почувствовал, как сердце его тает от нежности и все тело словно распирает от
безграничного благодушия. Все вокруг казалось ему прекрасным и
восхитительным; сложив руки на своем объемистом животе и медленно окидывая
взглядом полузакрытых глаз чудесную картину суши и воды, которые
расстилались перед ним в великолепном разнообразии, он воскликнул хриплым
сдавленным голосом: "Какой очаровательный вид!". Слова замерли у него в
горле; несколько мгновений он как будто размышлял о прелестном зрелище,
затем веки его плотно сомкнулись, он уронил голову на грудь, медленно
опустился на зеленую траву и постепенно погрузился в глубокий сон.
промчавшись над вершинами деревьев в той самой тележке, в которой он каждый
год развозит детям подарки; он приехал и опустился как раз там, где недавно
пиршествовали наши герои из Коммунипоу. И догадливый Ван-Кортландт узнал его
по широкой шляпе, длинной трубке и по сходству с фигурой, стоявшей на носу
"Гуде вроу". И святой Николай закурил трубку от костра, и сел, и начал
курить; и когда он курил, дым от его трубки поднимался в воздух и клубился
облаком над головой. И мудрый Олоф вспомнил все и поспешил влезть на
верхушку одного из самых высоких деревьев, и увидел, что дым расстилается
над большим пространством; он стал приглядываться внимательней, и ему
показалось, что огромные столбы дыма принимают различные чудесные очертания.
В густом мраке перед ним вырисовывались тени дворцов и куполов и
величественных шпилей, которые появлялись на мгновение и вновь пропадали,
пока дым не рассеялся и не осталось ничего, кроме зеленого леса. И когда
святой Николай докурил трубку, он засунул ее за ленту своей шляпы и,
приставив палец к носу, бросил на пораженного Ван-Кортландта весьма
многозначительный взгляд; затем, усевшись в свою тележку, он снова поднялся
над вершинами деревьев и исчез.
рассказал им свой сон. Он истолковал его в том смысле, что святой Николай
изъявил желание, чтобы они обосновались и построили город именно здесь; а
дым от трубки был символом того, каким огромным предстоит стать городу, ибо
клубы дыма из его труб будут расстилаться над широкими просторами страны. И
все в один голос согласились с этим толкованием, кроме мингера Тенбрука,
заявившего, будто сон Олофа означает, что в этом городе от маленького огня
будет много дыма, иначе говоря, что это будет очень хвастливый маленький
город. И оба предсказания, как это ни странно, сбылись.
предпринято столь опасное путешествие, наши мореплаватели весело вернулись в
Коммунипоу, где их встретили с большой радостью. Созвав собрание всех мудрых
людей и должностных лиц Павонии, они рассказали о своем плавании и о сне
Олофа Ван-Кортландта. И народ вознес свои голоса и благословил доброго
святого Николая; и с этого времени к мудрому Ван-Кортландту за его великий
дар сновидений стали относиться с еще большим уважением, нежели прежде, и
его провозгласили самым полезным гражданином и поистине превосходным
человеком - когда он спит.
III
АПОЛОГИЯ АВТОРА
ни к чему не обязывающая jeu d'esprit {Игра ума (франц.).}, мы начали вместе
с моим братом, покойным Питером Ирвингом, эсквайром. Мы намеревались
написать пародию на маленькую справочную книгу, незадолго до того изданную
под названием "Картина Нью-Йорка" {9}. Как и она, наше произведение должно
было начаться историческим обзором; вслед за ним мы собирались дать очерки
нравов и обычаев города, выдержанные в полусерьезном, полушутливом духе и
описывающие с добродушной насмешкой местные заблуждения, чудачества и
странности.
американских трудах, мы собирались начать исторический обзор с сотворения
мира и наложили контрибуцию на самые различные сочинения, черпая из них
избитые цитаты, как идущие, так и не идущие к делу, чтобы придать нашей
книге надлежащий вид научного исследования. Прежде чем эта сырая масса
шутливой учености приняла определенную форму, мой брат уехал в Европу и мне
предстояло одному продолжить начатое дело.
