он выпить чаю, и принялась суетливо накрывать на стол.
теплившийся в рубиновом стекле огонек в углу перед иконами. - Совсем
старосветская помещица.
отправила ее в рот. - M-м, вкусно. Бери нож, папа, разрезай...
тарелку. Пока пили чай, он расспросил дочь о ее школьных делах, похвалил за
пятерки, сказал, что десятый класс решающий и нужно постараться закончить
его как можно лучше. Ника согласилась, что нужно. А потом разговор как-то
иссяк.
наконец Иван Афанасьевич, собравшись с духом. - Хочу, понимаешь, поговорить
с тобой... ну, о наших отношениях. Игнатьев передавал твою просьбу, мы с
матерью учли. Сама знаешь, не лезли, отношений не выясняли... Но, в конце
концов, так тоже нельзя...
конфликт. Что в основе? Отсутствие взаимопонимания, как во всяких
конфликтах. Значит, надо объясниться, попытаться как-то... понять друг
друга!
поднимая глаз от клеенки. - Маму особенно. Я много думала, и...
"думать"? Ты еще... молода слишком!
спокойнее, сдерживая себя. - Я все-таки твой отец, Вероника... старше тебя,
опытнее... В жизни не все так просто, как кажется в шестнадцать лет. Ты ведь
пойми, для чего мы это сделали, я и мать... мы ведь семью хотели сохранить -
понимаешь, Вероника, семью! Ну, тебя еще не было, была Света - все равно
семья уже была, а тут вдруг такое. Я, если бы твою мать меньше любил,
наверное, ничего бы не сказал, мало ли было после войны незаконных детей, не
маленькая ты уже, сама все понимаешь. А я не мог так, Вероника, я мать
любил... ну, и она меня, надо полагать... любила. А Слава был бы
напоминанием постоянным, понимаешь? Ни черта бы из этого не вышло, Вероника,
не склеилась бы у нас жизнь...
он отвел глаза, не выдержав ее взгляда. - Слезами ребенка, да? Вы хоть раз
потом подумали, как он там, в этом детдоме, один совершенно, маленький - ему
два года исполнилось, три, четыре, он уже все понимать начал, потом пошел в
первый класс - и все ждал, что родители найдутся, ждал, по ночам плакал, а
вы тем временем "семью склеивали"?! Вот и получайте теперь свою семью!!
окну. Иван Афанасьевич долго сидел, опустив голову, потом сказал глухо:
только одно еще должна понять... война шла, понимаешь, страшная война, и
люди очерствели на ней, может и потеряли в себе что-то... человеческое...
время войны взяла на воспитание сироту, она в себе человеческое не потеряла.
И другие не теряли - наоборот, становились в тысячу раз человечнее! А вот
для чего воевал ты - этого я вообще не понимаю, потому что такое, как вы
сделали со Славиком, мог сделать любой фашист!
голосом:
прощения пришел у тебя просить, за Славу. Ладно, коли так. Я только одного
не понимаю - неужели у тебя к нам простой нету...
потом хлопнула дверь в коридоре. Потом она увидела, как он идет через
заснеженный двор, идет согнувшись, неверными шагами, как ходят больные или
пьяные; и что-то словно лопнуло вдруг у нее в душе - какая-то кора,
оболочка, сковывавшая ее столько месяцев, не дававшая ей понять то
совершенно простое и понятное, о чем говорили Игнатьев, Ярослав, Галя, -
простое, древнее и вечное, стоящее выше логики, выше справедливости. Не
помня себя от нестерпимой, рвущей сердце жалости, Ника дернула забухшую
форточку, высунулась в сырой февральский ветер и закричала:
ГЛАВА 8
время не рискнула принимать предписанный ей барбамил и предпочла обычный
ноксирон. Вероятно, просто из осторожности, - в аптеке, когда она получала
лекарство по рецепту с круглой печатью, ее предупредили об опасности
превышения доз приема. Так или иначе, она тогда сунула нераспечатанный тюбик
на дно шкатулки и забыла о нем на несколько месяцев.
дочерью. Большую часть этого времени Елена Львовна продержалась совсем
неплохо, непрерывным усилием воли заставляя себя думать о вещах посторонних
и незначительных. Но потом - вдруг, внезапно, как всегда происходят такие
вещи, - она почувствовала, что держаться больше не может. Не может и -
главное - не хочет.
