укреплению боевого духа последних. Словом, от подчинения отказываются, "унии"
весьма хотят". ("Донская Летопись", том III. стр. 85).
251
и категорически утверждаю, что никогда Донской Атаман не имел таких намерений,
какие ему приписывает ген. Алексеев. И ген. Краснов, и Денисов, и я, и все наши
ближайшие сотрудники, прежде всего были русские, а затем уже казаки. Наши права
на Россию, как русских, были совершенно одинаковы с любым русским гражданином.
Никто и никому патента на спасение России не давал. Каждый к этой цели шел своей
дорогой, используя обстановку и применяя те средства, какие ему казались
наиболее целесообразными.
Помимо чисто стратегических соображений, которые я выставлял Атаману 175) о
желательности присоединения пограничных пунктов к Дону, Атаман подготовлял
казачье сознание к необходимости выхода за пределы области. Из совокупности
донесений с фронта, я имел основание предполагать, что за черту границы казаки
не пойдут, что вскоре и оправдалось. Даже при длительной обработке казачьего
сознания и применения разных искусственных мер, донцы, как известно, весьма
неохотно, выходили из пределов своей области.
Таким образом, желанию Атамана упрочить положение Дона и создать здесь надежную
базу для будущих действий по освобождению России, ген. Алексеев придает иной
смысл. Национальные стремления ген. Краснова, он с добавкой иронии, окрашивает в
"самостийный" цвет, что бесспорно лишь усилило взаимное непонимание и недоверие
между генералами Красновым и Деникиным. Далее: вынужденное обстоятельствами
заявление Донской власти -- держать вооруженный нейтралитет и не допускать
никакой вражеской силы на территорию Дона, -- весьма обеспокоило ген. Алексеева
и сообщая об этом ген. Деникину, он советует Добровольческой армии обратить на
это внимание. В конце же письма ген. Алексеев говорит: "Должен откровенно
сказать, что обостренность отношений между генералами Красновым и командованием
Добровольческой армией, достигшая крайних пределов и основанная меньше на сути
дела, чем на характере сношений, на тонне бумаг и телеграмм, парализует
совершенно всякую работу".
Но, скажу я, прояви вожди Добровольческой армии к ген. Краснову доверие, отбрось
они предвзятые мысли и обидные для него сомнения, откажись от своих
необоснованных притязаний к Дону и попроси Атамана искренно изложить им его
заветные мечты и цели -- отношения несомненно были бы иные. Они увидели бы перед
собой, прежде всего, большого русского патриота, горячо и бесконечно любящего
Родину и готового за нее отдать все, вплоть до жизни. Поняли бы они и его
лукавую, гибкую политику в отношении немцев -- все только им обещать,
использовать все средства и возможности, втянуть в борьбу с красными все новые
государственные образования, лишь бы избавить Россию от большевиков, а
дальнейшее уже не дело Атамана, а дело всей России.
Краснов стремился сначала уничтожить большевиков на Дону, а затем помочь всем
войском в возможно большей мере (Постоянная армия и корпус донских добровольцев)
в борьбе за освобождение Рос-
175) Несколько раз, после моих докладов командующему армией и Атаману о важности
овладения г. Царицыном, ген. Краснов просил ген. Деникина занять Царицын и
обеспечить этим область войска Донского с востока. См. "Воспоминания", часть IV.
252
спи, не предрешая заранее ее будущего устройства и оставляя решение этого
вопроса, после выполнения главной задачи.
Добровольческая армия шла к той же цели иным путем -- борясь с большевиками, она
одновременно стремилась объединить осколки бывшей России в Единую, Неделимую.
Все, преследовавшие ту же цель, но другой дорогой, безжалостно отметались,
расцениваясь добровольческими кругами, если не врагами, то во всяком случае
отщепенцами, делались предметом критики, травли и насмешек. Ни для кого не
тайна, что вожди Добровольческой армии проявили крайнюю нетерпимость в отношении
самостоятельных временных образований, как Украина, Дон, Грузия, Крым и т. д. И
не только нетерпимость, но даже враждебность и особенно к тем образованиям,
которые не хотели признать, что Добровольческая армия в лице ген. Деникина
олицетворяет всю Россию. Мало того, в вопросах политических, обычно щекотливых и
тонких, требовавших большой гибкости ума и дипломатической изворотливости, ген.
Деникин проявлял резкую военную прямолинейность, похвальную, может быть, для
честного солдата и отличного начальника, но несоответствующую для той роли,
которой судьба его наделила.
С точки зрения обывательской, так сказать, житейской, прямолинейность,
неоспоримо весьма почтенное и уважаемое качество. Но политика, особенно внешняя,
имеет свою иную идеологию. В истории государств можно найти неоднократные
подтверждения тому, что чем политика была вероломнее, лукавее, эгоистичнее и,
быть может беспринципнее, тем чаще она давала государству максимум благополучия
и благоденствия, (Англия). Лица, проводившие ее с точки зрения национальной идеи
своего государства, обычно расценивались большими патриотами и благодарное
потомство воздвигало им памятники.
