ответорганизатором в отдел науки ЦК ВЛКСМ. Он стал курировать молодежь в
новых сибирских академгородках.
очень ему мешал, а после стал обжигать: он верил людям. И они его подвели.
Два раза он поддержал в Новосибирском академгородке нечто, похожее на
дискуссии. Однако дискуссии быстренько переросли из чисто научных в
социальные, и было дано указание закрыть комсомольско-молодежное кафе.
Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Павлов вызвал Полищука и кратко объяснил:
конец, в КГБ. Полищук, как и все ответработники комсомола, понимал, что
руководству страной требуется омоложение и лучшие кадры для этого есть в
комсомоле, первом помощнике партии. Однако если Полищуку такое омоложение
представлялось выходом из застоя, то для Павлова и его единомышленников цель
была в том, чтобы взять свое. Так или иначе старейшины поняли, что стоит
только пустить в Большой дом одного комсомольского лидера -- за ним двинутся
остальные, связанные веревкой, как альпинисты. И хотя оба серых здания стоят
напротив друг друга, между партией и комсомолом был построен прозрачный и
непреодолимый забор. Лев понял это окончательно, когда проворовавшегося
Павлова назначили Председателем спорткомитета, оставив ему спортивный Олимп,
навсегда закрыв партийный. К этому времени Полищук и сам поостыл в
оргработе.
связанной со сменой руководства, Полищуку удалось уйти в институт, где после
многолетнего перерыва возобновлялась социология. Но какую бы сторону жизни
ни взялись изучать социологи, о публикации результатов не могло быть и речи,
поскольку они "не соответствовали". Руководство возило закрытые отчеты
наверх, но там они тоже не нравились. У Полищука уже была готова диссертация
на тему "Стремления советской молодежи и их реализация", когда пришло
указание прекратить заниматься конкретной социологией. Впредь институт
должен был следовать заданиям, в которых указывалось, какие выводы нужно
получить.
оргвыводов перескочить в Институт международного рабочего движения, в новый
сектор футурологии. Тут готовили для компьютера сложную программу, цель
которой -- показать, как далеко уходит коммунизм по сравнению с загнивающим
капитализмом. Работа продвигалась успешно, были почти готовы несколько
докторских и ряд кандидатских диссертаций. Компьютер работал в торжественной
обстановке, руководство института обещало верхам результаты к предстоящему
съезду партии. Однако неожиданно машина заявила, что международное рабочее
движение не имеет существенного значения, коммунизм не уходит вперед, а
капитализм не загнивает. Больше того, идеология, с точки зрения футурологии,
не играет роли в развитии экономики. В некоей точке пути капитализма и
коммунизма сливаются. Временная роль идеологии в том, заявил компьютер,
чтобы тормозить конвергенцию, мешать ей.
сектор футурологии ликвидировали. Полищук метнулся в поисках другого места
работы и замешкался. Тут-то его и настиг выговор с занесением в учетную
карточку за идеологическую халатность, хотя непосредственно с расчетами Лев
связан не был.
правды", подыскивал себе ответственного секретаря взамен старика Овсеева,
старого правдиста, которого с почетом проводили на пенсию. Макарцев понимал,
что, не найди он сам нейтрального человека, ему пришлют из ЦК и тот станет
усердно выполнять не его, Макарцева, волю, а тех, кто его посадил. Полищук,
рекомендованный через знакомых, сразу понравился, -- Макарцеву вообще сразу
нравились или не нравились люди.
себя как рыба в воде. Весь прошлый организаторский опыт пригодился. Газетный
механизм увлек Льва. Опасная система верить людям, так до конца Полищуком не
изжитая, обеспечивала ему хорошие отношения со всеми сослуживцами.
Единственное, что для него было хуже горькой редьки, -- это частые поездки
наверх. К счастью, Макарцев любил это делать сам, а когда не мог, облегчал
его участь, посылая своих замов. К этому времени карьерные соображения Льва
Викторовича еще раз полиняли. Он будто ощутил макушкой свой потолок.
