столь соответствующего обстоятельствам.
таковы: полное сохранение тайны, обоюдная верность и настойчивость. Мистеру
Венусу предоставляется свободный доступ в "Приют" в любое время дня и ночи,
на предмет изысканий, кои надлежит проводить с соблюдением всяческой
осторожности, чтобы не привлечь внимания соседей.
Но теперь оба отдергивают их, закуривают потухшие трубки и откидываются на
спинки стульев. Шаги - сомнений быть не может. Они приближаются; чьи-то
пальцы стучат по оконному стеклу.
старинная рама медленно поднимается, и из ночного мрака в окно так же
медленно просовывается чья-то голова.
дружеского договора стало бы не по себе. Но то, что он стоит, навалившись
грудью на подоконник, и пристально смотрит в комнату из темноты,
окончательно обескураживает их. Особенно мистера Венуса, который вынимает
трубку изо рта, откидывает голову назад и таращит глаза на незнакомца,
словно это не кто иной, как индийский младенец, явившийся сюда затем, чтобы
увести своего хозяина домой.
калитке, а то она не запирается.
взялся выполнить одно поручение по дороге домой. Подошел к калитке и думаю,
можно ли войти без звонка? А вдруг у вас собака?
Тсс! Мистер Венус! Это тот самый, который наседает!
задерживались по вечерам дома в ожидании его прихода. Ему вдруг пришло в
голову, как бы он, сам того не желая, не стал помехой в ваших делах. На
будущее время давайте условимся, что если мистер Боффин придет без
предупреждения и застанет вас дома - хорошо, не застанет - так тому и быть.
Я взялся сообщить вам это. Вот и все.
Друзья превращаются в слух: его шаги затихают у калитки, и калитка за ним
захлопывается.
смолкает, - предпочли меня! Разрешите спросить, как он вам показался?
несколько попыток ответить, он не может пробормотать ничего более
вразумительного, чем "странная личность".
ожесточении чувств такую игру слов. - Вот в чем его суть. Личность это еще
так-сяк, а двуличностей я не терплю. Он завзятый проныра, сэр!
- говорю вам это как другу, - если бы моя рабская приверженность истине не
вынуждала меня ответить: всем подозрителен!
страусы, ища места, куда бы спрятать голову! Вегг испытывает поистине
неизъяснимое удовлетворение, радуясь буре чувств, которая охватывает его при
мысли о том, что мистер Роксмит завзятый проныра.
дружеского договора по двору и так же, как он, ощущая на себе воздействие
многократных возлияний, - в эту звездную ночь просто тяжко думать, что
наседающие незнакомцы и завзятые проныры могут преспокойно возвращаться
домой, будто они самые что ни на есть порядочные люди!
роняя шляпу с головы, - с особой силой приводит мне на ум ее сокрушительные
слова о том, что она не хочет и сама себя равнять и чтобы ее равняли с
каким-нибудь ске...
Вы только представьте, как эти звезды укрепляют меня в моем решении
действовать во имя правды против того, кого мы не будем здесь называть. Я не
злобствую, отнюдь нет. Но вы видите, как они мерцают? Им есть что вспомнить!
И что же они вспоминают, сэр?
себя равнять и чтобы... - Но тут Сайлас с достоинством перебивает его:
Джейн и дядюшку Паркера. Вспоминают все погубленное, все принесенное в
жертву ничтожному червю и баловню фортуны!
Никодимус Боффин, эсквайр, он же Золотой Мусорщик, успел настолько обжиться
в своем великолепном аристократическом особняке, насколько это позволяла ему
его натура. Он не мог не чувствовать, что особняк, подобно великолепному
аристократическому кругу сыра, слишком велик для его скромных потребностей и
порождает несметное количество паразитов, но рассматривал этот недостаток
как своего рода пожизненный налог на наследство. И он мирился с ним, тем
более что миссис Боффин наслаждалась своей новой ролью, а мисс Беллу
теперешний образ жизни приводил в восторг.
была такая хорошенькая, что нравилась всюду, где бы ни появилась, а
понятливость и ум правильно подсказывали ей, как вести себя в новой
обстановке. Облагораживала ли такая новизна ее сердце, это вопрос вкуса,
остающийся открытым, что же до вопросов вкуса там, где дело касалось
внешности и манер, тут сомневаться в облагораживающем влиянии новой
обстановки не приходилось.
более того - мисс Белла стала испытывать чувство неловкости и
ответственности за миссис Боффин, когда та делала что-нибудь не так. Правда,
существо с характером мягким и рассудком здравым не могло совершать очень уж
серьезные промахи даже в обществе аристократических визитеров - крупнейших
авторитетов по части утонченного обхождения, - единодушно признававших, что
Боффины "очаровательно вульгарны" (вульгарность таких отзывов, безусловно,
заслуживала другого эпитета). Но, оступаясь на гладком льду общепринятых
условностей, на котором чада подснепов обязаны, во имя спасения своих
аристократических душ, скользить то по кругу, то гуськом, миссис Боффин
неизменно тянула за собой и мисс Беллу (так по крайней мере той казалось) и
заставляла ее испытывать немалое замешательство под взглядами более искусных
конькобежцев, принимавших участие в этих спортивных упражнениях.
не ложно ли ее положение у мистера Боффина и насколько оно прочно. И так как
она не щадила родительского дома, когда ей еще не с чем было его сравнивать,
то в ее насмешках над ним и неблагодарности, сказавшейся в предпочтении ему
чужого крова, не замечалось ничего нового.
спустя, после переезда к ним Беллы. - Только я еще не раскусил его как
следует.
заинтересовали ее.
пятьдесят секретарей вместе взятых, - продолжал мистер Боффин. - И в то же
время иной раз будто преграду положит посреди улицы между собой и мной,
когда я собираюсь чуть ли не под ручку его взять.
желает здесь встречаться, только с вами. Когда у нас бывают гости, мне бы
хотелось видеть мистера Роксмита на его обычном месте за столом, а он - ни
за что.
Белла, тряхнув головкой, - я бы на вашем месте оставила его в покое.
короткого раздумья. - Он вовсе не считает себя выше нашего общества.
Ему лучше знать.
подумав и покачав головой, - Роксмит человек скромный, но самоуничижением он
не страдает.
он не желал встречаться только с одним мистером Лайтвудом. А теперь всех
избегает, кроме вас.
милость! - Ведь мистер Мортимер Лайтвуд обедал у Боффинов раза два-три, а
кроме того, она встречалась с ним в других домах, и он оказывал ей внимание.
- Довольно смело со стороны какого-то секретаря и папиного жильца -
ревновать меня!"