оставаться. В лес, от греха долой. Поторопитесь, одним словом. Там
спокойней, сам себе хозяин. Да и мы рядом с ним. Не один все же.
через закрытую дверь, я вышел во двор, взял Кунака и тихо ушел в лес за
огородом. Вернулся только в полночь, у нас, конечно, не спали, возбужденные
визитом двух офицеров. Отец открыл им дверь, провел в комнаты. Капитан и
прапорщик из Добровольческой армии вели себя учтиво, сказали, что хотят
видеть хорунжего Зарецкого, и выразили удивление словам отца и жены, когда
те ответили, что два месяца семья не имеет от него вестей. Они, видите ли,
желали заполучить боевого офицера в свои ряды. Теперь, когда предстоит
историческая миссия разгрома Совдепии и поход на Москву...
зале посыпалось битое стекло. Две пули пробив ставни, впились в стену и в
буфетную дверцу. Отвечать? Но тогда в опасности уже вся семья! Мы с отцом
сдержались. Еще пять или шесть пуль тупо ударились в стены снаружи. Ржали
кони, слышалась команда. Это уже не те учтивые деникинцы, что приходили
накануне, хотя связь их была несомненной.
опасно. Мама соглашалась и плакала. Она собирала вещи так, словно мы уезжали
навсегда.
обстреляли. Отряд белых казаков еще с вечера появился во дворе у Чебурнова.
На дорогах караулы. Потом отряд куда-то исчез.
оседланных Кунака и Куницу. Уложили вьюки. Подняли сонного Мишаньку, одели.
Мальчик ничего не понимал - ни этих тихих и спешных сборов, ни бабушкиных
слез, ни бормотания растерянного деда, когда тот целовал его и прощался с
нами.
руках, я с трудом успевал отводить от него ветки, тяжело повисшие над
тропой.
Внешне все спокойно. Тишина. Зелень. Задумчивые горы. Пасутся и фыркают
кони, перекликаются иволги. Кордон просыпается рано, не залеживается даже
Мишанька. Он выходит на крыльцо сонный, всласть зевает, но стоит ему
осмысленно глянуть вокруг - на горы в клочьях тумана, на холодный ручей, где
он вчера ловил форель со мной, как сонливость слетает и он уже не знает, с
чего начать. Так много любопытного, требующего действия!
егерей. Дни стоят яркие, сухие, дороги в заповедник свободны, и все мы
наблюдаем за ними, а иной раз и схватываемся с браконьерами.
севера и запада, а к Умпырю - с севера и востока, наведываясь и к Большой
Лабе. Заслонили главные зубриные места.
револьвера. Боевое крещение получил и Борис Артамонович: его ранили в левую
руку ниже локтя. Не опасно, но повязку он носил две недели. Кожевников
подшучивал: "Нашел тихое убежище..."
Через него мы получали то старую газету, то журнал, но чаще устные вести.
Одна другой хуже.
В станицах не прекращались шумные сходки. В конце августа довелось получить
зачитанную газету "Утро юга", изданную в Екатеринодаре. Слухи о взятии
города Деникиным подтвердились. Главком Красной Армии Сорокин отступил.
Другая армия - Таманская - где-то между Новороссийском и Темрюком. Судьба ее
оставалась неясной. Майкоп и Армавирская переходили из рук в руки. В
Лабинской установилась власть белых. В нашем Псебае никаких перемен. И
никакой власти.
свете зубров и оленей, когда льется человеческая кровь и решается будущее
страны? С трудом удавалось убедить себя, что война - явление преходящее.
Рано или поздно стрельба затихнет. Если сейчас не позаботиться о звере, он
исчезнет навсегда.
задумчивого вида, сморенный дальней дорогой. Борис Артамонович встретил его
далеко на тропе и обошелся с ним не слишком ласково. Даже когда казак
сказал, что идет ко мне с поручением, Задоров не опустил винтовку, привел,
как пленного.
знакомого в нем не признал. Но не успел и рта раскрыть, как в дверь
заглянула Данута и, радостно ахнув, подбежала к гостю.
вашего. Папаша ихний пытали-пытали меня, пока убедились, что надоть нам
увидеться. Ну, все ж таки дали адресок. Так я пешки сюда и заявился. С
вестями, значит.
Крячко Федор Иванович!
в Лабинской, где учительствовала в школе.
сам только раз позволил себе спросить, кивнув на Мишаньку, который терся
возле моих ног:
Михайлович. Власть у нас обратно казачья, а изверг вашенский, который
Керимом Улагаем прозывается, под знаменами его превосходительства генерала
Деникина воюет с красными возля Батайска. И ладно, что на Дону, а не здеся.
Иначе бы достал он вас, уж так охотился!
сообщить мне эту, в общем-то, известную новость?
замусоленный желтый пакет с крупно написанной моей фамилией.
немцев. Не сказать чтобы бежал, вроде бы они сами бежали, ну и мы тогда
решили не мешкать. Было это в самой что ни на есть Беловежской пуще, где и
объявился мне ваш знакомец.
в банках готовить, я на том заводе месяца два отработал с мадьярами вместе,
нагляделся, как возили и зубра, и оленя. Ну, а потом кто только не стрелял!
Голодно жить по деревням стало. Лесники били. Егеря тож. Из деревень народ с
ружьишками. Вы письмо-то читайте, там непременно об этом самом...
сказывают, с немцем, только уже назывались наши Красной Армией или гвардией,
я уж не припомню, армия эта новую власть от немцев обороняла. И Петроград.
Да германцы и сами воевать отказались, это уж недавно. Бросали винтовки,
домой уходили. Как у нас в семнадцатом. Вильгельма свово спихнули.
своя революция, уйдут. Али погонят их красные. Там тоже сила собралась
сильная.
вот еще Деникин за Дон пошел.
Питера в Москву, значит, поехали, а оттудова на юг повернули. Бог сохранил и
от бандитов, и от голоду. Седой только сделался. Дома помаленьку оклемался,
впервой за столько-то лет ситного хлеба поел. И вовремя. Вечером стучатся
прикладами. Белые, значит, из Отрадной, от его превосходительства полковника
Шкуро. Давай, говорят, батя, пшеницу для нашего войска. И револьвер ко лбу.
и по Урупу. Красных из-за угла постреливали. Теперь это войско с Деникиным
на север отправилось, в горах потише будет. А хлебушек весь забрали, который
нашли, так что покедова мы тоже без ситного.
Максимов Альберт
Каменистый Артем
Березин Федор
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Сертаков Виталий