вместе. Но беспокойство не вставляло девочку, и, видя это, хозяйка велела
постелить старику в смежной комнате, куда он и ушел вскоре после ужина. Ключ
от нее оказался, по счастью, с наружной стороны; как только хозяйка вышла,
Нелл повернула его в замке и со спокойным сердцем снова легла в постель.
улыбкой раздумывая о том, как судьба привела его на помощь девочке, и в то
же время по мере сил стараясь отделаться от любопытной хозяйки, которая
приставала к нему с расспросами о Нелли. Учитель был человек простодушный,
не искушенный ни в хитростях, ни в притворстве, и хозяйка достигла бы своей
цели в первые же пять минут, да только он ничего не мог рассказать ей, в чем
признался с полной откровенностью. Не удовлетворившись таким признанием и
сочтя это ловкой уверткой, хозяйка заявила, что у него, разумеется, есть
причины молчать. Она, мол, не собирается совать нос в деда постояльцев -
боже упаси! у нее и своих забот много. Она спросила вежливо и не
сомневалась, что ей так же вежливо ответят. Но теперь она вполне, вполне
удовлетворена. Правда, лучше бы ему с самого начала сказать, что он не хочет
говорить об этом, тогда все сразу стало бы ясно и понятно. Впрочем, она не
смеет на него обижаться. Кому лучше судить, о чем можно рассказывать, о чем
нельзя? Это его право, и спорить с ним никто не станет. Боже упаси!
Клянусь спасением души, это чистая правда!
Вы уж не сердитесь на меня, что я вас донимала. Ведь мы, женщины, все грешим
любопытством.
грешат тем же, но были ли у него намерения высказать свою мысль вслух,
осталось неизвестным, ибо учитель заговорил снова: - Вы так сердечно
отнеслись к этой девочке, что я с удовольствием стад бы отвечать на все ваши
вопросы, хоть двадцать часов кряду. Да вот беда - мне самому ничего не
известно! Так уж вы, пожалуйста, позаботьтесь о ней завтра утром и дайте мне
знать, как она себя чувствует, а о деньгах не беспокойтесь - я заплачу и за
себя и за них.
способствовало это последнее заверение, они разошлись спать во своим
комнатам.
очень слаба и требует ухода. Не мешало бы ей пролежать в постели хотя бы еще
один день, прежде чем пускаться в дальнейшее путешествие. Выслушав это
сообщение совершенно спокойно, учитель сказал, что у него есть в запасе
денек - вернее, целых два денька, стало быть, ему ничего не стоит
повременить.
попозже, а сам отправился погулять, взяв с собой книгу, и вернулся в
гостиницу только к назначенному часу.
виде этих слез, при виде этого бледного личика, этой исхудавшей фигурки
простодушный учитель тоже прослезился, но счел нужным заявить самым
решительным образом, что плакать глупо и что от слез прекрасно можно
удержаться - стоит только захотеть.
это, - заговорила, наконец, девочка. - Чем отблагодаришь за такую доброту?
Если бы мы не встретились с вами здесь, в чужих местах, я бы умерла и он
остался бы один на свете.
тягость вы мне или не в тягость, так с тех пор, как вы побывали в моем доме,
я разбогател.
учителя в одной деревне. Она далеко отсюда и, как ты сама догадываешься,
далеко от тех мест, где я жил раньше. А знаешь, какое жалованье? Тридцать
пять фунтов в год! Тридцать пять фунтов!
на проезд - на империале дилижанса. Они готовы на все, ничего не жалеют! Но
меня ждут там через несколько дней, спешить некуда, и я решил, дай лучше
пройдусь пешком. И как я теперь рад этому!
- Но... но куда вы идете, из каких вы мест, что вы делали с тех пор, как мы
расстались, где жили раньше? Расскажи мне все, все. Я плохо знаю жизнь, не
гожусь в советчики и, вероятно, мог бы сам многому поучиться у тебя. Но не
сомневайся в моей искренности и не забывай, почему я так к тебе привязался.
С тех самых пор мне все кажется, будто вся моя любовь к умершему перешла на
ту, что стояла у его изголовья. И пусть светлое чувство, возникшее из пепла,
осенит меня миром, - прошептал он, поднимая глаза ввысь, - ибо сердце мое
полно нежности и жалости к этой девочке.
сквозившая в каждом его слове, в каждом движении, его открытый взгляд
пробудили в душе Нелл такое доверие к нему, какого он не мог бы добиться
никакими уловками, никаким лукавством. Она рассказала своему другу все - что
у них нет ни родных, ни близких, что она бежала вместе с дедом в надежде
спасти его от сумасшедшего дома и от других бед, а теперь спасает
несчастного от самого себя, и что ей хочется только одного: найти пристанище
в каком-нибудь тихом, уединенном уголке, куда не проникнет прежнее искушение
и где она сама забудет свои недавние печали и горести.
