себе флиртовать на ярмарке? Не значит ли это, что она считает его смерть
совершившимся фактом? Чтобы удостовериться своими глазами, он вынул из
кармана перочинный ножик и осторожно сделал в парусине два маленьких надреза
крест-накрест, отогнул краешки, и получилась дырочка величиной с облатку. Он
припал глазом к отверстию и тотчас же в изумлении отпрянул: голова Батшебы
находилась на расстоянии каких-нибудь двенадцати дюймов от него. Так близко
было неудобно смотреть. Поэтому он проделал другую дырочку несколько пониже,
в стороне, в затемненном месте позади ее стула, откуда можно было в полной
безопасности за ней наблюдать.
откинувшись назад, в руке у нее была чашка, и она пила из нее маленькими
глотками, а мужской голос оказался голосом Болдвуда, который, как видно,
только что принес ей чай. Батшеба держала себя непринужденно и небрежно
прислонилась к стенке, причем ее плечо вдавилось в парусину, и она очутилась
чуть ли не в объятиях Троя, - ему пришлось даже отодвинуться, чтобы она не
ощутила сквозь ткань тепло его тела.
испытал днем во время представления. Батшеба была по-прежнему прелестна, и
она принадлежала ему. Прошло несколько минут, пока он поборол овладевшее им
желание ворваться в палатку и предъявить на нее права. Потом он подумал о
том, что эта гордая женщина, которая смотрела на него сверху вниз, даже
когда любила, возненавидит его, узнав, что он стал странствующим актером.
Если он заявит о своем существовании, ему надо во что бы то ни стало скрыть
эту страницу своей жизни от обитателей Уэзербери, иначе он сделается
посмешищем всего прихода. Его прозовут Турпином, и эта кличка останется за
ним на всю жизнь. Безусловно, эти последние месяцы необходимо начисто
вычеркнуть из жизни и лишь тогда появиться в качестве ее мужа.
фермер Болдвуд.
Как невежливо со стороны этого человека, - он заставил себя ждать до такого
позднего времени! Если бы не он, я уехала бы уже два часа назад. Мне и в
голову бы не пришло сюда зайти. Ничто так не освежает, как чашка чая, но я
бы не выпила, если бы вы не предложили мне.
теней на ее щеке, рассматривал извилины маленького бело-розового ушка. Она
вынула кошелек и, возражая Болдвуду, непременно хотела сама уплатить за свой
чай, когда в палатку вошел Пенниуэйс. Трой вздрогнул. Черт возьми! Теперь
ему вряд ли спасти свою репутацию! Он только что хотел отойти от дыры, в
которую подглядывал, разыскать Пенниуэйса и выяснить, узнал ли его бывший
управитель, когда тот появился перед ним, и из слов этого проходимца Трою
стало ясно, что он опоздал.
кое-что, касающееся лично вас.
постоянно приходил к Батшебе с какой-нибудь сплетней, надеясь вкрасться к
ней в доверие, опорочив других.
над столом, вырвал листок из потрепанной записной книжки и написал
закругленными буквами:
даже не подняла руки, чтобы взять бумажку. Тогда Пенниуэйс с наглым смешком
бросил записку ей на колени и, круто повернувшись, вышел из палатки.
догадался по его словам и поступку, что в записке речь шла о нем. Но ему не
удавалось ничего придумать, чтобы предотвратить развязку.
брань, подобно отравленному потоку.
ее уничтожу.
если я ее не прочту. Но я догадываюсь, о чем он пишет. Он просит у меня
рекомендации или сообщает очередную сплетню о ком-нибудь из моих работников.
Он постоянно этим занимается.
тарелку с бутербродами. Собираясь взять ломтик хлеба, она переложила записку
в левую руку, в которой все еще держала кошелек, и опустила руку у самой
стенки палатки. Подвернулся случай спасти игру, нельзя было упустить такой
козырь. Трой снова взглянул на прекрасную руку, увидел розовые кончики
пальцев, голубые жилки на запястье, охваченном браслетом из кусочков
коралла, - до чего все это ему знакомо! Потом с молниеносной быстротой и
бесподобной ловкостью он бесшумно сунул руку под нижний край парусины,
которая была недостаточно туго натянута, слегка приподнял ее, не отрывая
глаза от дырки, и вынул записку из руки Батшебы, - край парусины снова упал,
а Трой пустился бежать в темноте по направлению к валу и рву, усмехаясь про
себя, - его позабавил крик изумления, вырвавшийся у Батшебы. Затем Трой
перемахнул через вал, быстро прошел ярдов сто по дну рва, снова поднялся
наверх и не спеша, как ни в чем не бывало направился к палатке. Он поставил
себе целью разыскать Пенниуэйса и заставить его молчать до тех пор, пока сам
не найдет нужным заявить о себе.
