - мелкое, тривиальное суеверие. Оберег, не дающий утонуть, так ему
сказали, когда он еще был ребенком. Но здесь это значило нечто большее, и
чашка, которую он держал в руках, означала признание им этого факта.
ничего, или все.
его охватила паника, иррациональный страх, он подумал, что погиб, его
отравили, он стал кровавым жертвоприношением в каком-то неведомом весеннем
обряде последователей Карлози.
чашку, и как Маттио передернулся от мерзкого вкуса, и паника прошла.
лежанки, чтобы они могли лечь. Элена подошла к нему и жестом показала на
одну из них. Было бы невежливо отказаться. Он прошел с ней к одной из стен
и лег туда, куда она ему указала. Она молча села на стоящую рядом лежанку.
они с Дианорой идут, взявшись за руки, по темной и тихой дороге, только
они вдвоем в целом мире.
костыли к стене и лег на матрас.
загадочно улыбнулся невеселой улыбкой. - Там, куда мы отправимся, он
бесполезен. Мы найдем оружие в полях.
безрассудство, мистическое безумие, которое не мог объяснить, снял через
голову ножны и положил их у стены рядом с костылями Донара.
Ее голос казался странно далеким. То, что он выпил, начинало действовать.
- Это похоже на сон, - продолжала она, - но это будет не сон. Пусть земля
дарует нам свою милость, а небо - свет.
мог быть настолько живым, никакой ветер во сне так не обжигал бы лицо.
весенней почвой, и совсем не помнил, как здесь очутился. Вместе с ним в
поле находилось много людей - сотни две, или больше, - и он никого из них
тоже не помнил. Наверное, они пришли из других деревень горной страны,
собравшись в других домах, похожих на дом Маттио.
зеленой, как первая золотисто-зеленая трава весной. Она ярко сияла среди
звезд, образующих созвездия, которых он никогда не видел. Он круто
обернулся, у него закружилась голова, он потерял ориентацию, сердце его
сильно билось, он искал на небе знакомые очертания. Посмотрел на юг, туда,
где должны были возвышаться горы, но, сколько хватало глаз, в зеленом
свете видны были лишь ровные поля, уходящие к горизонту, некоторые
вспаханные, некоторые полные созревших летних колосьев, хотя ведь сейчас
должна быть весна. Никаких гор. Никаких заснеженных пиков, перевала Брачио
с Квилеей за ним. Он повернулся в другую сторону. Никакого замка Борсо ни
на севере, ни на востоке. Или на западе?
Низкие холмы поднимались и опускались бесконечной чередой. И Баэрд увидел,
что на этих холмах не растут ни деревья, ни трава, ни цветы, ни кустарник,
они стоят голые, пустые, безжизненные.
и ты поймешь, почему мы здесь. Если мы проиграем сегодня сражение, поле,
на котором мы стоим, на следующий год, когда мы вернемся, будет столь же
безжизненным, как и те холмы. Теперь Иные спустились на эти плодородные
поля. В прошлые годы мы потерпели поражение в битвах за те холмы. Сейчас
мы сражаемся на равнине, и если так будет продолжаться, в одну из ночей
Поста наши дети или дети их детей очень скоро будут стоять спиной к морю и
проиграют последнюю битву в нашей войне.
каменистым останкам холмов.
умрут. От голода или от чумы.
запустения. Ему представился безжизненный мир, похожий на этот. Он
содрогнулся. Это было ужасно.
стычка, не битва за маленький полуостров. За весь этот мир, а может, и не
только за этот, потому что говорят, что наш мир - не единственный среди
рассыпанных Богами по времени и пространству миров.
здесь связаны с еще большими опасностями в других местах; в мирах, которых
мы никогда не видели и не увидим, разве что во сне.
камнем, иногда я купец, я научился за много лет драться, против своей воли
и вопреки своим наклонностям. Я живу на полуострове, который захватили
враги из-за моря. Вот тот уровень зла, который я могу постичь.
то, что они заранее его предупредили, широко раскрыл от изумления глаза.
Мельник стоял на двух здоровых ногах; его седые, редеющие волосы стали
густыми и темно-каштановыми, как у самого Баэрда, он стоял, расправив
широкие плечи, с высоко поднятой головой, мужчина в полном расцвете сил.
изменилась. Только здесь она выглядела старше, менее хрупкой; ее волосы
стали короче, но сохранили цвет белого золота, несмотря на странное
освещение. Глаза ее были густо-синие.
раз что-то меняется. А какого они сейчас цвета?
синими, но синими. - Ее улыбка стала шире. - Сказать тебе, как ты
выглядишь? - В ее голосе звучала неуместная легкость. Даже на губах Донара
играла насмешливая улыбка.
Четырнадцатилетним мальчиком, без бороды, слишком худым, с гривой
каштановых волос, которые мне бы хотелось подстричь, если бы только
представилась такая возможность.
Казалось, оно на мгновение замерло, а потом снова принялось трудолюбиво
стучать. Он резко отвернулся от остальных и посмотрел на свои руки. Они
действительно выглядели иначе. Более гладкими, менее морщинистыми. И шрам
от удара кинжала, который он получил в Тригии пять лет назад, исчез. Он
закрыл глаза, его внезапно охватила слабость.
Прости. Я не хотела.
Ему хотелось успокоить ее и Донара, сказать, что все в порядке, но,
кажется, он плакал, как это ни было невероятно, плакал впервые почти за
двадцать лет.
мальчиком, которого не пустили на войну по распоряжению принца и
собственного отца. Запретили сражаться и умереть вместе с ними на красных
берегах Дейзы, где померкло сияние жизни.
Успокойся. Здесь все странно.
Корнев Павел
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Лукьяненко Сергей