побуждавшая его заключить, что, если удастся ему со временем получить руку
Флоренс, он познает блаженство и счастье. Несомненно, мистер Тутс какими то
окольными путями пришел к этому выводу и на нем остановился. Сердце его было
ранено; он был потрясен, он был влюблен. Как-то вечером он сделал отчаянную
попытку и просидел всю ночь, сочиняя акростих в честь Флоренс, каковой
замысел растрогал его до слез. Но он так и не продвинулся дальше слов "Фиал
моей души", - тут его покинуло вдохновение, в порыве коего он предварительно
написал начальные буквы остальных шести строк.
Домби визитную карточку, - мозг мистера Тутса больше ничего не изобрел
касательно предмета, пленившего его чувства. Но глубокомысленные
размышления, наконец, убедили мистера Тутса в том, что весьма существенно
было бы снискать расположение мисс Сьюзен Нипер, а затем намекнуть ей о
своем душевном состоянии.
к которому следовало прибегнуть в этой начальной стадии романа, чтобы
привлечь ее на свою сторону. Будучи не в силах принять окончательное
решение, он посоветовался с Бойцовым Петухом, не посвящая сего джентльмена в
свою тайну, но лишь уведомив его, что некий друг из Йоркшира написал ему
(мистеру Тутсу), спрашивая его мнения об этом вопросе. Бойцовый Петух
ответил, что его мнение всегда было таково - "Ступай и побеждай", и далее:
"Когда противник перед тобой, а времени у тебя в обрез, ступай и действуй",
после чего мистер Тутс принял эти слова за иносказательное подтверждение
своей собственной точки зрения и героически решил поцеловать на следующий
день мисс Нипер.
созданные Берджесом и Ко, отправился с этой целью к дому мистера Домби. Но
когда он приблизился к месту действия, мужество ему изменило, и хотя он
подошел к двери в три часа пополудни, было уже шесть, когда он постучал в
дверь.
ее молодая хозяйка здорова, а мистер Тутс сказал, что это не имеет никакого
значения. К ее изумлению, мистер Тутс вместо того чтобы вылететь после этих
слов, как ракета, замялся и захихикал.
улицу была закрыта, неуклюже рванулся к Сьюзен и, обняв это прелестное
создание, поцеловал ее в щеку.
такой блаженный, как вы! Дальше уж некуда! Проваливайте, сэр!
говорить, но Диоген, на лестнице, слыша шорох у стены и шарканье ног и видя
сквозь перила, что происходит борьба и кто-то чужой вторгся в дом, пришел к
иному выводу, бросился на помощь и в одно мгновение вцепился в ногу мистеру
Тутсу.
вниз; дерзкий Тутс, спотыкаясь, выбрался на улицу вместе с Диогеном,
вцепившимся в панталоны, словно Берджес и Ко состояли у него в поварах и
приготовили ему этот лакомый кусочек в виде праздничного угощения. Диоген,
отброшенный в сторону, несколько раз перекувырнулся в пыли, снова вскочил,
завертелся вокруг ошеломленного Тутса, намереваясь укусить его еще раз, а
мистер Каркер, остановивший лошадь и державшийся поодаль, с великим
изумлением наблюдал эту суматоху у двери величественного дома мистера Домби.
Диогена не позвали в дом и не захлопнули дверь, а мистер Тутс, приютившись в
ближайшем подъезде, стал обвязывать разорванные панталоны дорогим шелковым
носовым платком, который являлся дополнением к его пышному наряду, надетому
для этого визита.
улыбкой. - Надеюсь, вы не пострадали?
лицо, - это не имеет никакого значения.
очень понравилось.
показывая свои собственные зубы.
полном порядке, благодарю вас.
Каркер, снимая шляпу, - извиниться за этот неприятный случай и
полюбопытствовать, каким образом это могло произойти.
заключить дружбу с другом мистера Домби, что достает бумажник с визитными
карточками, воспользоваться которыми он не упускает случая, и вручает свое
имя и адрес мистеру Каркеру; последний отвечает на эту любезность, дав ему в
свою очередь визитную карточку, после чего они расстаются.