Положив в основу своей политики благо Дона, неразрывно связанное с благом
России, Краснов выказал большую гибкость и нужную изворотливость и, как опытный
кормчий, крепко держал руль, ведя судно к намеченной цели. Его до-нельзя
простую, по существу политику, упорно не хотел уяснить ген. Деникин. Политику
Краснова он называет "слишком хитрой" или "слишком беспринципной" 176) и осуждая
ее, приводит ряд, по его мнению, противоречий, как например:
"Немцам -- пишет ген. Деникин -- он (Краснов) говорил о своей и "Союза"
преданности... союзникам, -- что "Дон" никогда не отпадал от них и что
германофильство (Дона) вынужденное.. . Добровольцев звал идти вместе с Донскими
казаками на север на соединение с чехо-словаками ... донским казакам говорил,
что за пределы войска они не пойдут..., наконец, большевикам писал о мире..."
А по теории ген. Деникина очевидно надо было поступить так: немцам сказать, что
они враги и даже объявить им войну, имея при этом 10 пушек и те без снарядов,
3--5 тыс. винтовок, почти без патрон, армию численностью в 5--6 тыс. человек, в
образе толпы и плюс к этому несколько тысяч раненых и больных, главным образом
добровольцев, переданных ген. Деникиным на иждивение Дона; когда пришли союзники
им заявить, что Дон не признает их, от помощи их отказывается и начать петь
дифирамбы немцам; Добровольцам говорить
176) "Очерки Русской смуты", том III, стр. 71.
253
- оставайтесь и размножайтесь спокойно на Кавказе под защитой Дона, а войско
одно будет выдергивать натиск многомиллионной массы русского народа,
вооружаемого и натравливаемого Советской властью против казачества.
Далее: упрек о невыводе казаков за пределы области также неоснователен. Всеми
правдами и неправдами, мы тянули казаков за пределы Войска, о чем
свидетельствуют наши многочисленные приказы. Но мобилизуя старшие возрасты, мы
вынуждены были им сказать, что они за пределы области выведены не будут, а
призываются лишь для борьбы внутри Дона. Таким образом, фраза, выдернутая ген.
Деникиным из приказа 177), относится не ко всему служилому элементу, а только к
известному возрасту. Нельзя было горячим сердцем строить иллюзию и одновременно
холодным рассудком сознавать, что освобождать Россию мы сможем двинуть 4--8
молодых возрастов и всех добровольцев-казаков, но не больше. Мечтать, что войско
поголовно выступившее на защиту своих станиц, также поголовно пойдет за пределы
области было бы не только наивно, но и для дела опасно.
Наконец, добиваясь мира с большевиками, мы стремились получить временную, крайне
нужную передышку, использовав ее в целях создания армии, богато снабженной
технически и прекрасно обученной, а также поднять расшатанное экономическое
состояние Края, столь необходимое для успешной борьбы с Советской властью.
Конечно, об этом мы не кричали и своих планов большевикам не открывали. Но
заслуживает ли это, спрошу я, обвинения?
Была разница и в сущности самой борьбы. На Дону борьба с большевиками была чисто
народной, национальной, в то время, как в Добровольческой армии этой борьбе
термином "добровольчество" 178) и наличием частей, состоявших исключительно из
офицеров, до известной степени, придавался характер классовый, интеллигентский,
что, конечно, не могло сулить конечного успеха.
В общем итоге, политика Добровольческой армии не притянула, а оттолкнула от себя
новые образования и все дело кончилось крахом.
Несмотря на выяснившиеся принципиальные расхождения с командованием
Добровольческой армии, жизнь шла своим чередом, события быстро развивались и мне
приходилось ежедневно сноситься со штабом этой армии.
Приняв к себе раненых и больных добровольцев и допустив устройство в больших
центрах -- Ростове и Новочеркасске вербовочных добровольческих бюро, войско
Донское, тем самым обратило эти города в тыл Добровольческой армии. В силу
этого, создалось много точек соприкосновения, дававших часто повод для мелких
столкновений. При взаимном уважении и доверии, подобные шероховатости и
недоразумения, надо полагать, проходили бы незаметно и безболезненно, но при
имевшем место, обоюдном недоверии заинтересованных сторон, картина получалась
иная.
Бесспорно то, что тыловая атмосфера, как магнит, тянет к себе все трусливое,
малодушное, темное, жадное до личной наживы и внешнего
177) Он ссылается на приказ.
178) Несмотря на то, что Добровольческая армия перешла к системе пополнения
путем принудительного набора, ее вожди сохраняли за ней термин
"добровольческая".
254
блеска, создавая позади фронта, беспорядочную торопливую, полную интриг и
Акунин Борис
Эриксон Стивен
Шилова Юлия
Василенко Иван
Корнев Павел
Шилова Юлия