высматривать Пенниуэйса, не решаясь справляться о нем, чтобы не привлечь к
себе внимания. Несколько человек толковали о только что имевшей место
дерзкой попытке ограбить молодую даму, сидевшую у стенки палатки.
Предполагали, что жулик принял клочок бумаги в ее руке за банковый билет, -
приподняв край парусины, он схватил бумажку и удрал с ней, не тронув
кошелька. "Вот уж будет досадовать, как увидит свою ошибку!" - посмеивались
они. Впрочем, о происшествии, видимо, мало кто знал - скрипач, игравший у
входа в палатку, даже не прервал своей игры, а четверо угрюмых сгорбленных
стариков с палками в руках по-прежнему исполняли под музыку шотландский
танец "Майор Молли". Позади них стоял Пенниуэйс. Трой скользнул к нему,
сделал знак и прошептал несколько слов, мужчины обменялись понимающим
взглядом и вышли в темноту.
ГЛАВА LI
Пурграса в ее экипаже и отвезет ее в Уэзербери; к вечеру у Джозефа
обнаружились признаки его давнишней болезни - "двоящегося глаза", и он не
мог справиться с обязанностями кучера и защитника дамы. Но Оук был так занят
и ему предстояло еще столько хлопот с болдвудскими овцами, часть которых еще
не была продана, что Батшеба, не говоря ни слова Оуку и вообще никому,
решилась ехать домой одна (ей уже не раз случалось возвращаться одной с
кэстербриджского рынка), всецело доверившись своему ангелу-хранителю.
Однако, встретив случайно (как ей думалось) фермера Болдвуда в закусочной,
она не смогла отказаться, когда он предложил сопровождать ее верхом.
Незаметно сгустились сумерки, но Болдвуд уверял, что нечего тревожиться, так
как луна взойдет через каких-нибудь полчаса.
выходу, не на шутку испуганная и искренне благодарная своему старому
поклоннику за его помощь; правда, она жалела, что нет Габриэля, с которым
предпочла бы ехать, - это было бы и приятнее и приличнее, ведь он был ее
управителем и слугою. Но что поделаешь! Ей ни за что не хотелось обижать
Болдвуда, перед которым она чувствовала себя виноватой. Когда поднялась луна
и подали двуколку, Батшеба двинулась в путь; она пересекла вершину холма и
стала спускаться по извилистой дороге, которая, казалось, уходила куда-то во
мрак и в небытие: луна стояла на одном уровне с ярко озаренным холмом и
впереди разверзлась черная пропасть, бескрайняя, как мир. Болдвуд вскочил на
коня и поскакал вслед за Батшебой. Они спустились в низину; звуки долетали
до них с вершины холма, словно голоса небожителей, а огни ярмарки казались
кострами какого-то небесного лагеря. Вскоре они миновали подвыпивших гуляк,
слоняющихся у подножия холма, пересекли Кингсбир и выехали на большую
дорогу.
по-прежнему ее боготворит, и она чувствовала к нему искреннее расположение.
Вечером ее огорчил его убитый вид, она вспомнила о своем безрассудстве, и ей
захотелось, как хотелось с год назад, загладить свою вину. Испытывая жалость
к этому неизбывно мрачному человеку, столь постоянному в своем чувстве и
немало потерпевшему из-за нее, Батшеба выказывала ему внимание, которое
можно было принять за нежность, и бедняга снова стал предаваться сладостным
мечтам о семилетнем служении Иакова.
Батшебу и поскакал бок о бок с ней. Они проехали две-три мили при лунном
свете, перекидываясь через колесо двуколки отрывочными фразами, - говорили о
ярмарке, о хозяйстве, о незаменимости Оука и о прочих безразличных
предметах, как вдруг Болдвуд спросил ее напрямик:
сразу.
и возможно, что он жив. Поэтому меня едва ли можно назвать вдовой, -
возразила она, хватаясь за первый пришедший ей в голову предлог.
доказана достаточно убедительно. Один человек видел, как он тонул. Никто из
Прозоров Александр
Ильин Андрей
Корнев Павел
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия
Лукин Евгений