пародию на "Картину Нью-Йорка", я решил, что первоначально задуманный нами
вводный очерк составит содержание всего сочинения, которое будет
представлять собой шутливую историю нашего города. Всю массу цитат и
справочных сведений я уложил соответственно во вступительные главы,
образующие первую книгу; вскоре, однако, мне стало ясно, что, как Робинзон
Крузо с его лодкой, я начал работу не по плечу и что для успешного
завершения моей истории я должен сократить ее размеры. Поэтому я решил
ограничиться эпохой голландского владычества, в возникновении, развитии и
падении которого мы имеем то единство сюжета, какого требует классическое
правило. К тому же это была эпоха, в то время являвшаяся для истории terra
incognita {Неизвестная земля (лат.).}. Я был поистине изумлен, обнаружив,
сколь немногие из моих сограждан были осведомлены, что Нью-Йорк когда-то
назывался Новым Амстердамом, или слышали имена его первых голландских
губернаторов или хоть чуточку интересовались своими далекими голландскими
предками.
города, поэтическая по самой своей туманности, и, подобно далеким и туманным
дням древнего Рима, представляющая широкие возможности для всяческих
украшений, обычных в героическом повествовании. Я приветствовал родной город
как самый счастливый из всех американских городов, ибо его старина восходит
к сомнительным, баснословным временам: не думал я также, что совершаю тяжкий
исторический грех, с помощью собственных домыслов истолковывая кое-какие
факты из той далекой и забытой эпохи, которые мне удалось установить, или же
наделяя характерными чертами связанных с ними людей, чьи имена я смог спасти
от забвения.
собственной фантазией, и мое самонадеянное вторжение в эту священную, хотя и
остававшуюся в пренебрежении, область истории встретило заслуженное
порицание со стороны людей более трезвого ума. Впрочем, поздно теперь звать
обратно столь опрометчиво выпущенную стрелу. Всем, кому это покажется
неуместным, я могу лишь сказать вместе с Гамлетом:
если в нем я недопустимо вольно обошелся с ранней эпохой в истории нашей
провинции, зато он, по крайней мере, привлек внимание к этому периоду и
побудил к исследованиям. Только после появления этой книги принялись рыться
в забытых архивах; факты и лица старого времени, от которых отряхнули пыль
забвения, заняли то место, какое они на самом деле заслуживали.
исторического исследования, но поэтические умы, я надеюсь, воспримут ее с
некоторым снисхождением. Дело шло о том, чтобы облечь предания о нашем
городе в забавную форму, показать местные нравы, обычаи и особенности,
связать привычные картины и места и знакомые имена с теми затейливыми,
причудливыми воспоминаниями, которыми так небогата наша молодая страна, но
которые составляют очарование городов Старого Света, привязывая сердца их
уроженцев к родине.
успеха. До появления моего произведения народные предания, касающиеся нашего
города, были забыты; на своеобразные, ни с чем не сравнимые нравы и обычаи,
сохранившиеся от наших голландских предков, не обращали внимания, или же к
ним относились с полным безразличием, а то и с насмешкой. Теперь они стали
общим достоянием и приводятся по любому случаю; они объединяют все наше
общество, вызывая веселое расположение духа и пробуждая дух товарищества, на
них зиждется чувство родины, они служат приправой на городских празднествах,
основой местных выдумок и шуток, ими так усердно пользуются авторы
популярных романов, что из страны легенд, которая была впервые исследована
мною, я оказался почти вытесненным толпой тех, кто бросился по моим следам.
труда его цели и намерения были неправильно поняты некоторыми потомками
голландских прославленных героев, а также потому, что, как мне стало ясно, и
теперь время от времени могут найтись люди, которые посмотрят на него
придирчивым взглядом. Льщу себя, однако, надеждой, что большинство читателей
воспримет мои добродушные картинки в том самом духе, в каком они были
выполнены. И когда по прошествии почти сорока лет я вижу, что мое случайное
юношеское произведение все еще пользуется горячей любовью, когда я вижу, что
само его название стало "домашним словом" и придает отпечаток домашности
всему, требующему народного признания - в таких сочетаниях, как
Никербокеровские общества, Никербокеровские страховые компании,
Никербокеровские пароходы, Никербокеровские омнибусы, Никербокеровский хлеб
и Никербокеровское мороженое, - и когда я вижу ньюйоркцев голландского
происхождения, гордящихся тем, что они "истинные Никербокеры", я с радостью
убеждаюсь, что попал в точку и мой взгляд на доброе старое голландское
время, на нравы и обычаи, дошедшие с той поры, соответствует чувствам и
настроениям моих сограждан, что я пробудил приятные воспоминания о милых
сердцу чертах, характерных для моего родного города, которым его жители не
Доставалов Александр
Березин Федор
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Зыков Виталий
Шилова Юлия