Она ходила в широких траурных одеждах. Широкие одежды были необходимы
ей еще и для того, чтобы скрыть новую беременность. Но как родить во
дворце, где каждый вздох слышен, она не знала; как? А от ребенка нужно
было избавиться, он мешал ей сейчас, ибо пришло время действовать...
Вечером 11 апреля Екатерина выть хотела от боли. Плод настойчиво
просился наружу. А муж, как назло, заболтался и не уходил. Екатерина
успела шепнуть своему камердинеру - Шкурину:
- Василь Григорьевич, подожги что-нибудь.., потом озолочу тебя!
Шкурин заметался по городу в поисках - что бы ему поджечь? Ничего не
отыскав подходящего, он запалил свой дом, не пожалев добра, и Петр III
поскакал смотреть на пожар (он обожал это занятие). Когда же император
вернулся, Екатерина встретила его как ни в чем не бывало. И - уже без
траурных одежд. В светлом! Ребенка наспех завернули в тряпки, а Шкурин
утащил его на прокорм к какой-то бабке. Так появился на свет божий первый
на Руси граф Бобринский - основатель известной фамилии.
Теперь, освободясь от плода и траура, Екатерина могла взять быка за
рога. Вскоре она дала аудиенцию новому послу Австрии - графу
Мерси-Аржанто, сменившему Николя Эстергази. Вена так надеялась на русские
победы, что стала уже распускать свою армию по домам. С новым же курсом
русской политики престиж Петербурга оказался расшатан: потеряв свой
природный голос, Россия сильно фальшивила. И вот среди всего двора, с
высоты трона, Екатерина - в пику мужу! - заверила посла, что Россия -
страна честных людей (опять жест)...
В апреле канцлер Воронцов и посол прусский Гольц подписали мирный
трактат. Война закончилась взрывом возмущения россиян. А прошлое - по
трактату - предлагалось "предать вечному забвению". Но смерть мужей,
братьев и отцов предать вечному забвению нельзя одним росчерком пера, и
Екатерина отлично сознавала это.
- Передайте его императорскому величеству, - наказала она, - что
присутствие мое на парадном обеде по случаю мирного аккорда невозможно по
причине.., кашля! (еще жест).
Из окна она видела фейерверк на Васильевском острове. Сначала
вспыхнул огнем жертвенник войны, потом в небе выросли символические фигуры
России и Пруссии; вот они сошлись и, быстро сгорая в темноте, успели
соединить в дружбе руки. Потом потухло все, но тут же выросло над Невою
огненное дерево пальмы - олицетворение мира и согласия вчерашних врагов.
А через месяц случилось еще одно застольное событие. Здесь следует
сказать, что Петр III начал свое царствование за столом с кружкой пива; за
столом же, проткнутый вилкой, он его рыцарски и завершил. Обед в Зимнем
дворце, по случаю обмена ратификациями, стал обедом историческим: именно
после этого обеда Екатерина поспешила ускорить события...
Стекла бряцали от грохота салютов. Когда она поставила свой бокал, к
ней подошел адъютант мужа, хитрый хохол Гудович:
- Его величество изволят спрашивать вас, отчего вы не встали, когда
все здоровье императорской фамилии пили?
На что Екатерина ответила Гудовичу:
- Передайте моему супругу, что императорская фамилия состоит лишь из
меня самой, моего мужа и сына. А я не столь глупа, чтобы за свое же
здоровье вино пить и при этом еще персону свою всем напоказ выставлять!
Гудович доложил ответ Екатерины императору.
- Иди к ней обратно, - велел тот Гудовичу, - и скажи ей, что она
дура. Пора бы уж ей знать, что фамилия наша - это мои голштинские дяди,
особливо же принц Георг Голштинский, что командиром всей русской гвардии!
Но Гудович еще не успел дойти до Екатерины, как Петр через весь стол
- через головы дипломатов - закричал жене:
- Дура! И будешь дурой...
Екатерина повернулась к соседу, Строганову:
- Александр Сергеич, распотешь ты меня анекдотцем. Придворный понял,
что надо разогнать слезы, и - начал:
- Жил один прынц в счастливой Аркадии, и жила пастушка, у коей был
воздыхатель горячий и пылкий до игр усладительных...
Конец анекдота таков: Строганова сослали в деревни.
А муженек стал грозиться суровым расследованием, от кого рожден
наследник престола Павел Петрович? И вообще - от кого рождены все
остальные дети?.. Екатерина твердо решила: "Ну, миленький, этого вопроса
вы не успеете выяснить..."
Она - через Орлова - уже заручилась поддержкой гвардии.
Фридрих из Бреславля зорко следил за своим патроном:
- Какой олух! Открывает двери, держа палец под дверями...
И он предупреждал Петра, что русским доверять нельзя, особенно -
гвардии русской. Но, залив с утра глаза себе крепким английским пивом,
Петр уже ничего не видел, кроме Голштинии.