стараясь разглядеть задумчивое лицо за занавеской, наблюдающее за детьми в
доме напротив; лохматая голова Диогена появляется рядом с этим лицом, и
собака, сколько ее ни успокаивают, лает, и ворчит, и рвется к мистеру
Каркеру, словно готова броситься вниз и разорвать его в клочья.
задрав голову, сверкая глазами и. гневно разевая пасть, чтобы его схватить!
Еще разок, пока он, не спеша, проезжает мимо! У тебя прекрасный нюх, Ди, -
там кот, дружок, кот!
ГЛАВА XXIII
она по-прежнему жила одна; и голые стены смотрели на нее безучастным
взглядом, словно, уподобляясь Горгоне, они приняли решение обратить
молодость ее и красоту в камень.
леса, никогда не рисовался бы нашему воображению более уединенным и
заброшенным, чем этот реально существовавший дом ее отца, мрачно глядевший
на улицу; по вечерам, когда светились соседние окна, он был темным пятном на
этой скудно освещенной улице; днем - морщиной на ее никогда не улыбающемся
лице.
волшебной легенде обычно стерегут находящуюся в заключении оскорбленную
невинность; но не говоря уже о злобной физиономии с гневно раздвинутыми
тонкими губами, которая взирала с арки над дверью на всех приходящих, здесь
была чудовищная, фантастическая ржавая железная решетка, извивающаяся и
искривленная, словно окаменевшее дерево у входа, расцветающая копьями и
винтообразными остриями и украшенная с обеих сторон двумя зловещими
гасильниками, которые как будто говорили: "Забудьте о свете все входящие
сюда" *. Никаких кабалистических знаков не было выгравировано на портале, и
все же дом казался таким заброшенным, что мальчишки рисовали мелом на
изгороди и тротуаре, в особенности за углом, где была боковая стена, и
малевали чертей на воротах конюшни, а так как их иной раз прогонял мистер
Таулинсон, они в отместку рисовали его портрет с горизонтально торчащими
из-под шляпы ушами. Шум замирал под сенью этой крыши. Духовой оркестр,
появлявшийся на улице раз в неделю по утрам, никогда не издавал ни звука под
этими окнами; и все подобного рода бродячие музыканты, вплоть до шарманщика
с бедной маленькой писклявой слабоумной шарманкой с глупейшими
танцорами-автоматами, вальсирующими и раздвижных дверях, как будто
сговорившись, обходили этот дом и избегали его, как место безнадежное.
погружали в сон заколдованные замки, но в момент пробуждения в них жизни
покидали их, не причинив никакого вреда.
Портьеры в комнатах, грузно обвисая, утратили прежнюю свою форму и висели,
как тяжелые гробовые покровы. Гекатомбы мебели, по-прежнему нагроможденной в
кучи и сверху прикрытой, съежились, как заключенные в темницу и забытые в
ней люди, и мало-помалу меняли своей облик. Зеркала потускнели, словно от
дыхания лет. Рисунок ковров поблек и стал туманным, как память о
незначительных событиях этих лет. Доски, вздрагивая от непривычных шагов,
скрипели и дрожали. Ключи ржавели в замочных скважинах. Сырость показалась
на стенах, и по мере того, как проступали пятна, картины как будто отступали
вглубь и прятались. Гниль и плесень завелись в чуланах. Грибы росли в углах
погребов. Пыль накапливалась, неведомо откуда и как появившись, о пауках,
моли и мушиных личинках разговор шел ежедневно. Любознательного черного
таракана частенько находили на лестнице или в верхнем этаже, неподвижного,
словно недоумевающего, как он сюда попал. Крысы в ночную пору поднимали писк
и возню в темных галереях, прорытых ими за панелью.
пробивающемся сквозь закрытые ставни, только укрепляло представление о
зачарованном жилище. Львиные лапы, покрытые потускневшей позолотой, украдкой
высовывались из-под чехлов; очертания мраморных бюстов зловеще
обрисовывались сквозь покрывала; часы никогда не шли, а если случайно их
заводили, шли неправильно и били неземной час, которого нет на циферблате;
неожиданное позвякивание люстр пугало сильнее, чем набат; приглушенные звуки
и ленивые струи воздуха обтекали эти предметы и призрачное сборище других
Корнев Павел
Буркатовский Сергей
Корнев Павел
Белов Вольф
Куликов Роман
Соломатина Татьяна