метро с пересадкой на троллейбус, в то время как ему положена персональная
машина, и обедает в закрытой столовой ЦК ВЛКСМ, куда его пускают по
привычке, а не в столовой Большого дома. Замечание Полищук выслушал без
возражений, признал правоту Ягубова, но ничего не изменилось. Когда Макарцев
отдал распоряжение печатать гневные отклики трудящихся на Солженицына,
Полищук, сказавшись больным, просил заменить его на посту дежурного
редактора и уехал. Номер подписал Игорь Иванович сам.
он, печально улыбаясь, высказывал мысль, что улицы в Москве переименовывают
по фамилиям отечественных и зарубежных вождей, им ставят памятники, и город
становится похожим на кладбище коммунистов всего мира.
-- мэр Стокгольма бросился нас обнимать. "Я очень уважаю советских
журналистов. Они такие умные! Наши журналисты -- примитив по сравнению с
вами. Ведь при той цензуре, которая у вас в стране, вы еще ухитряетесь
что-то писать!"
наперекор, надо быть героем, а он -- обыкновенный человек. Он будет делать
дело, стараясь не участвовать в подлостях и добровольно не подливать масла в
огонь. Впрочем, и на мелкой честности он мог нажить большие неприятности.
очередную пачку почты, тот просмотрел ее и некоторые слишком злые письма, а
также открытые письма в защиту политических заключенных вынул из стопы,
порвал и бросил в корзину.
числилась Раиса Качкарева, редактор отдела литературы и искусства.
Поговаривали всякое. Энергии у Раисы имелось хоть отбавляй. Рая заходила за
сигаретой, оставалась, подолгу трепалась за жизнь, давала советы (как
правило, умные) с кем и как себя вести, где быть левее, а где воздержаться,
чтобы не погореть. Она понимала Полищука, как никто. Жена Полищука знала об
этой дружбе и, стараясь не показать виду, ревновала.
начальник Полищука в ЦК ВЛКСМ, работавший теперь в органах, узнав, что Лев
Викторович стал журналистом, поговорил о жизни, а после предложил:
специальность. И поедешь от своей "Трудовой правды" или от другой газеты в
загранку. Пошлем с семьей, не волнуйся. Будешь числиться корреспондентом и
собирать информацию, которая нам нужна. В современных условиях делать это
несложно.
отговорила.
эту историю, хотя сам органы недолюбливал.
не простил бы. Отдел информации подобрал подходящего парня и хотел взять.
Газета хромала без хороших репортеров, нужны были оперативные материалы в
каждый номер, и парень охотно бегал и быстро писал, а Макарцев упирался,
ссылаясь на то, что парень беспартийный.
детский сад, нам нужны люди из других газет, с опытом.
отрываешь одни деловые качества!
что у нас в редакции делается! И сравни с другими... Анонимки, что у нас
слишком много евреев, на меня идут, а не на тебя! Знаешь что? Поезжай в ЦК и
там скажи, что я антисемит. Громко скажи. Они меня меньше попрекать будут!
возможно, и недостаточно. А тут...
чему тебя в комсомоле учили? Ладно! Где заявление? Оформим!
не злился. Просто неприятно, когда тебя обвиняют в том, чего в
действительности нет.
Полищуком была служебная дружба. Вне редакции они не встречались, но тут,
чувствуя общность в оценке ряда проблем, проникались друг к другу все
большим доверием, сближались и углублялись в такие дебаты, которые еще
недавно были невозможны.
чтобы не разлетелись от сквозняка.
предложение Утерина.
морду мы тоже не нанимались. Речь идет даже не о Какабадзе -- о газете. Я за
то, чтобы выступить. Иначе мы становимся такими же уголовниками, как эти из
МВД. Чего молчишь, Сергеич?
Посняков Андрей
Маккарти Кормак
Корнев Павел
Сапковский Анджей
Афанасьев Роман
Белогорский Евгений