Так неужели же этот ребенок преодолевал опасности, страдал, боролся с
сомнениями, с нищетой, черпая силы только в любви и чувстве чести? Но разве
мало в мире таких героев? Разве я не знаю, что подвиги, повседневные подвиги
самых мужественных, самых стойких никогда не заносятся в земные анналы? И
неужели же меня удивит рассказ этого ребенка?" Что учитель думал и говорил
дальше, не так уж важно. В конце концов было решено, что Нелл и старик
поедут вместе с ним в ту деревню, где его ждут, и он подыщет им там
какую-нибудь скромную работу, чтобы они могли сами прокормить себя.
не увенчаться успехом.
грузовом фургоне, который должен был менять лошадей в гостинице и мог
подвезти их часть пути. Фургон вскоре прибыл, возчик согласился посадить
девочку за небольшую мзду, и в положенное время они тронулись со двора,
причем учитель и старик шагали рядом с фургоном, Нелл сидела среди мягкой
поклажи, а хозяйка и все добрые люди из гостиницы наперебой кричали им
вслед, желая доброго пути и всяческого благополучия.
недрах медленно движущейся махины, под плотным навесом, мягко глушащим все
звуки, и лениво прислушиваться к звону бубенцов, к редким взмахам бича
фургонщика, ж плавному ходу больших колес, к позвякиванию уздечек, к веселым
окрикам встречных всадников, которые гарцуют на семенящих мелкой рысцой
лошадках, - прислушиваться и медленно, медленно засыпать. А этот сон, когда
ни на минуту не перестаешь чувствовать, что движешься куда-то без всяких
усилий, без хлопот, и голова у тебя покачивается на подушке, и все звуки
сливаются в дремотную, баюкающую музыку! А постепенное пробуждение, когда
вдруг ловишь себя на том, что глядишь сквозь распахнувшийся на ветру полог,
прямо в холодное небо с бесчисленными звездами, а потом переводишь взгляд
вниз, на фонарь возчика, пляшущий, словно болотный огонек, потом в сторону,
на суровые темные деревья, а потом вперед, на пустынную дорогу, которая
ползет все выше, выше и, наконец, упирается в вершину крутого холма, и
дальше За ним будто ничего нет, кроме неба. А вдобавок ко всему этому
остановки в гостиницах - тебе помогают вылезти из фургона, и ты входишь в
комнату, где горят свечи и камин, щуришься на свету, с удовольствием
вспоминаешь, как холодно на улице, и, чтобы стало еще уютнее, внушаешь себе,
будто ночь гораздо холоднее, чем на самом деле. Что может быть лучше и
приятнее такого путешествия в фургоне!
бодрость, а потом веки сами собой начинают слипаться, и вдруг, очнувшись от
крепкого сна, слышишь цоканье подков, и мимо, точно комета, пролетает
дилижанс с яркими фонарями, с кондуктором, ставшим во весь рост, чтобы
размять затекшие ноги, и джентльменом в меховом картузе, который испуганно
открывает глаза и дико озирается по сторонам. Остановка у заставы; сборщик
давно снят, к нему стучат, и, наконец, из чердачного окошка, где еле мерцает
огонек, доносится его голос, приглушенный одеялами, и вскоре он спускается
вниз, озябшие, в ночном колпаке, и поднимает шлагбаум, высказывая искреннее
желание, чтобы фургоны появлялись на дорогах только днем. Пронизывающий
холодом час между ночью и утром - далекий просвет в небе растет,
расползается вширь, из серого становится белым, из белого желтым, из желтого
пламеннокрасным. Приходит день, веселый, полный жизни, - люди за плугом
среди пашен, птицы на деревьях и живой изгороди, мальчишки, распугивающие их
трещотками. А вот и город - рынки кишат народом, двор гостиницы уставлен
двуколками и шарабанами, торговцы стоят в дверях своих лавок, барышники
водят напоказ лошадей по улицам, свиньи с хрюканьем копаются в грязи, -
глядишь, какая-нибудь сорвется с привязи и, волоча за собой веревку, лезет в
чистенькую аптеку, откуда мальчик ученик гонит ее метлой, ночной дилижанс
меняет упряжку пассажиры такие страшилища, с трехмесячной щетиной,
ухитрившейся вырасти за одну ночь, прозябшие, хмурые, ничем на них не
угодишь, а кучер кажется рядом с ними писаным красавцем, такой он
приглаженный, чистенький, все на нем с иголочки. Суматоха, беготня, столько
всяких неожиданностей! Какое счастье совершить такое восхитительное
путешествие в фургоне!
деду, а то и учителю, когда ей удавалось уговорить его хоть немножко
Куликов Роман
Прозоров Александр
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Якубенко Николай
Перумов Ник