в том, чтобы хотеть, достигать, получать в руки. Не в смысле вульгарного
стяжательства, отнюдь нет.
достигнутое просыпалось у нее меж пальцев, как сухой песок, как пепел, как
прах. Теперь она ничего больше не хотела, кроме одного: чтобы муж не
встретился сегодня с дочерью, чтобы та забыла о вчерашней договоренности или
попросту ушла бы в кино или к подруге, не дождавшись отца...
надеяться, и знала в то же время, что и эта надежда обманет Как бы ни
относилась теперь Ника к своим родителям, она достаточно хорошо воспитана,
чтобы не заставить отца ехать напрасно. Никуда она не уйдет, и они
встретятся сегодня. Точнее - уже встретились.
разговора не получится. Она знала обоих - и мужа, и дочь; им никогда не
договориться, они никогда не поймут друг друга! Что Ника уже вынесла свой
приговор - нет никакого сомнения. У нее было достаточно времени все
обдумать, спокойно и не спеша, поговорить об этом деле со Славой, очень
может быть - и со Светой, наверняка со своим Игнатьевым. Елена Львовна не
заблуждалась относительно Никиного телефонного звонка из Ленинграда; это
была, несомненно, идея Игнатьева, - видимо, он просто убедил девочку, что
нужно исполнить долг вежливости. Она тогда поняла это сразу. Ну, или не
совсем сразу - на какой-то миг надежда вспыхнула и ей вообразилось, что
судьба помиловала ее, но только в самый первый момент. После нескольких
реплик мужа ей стало ясно, что это не так. И действительно, когда она сама
взяла потом трубку, Никин голос звучал сдержанно и отчужденно - так
разговаривают по делу с чужим и не очень симпатичным человеком...
вечер. Игнатьев ведь считал, что все должно уладиться, и, вероятно, пытался
воздействовать на Нику в этом смысле. Выходит, не сумел, если звонок по
телефону оказался пределом Никиных уступок. Чем же сможет теперь переубедить
ее отец?
Возможно, он уже ушел от нее. Через полчаса или через час он вернется -
мрачный, Молчаливый. И не нужно будет ни о чем спрашивать. Достаточно будет
только посмотреть на него, чтобы угас последний огонек надежды, который,
может быть, еще теплится где-то у нее в душе. Наверное, теплится, надежды
ведь вообще живучи, они долго живут в состоянии анабиоза, такого глубокого,
что кажется - надежда мертва. Вот если надежда умрет по-настоящему - тогда
ты это почувствуешь...
после неудавшейся попытки примирения; скорее всего, что не захочет.
Последнее время его часто видели в баре Дома журналистов. Он может просидеть
там до вечера, и до вечера будет длиться для нее эта пытка ожиданием -
потому что она ведь будет ждать и надеяться вопреки очевидности, против
собственной воли придумывая все новые и новые, самые невероятные варианты
случившегося; в принципе, такой серьезный разговор может длиться и не один
час, а потом они помирятся и поедут домой, но по пути Нике нужно будет
заехать куда-нибудь по своим делам, - звонить сюда они не захотят, решив
сделать ей сюрприз... или Ника, помирившись с отцом, начнет просто собирать
и укладывать свои вещи, это ведь быстро не делается, а он пойдет за такси, и
такси долго не будет, ведь сегодня воскресенье...
потерпевшего неудачу в своей попытке вернуть дочь. Еще мучительнее было
представить себе долгие часы предстоящего ожидания. Но только когда она, в
жалкой попытке спрятаться от действительности, представила себе вдруг, как
открывается дверь и в комнату входит Ника - когда она представила это себе
ясно и до конца, - она поняла вдруг, что значит, когда человеку
действительно становится вдруг невыносимо жить.
страшным из всего, что могло ее ожидать. Встретиться с дочерью один на один
и посмотреть ей в глаза - это было бы действительно невыносимо в точном,
порою забываемом нами значении этого слова. Елена Львовна могла теперь,
кажется, вынести все, кроме встречи с дочерью, кроме необходимости что-то ей
Майер Стефани
Доценко Виктор
Афанасьев Роман
Вронский Константин
Шилова Юлия
Сертаков Виталий