принялся хладнокровно фотографировать то, что происходило в воде у его ног.
побежденным, как герой древних саг. Я не могу так. Ты же меня знаешь. Я
лучше отвернусь...
так близко. Он мельком взглянул на командира, потом устремил на меня
испытующий взгляд. Глаза были неподвижные, выпуклые, отчего создавалось
впечатление, что у него нет век (это незаметно на портретах).
словно была сделана из свинца, а не из бумаги.
тяжелыми.
взглядывал на меня.
меня взгляд, мною овладевала оторопь. (Говорят, в свое время он брал уроки
гипноза).
после похода. А быть может, в кабинете было слишком жарко.
круглая, как луна. Немолчно трещал вентилятор на столе. Полотнища знамен,
свисая со стен, покачивались от сквозняка, как заросли. Изредка через
неплотно прикрытое окно доносились протяжные возгласы: "Ахтунг!" Ими
обменивались часовые наружной охраны. Это было похоже на крик совы...
своих неподвижных, лишенных век глаз.
тебя. И от этих ассоциаций голова раскалывается на куски.
Мне будет казаться, что в нашу лодку через верхний люк43...
ожиданием. Все, что совершается сейчас на фронтах, связано с ним. Надо во
что бы то ни стало оттянуть время!
писать об этом. И я хочу сообщить тебе о другом.
Кенигсберг. На самый короткий срок. На день, на несколько часов.
отличное. Туда и обратно - час, пусть полтора часа, принимая во внимание
ночь (конечно, я отправлюсь ночью) и контрольно-пропускные пункты на шоссе.
обнять вас и сказать, что я жив!
проиграна. Тем более сейчас, когда мы готовимся в дальний поход. Неизвестно,
скоро ли вернемся в Германию. Быть может, пройдет не один год...
пунктах меня примут за человека, который ранен в лицо. Не станут же сдирать
бинты с раненого офицера!
тебя проведывал друг твоего покойного мужа.
до двадцать четвертого апреля. Потом, если будет трудно прорваться через
Бельты и Каттегат, уйдем в восточную часть Балтики. Винета-три еще более
надежна, чем Винета-два. Надо нырнуть под гранитный свод, отлежаться,
выждать...
я жив!
часовой. Конечно, солдатам невдомек, кого они охраняют.
отобрал одного. Лицо его показалось мне наиболее подходящим.
которую я придумал. И тем не менее он заломил непомерную цену. Короче
говоря, сегодня мои золотые часы и тысяча марок перейдут в карман его куртки
вместе с этим письмом.
перлюстрируются. В тылу, наверно, царит хаос, сумятица.
Кенигсбергу. Еще несколько дней, и мы с тобой будем отрезаны друг от друга.
уйдем в дальний поход.
уже получишь это письмо.
слова, ни полслова о нем, если ты дорожишь моей и своей жизнью!.."
"Мысль живее и ярче во мраке и безмолвии".
Появилась легкость в пальцах, мысль сделалась острее, изложение проще,
свободнее. И аргументы, которые недавно еще вяло расползались по бумаге,
теперь сами со всех сторон сбегаются под перо.
Балтийске. (Рышков незамедлительно передал ее Грибову для ознакомления и
консультации.)
это письмо.
Кенигсберга. Быть может, даже смутно догадывался об этом, воображая свою
Линденаллее в дыму и пламени, но отгонял от себя страшную мысль.
этих ударов рикошетом падает на его близких.
Будто не только жену - себя самого старался уверить в этом.
найденные в Балтийске листки, отжал из них ревнивые упреки и сентиментальные
жалобы. На письменном столе остались даты и факты.
из карточек на столе.
"Летучего Голландца" была самой разносторонней. "Корабль мертвых",
несомненно, участвовал в "торговле из-под полы", конвоируя английский
никель. Но это было лишь одним из разделов его деятельности.
военной, политической, идеологической. Как морской бог Протей, то и дело
менял обличье. Поэтому так трудно было вначале понять, разгадать его.
Ирландии организаторов восстания. То сопровождает транспорт с никелем. То
принимает на борт какого-то "господина советника", которому поручено
"расшевелить этих финнов", чтобы удержать их от капитуляции.
играл...
его распоряжении сведениями. А затем выводы "суммируются" на небольшой,
формата атласа, географической карте, которая всегда под рукой.
длинными. Это след "Летучего Голландца". Иногда он пропадает, чтобы опять
появиться через сотню, а то и тысячу миль. Да, едва различимый змеиный след,
опоясавший весь земной шар...
прошли задним ходом по событиям.
курса. Иначе - биография "Летучего Голландца", положенная на карту. - Он
добавил, как бы извиняясь: - Ведь вы знаете: мы, моряки, привыкаем мыслить
картографически. Я не экономист, не военный историк. Я моряк, штурман. И
решение задачи у меня чисто штурманское...
Голландца", он постарался восстановить прокладку курса. Ломаная тонкая линия
как бы проступала меж строк. Так, при соответствующей обработке, возникает