В один из дней Гришка Орлов появился у графа Сен-Жермена:
- Падре, ваш кошелек неистощим. Дайте еще раз денег на дела,
которые...
- ..которые мне уже известны, - отозвался Сен-Жермен. - Но сначала,
дружок, - посоветовал он Орлову, - растрать казенные деньги, а потом
прибегай к помощи меценатов!
Орлов стащил казну артиллерийского ведомства. Гвардия бурлила, и
теперь она в самом деле напоминала янычар с их знаменитым "котлом
недовольства". Екатерина готовилась сделать последний шаг. Петр - не
тетушка. За покойной тетушкой стоял ее отец, его слава, за нее горой была
лейб-кампания, за нее были традиции войн и союзов. А что у этого
забулдыги? Перстенек с изображением Фридриха, бутылка водки да трубка с
табаком, от которой он блюет по углам, словно кошка худая...
Двор Петра III отправился на лето в Ораниенбаум, а Екатерина дала
прощальную аудиенцию Бретелю. Свидание было приватно - во внутренних
покоях, без свиты. Заметив, что взгляд французского посла задержался на
скромном медном кувшине, одиноко стоявшем в углу, Екатерина подняла этот
кувшин с пола и сказала:
- Вот, господин Бретель, смотрите! Я приехала в Россию, ничего за
душой не имея, кроме этой жалкой посудины для умывания. И знали б вы,
сколько я наслушалась упреков за свое бедное приданое! Люди, посол, иногда
забывают, что бедность человека преходяща, и все может изменяться в его
пользу. - .
Казалось бы, все уже ясно: "Вынь да положь!" Екатерина, как умная
женщина, этим кувшином дала понять, что ей нужна финансовая помощь для
дворцового переворота. Но на Бретеля напал какой-то стих недогадливости.
Он прохлопал важный момент, и маркиза Шетарди, который возводил на престол
Елизавету, из Бретеля не получилось. И сама Екатерина отпустила его без
жалости: Франция, не раскусив намека на бедное приданое, теряла сейчас
Россию как союзника на будущие времена.
Когда Бретель выходил из Зимнего дворца, его задержал вечно
полуголодный, трясущийся от жадности пьемонтец Одар.
- Я родился нищим, - страстным шепотом сказал он послу. - И пришел к
убеждению, что только деньги имеют значение в этом мире. О, как я жажду
денег.., много денег... Дайте!
- Отстаньте хоть вы от меня! - выкрикнул Бретель, убегая.
Нет, он ничего не понял. Так и уехал. Екатерина же осталась в
столице: своя рука владыка - делала что хотела. Нужные для переворота
деньги она получила опять-таки от Англии!
Навестив усадьбу Гостилицы, Екатерина последний раз в жизни видела
здесь своего мужа. В прусском мундирчике (голубое с серебром) Петр сидел в
оркестре, пиликая на скрипице, и глаза его дремно закрывались от
беспробудного пьянства. Возле ног Петра свернулась собачка. А напротив,
развалясь телесами, восседала торжествующая Лизка Воронцова. В числе
фавориток объявилась и новенькая - Чоглокова; причем, как и принцесса
Бирон, тоже горбатая (странный вкус был у этого императора!).
28 июня двор выехал в Петергоф, где его должна была поджидать
императрица. Но нашли только платье императрицы. Екатерины же нигде в
Петергофе не оказалось. Искали долго...
Петр был смущен, он бегал среди дверей, звал ее.
- Может, под кроватью? - сказал вопросительно. Присел император всея
Руси на корточки, заглядывая под кровать. Но, странное дело, и под
кроватью Екатерины не оказалось!
***
Над прекрасным городом догорали белые ночи, и в пахучей тишине садов
бродил по городу странный старик. Прямой, рослый, гладкобритый, в пышном
старомодном парике. Челюсть у него - как кувалда, а зубы - крепкие, без
изъяна. Блуждал он по набережным Петербурга, садился у воды, вступал в
глухие переулки, что-то думал и бормотал невнятно. Казалось, что этот
человек в старости ищет здесь то, что потерял еще в молодости...
Влюбленные часто встречали его по ночам, и было в глазах старика
что-то такое замогильное и странное, что люди не выдерживали его прямых
взглядов.
"Цок-цок-цок" - звенели кованые ботфорты.
"Тук-тук-тук" - стучала по камням его трость.
- Кто это? - спрашивали молодые, невольно холодея.
- Бирон! - отвечали старые и крестились. - Бирон проклятый снова
вернулся... Беда нам, беда русским!
Возвращенный из ссылки Петром, курляндский герцог бродил по столице,
где каждый камень кричал от боли под его ботфортом. Но только единожды
открыл он рот, чтобы сказать императору:
- Русской нацией должно управлять не иначе как только кнутами и
топорами!
Н ушел снова: "цок-цок.., тук-тук..."
...Все-таки интересно бы знать - куда делась Екатерина?
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Нортон Андрэ
Сертаков Виталий
Орлов Алекс
Суворов Виктор