помогает, Пныря особенно жалует, бережет их, как ветеран боевые награды. Но
вот наркомания сына Солодкиной могла бы стать поводом для серьезного
недоверия и даже гнева, причем гнев обрушился бы не так на Галину Семеновну,
как на Петра Петровича, который поручился за эту женщину.
что произойдет дальше.
"Фольцваген". Варя откинулась на спинку сиденья и чуть не заснула. Но вдруг
услышала совсем близко тоненький истеричный собачий лай. Бабуля, похожая на
городскую сумасшедшую, в цветастой шелковой юбке, открытой маечке и
кокетливой кружевной шляпке, с двумя дрожащими пинчерами в голубых вязаных
попонках, подошла совсем близко к Вариной машине, заглянула в открытое окно,
уставилась на Варю выцветшими, густо подведенными глазами и надменно
произнесла:
затихли и засеменили за хозяйкой. А через несколько минут послышался ее
истошный, возмущенный крик и отчаянный визг собачек. "Ну точно, сумасшедшая,
- отметила про себя Варя, - в каждом дворе такие есть". И тут же увидела,
как мелькнула синяя спина белобрысого.
голосом.
заехала в пару магазинов, но ничего... - Варя осеклась потому что увидела,
как из подъезда выходит Ксюша с коляской. Белобрысый недавно исчез из поля
зрения, однако она не сомневалась, он где-то рядом.
Это очень срочно.
выглянула из-за гаража, чтобы увидеть, в какую сторону направилась Ксюша.
спрашивай, что случилось. У меня большое горе. Ты приедешь, я объясню. - В
трубке послышались частые гудки. Варя убрала телефон в сумку и увидела, как
Ксюша беседует со старушкой, хозяйкой двух дрожащих карликовых пинчеров.
Пныре в Сокольники.
на нее и, заложив руки под голову, уставилась в потолок. Света обошла
подвал, подняла с пола острую стальную лопатку с деревянной ручкой, малярный
мастерок, обтерла его тряпкой и молча спрятала под матрац.
пригодиться. Здесь всего навалом. Вон сколько досок с гвоздями.
- Лучше иметь такое оружие, чем вообще никакого.
задачи. Ты поняла, чей это дом?
сейчас он изволит отдыхать на европейских курортах, нас посадили сюда до его
возвращения.
подсказывает, что париться нам здесь предстоит совсем недолго. Если дело в
Ларискиной болтовне, то нас задержали для объяснений с П.П. Он дядька
неглупый, мы объясним все, как есть, он поймет. Мы не виноваты, что Лариска
подслушивала.
Гулливер и остальные мордовороты в этом ничего не смыслят, для них тряпка и
есть тряпка. Но Петр Петрович - совсем другое дело.
"Шанель" и соблазнить сладкого Петюню? Не думаю, что он такой уж сладкий. -
Она смешно сморщила нос. - Он из тех мужиков, которые забивают свою
природную козлиную вонь дорогим парфюмом, дезодорантами для подмышек, рта,
ног, принимают душ и меняют белье трижды в день и все равно воняют, особенно
в койке, когда пот градом.
Полагаю, обеим на всю жизнь хватит.
оглушительно и жутко, отскакивал гулким эхом от голых каменных стен. Наверху
послышался стук, через минуту грохнула железная дверь и появился охранник с
автоматом.
Ну, чего застыл? Иди, дружок. Свободен.
секунд они молча слушали грохот замков, тяжелые шаги по лестнице.
проституткой, - внезапно произнесла Ира и, приподнявшись на локте, взглянула
сверху вниз на сестру. - Может, стоило его убить за это?
удовольствием это сделала.
вообще не существовало. Мы с тобой подкидыши, врожденные сироты, -
пробормотала Света и после долгого молчания громко спросила: - Как ты
думаешь, что они сделают с Лариской?
Она ведь олигофренка, ты разве не знаешь?
любит поплакаться, какие все вокруг гады, какая она бедная, беззащитная
сиротка, которую всякий норовит обидеть. - Ира тут же скорчила
соответствующую гримасу, жалобную и глупую.
интернате?
как ей положили тухлое яичко в сапог? - Ира подмигнула, и лицо ее
смягчилось, ей было приятно погрузиться в воспоминания семилетней давности.
одних трусиках, босиком выстроили на всю ночь в физкультурном зале, причем
сообразили собрать только тех, кому эта гадина написала чертов диагноз.
Знали, сволочи, откуда ветер дует. Хорошо, что никто не сознался и никто
никого не заложил. А холодно было и жутко. Директриса ходила вдоль строя в
пальто, в шапке, следила, чтобы мы за руки не держались. Так ведь и не
узнали, кто это сделал, даже мы не узнали.
думала, как бы использовать. Сначала хотела подложить в сумку нашей
классной, но потом пожалела. Она ведь неплохая была, в сущности, не злая. А
вот психиатршу я ненавидела. Ох, какой же был кайф, когда я влезла во время
урока в учительскую раздевалку. Попросилась в туалет, заглянула по дороге,
дверь была открыта, и ни души. Она как раз купила себе сапоги, я слышала на
перемене, как она хвасталась учителям. Они стояли в шкафу, новенькие,
светло-коричневые, низ кожаный, голенище замшевое, средняя танкетка, мягкая,
пружинистая, очень удобная. А внутри натуральный мех. Вот в этот теплый
уютный мех я и подложила свое заветное тухлое яичко.
честно, ты это только что придумала?
тухлое яйцо в новый сапог психиатрше. Потому что она должна была заплатить
за наш поганый диагноз, иначе я бы перестала себя уважать. Мы не
олигофренки. Мы с тобой нормальные, более того, мы очень умные, красивые и
портить себе жизнь никому никогда не позволим.
Думала, не выдержу, заложу тебя? Ну, спасибо, сестренка, никогда тебе этого
не прощу!
сказала я потому, что мне больше всего на свете хотелось сказать,
Понимаешь?
честно, ты боялась, они меня сломают. Они ведь умели ломать, у них профессия
такая. Правда, маме Зое и Руслану они в подметки не годятся, и, по большому
счету, этим нашим интернатским теткам лично я очень даже благодарна. За
науку.
себя. Это мы с тобой сироты, а не они. Тетки издевались над нами, вымещали
на нас все свои проблемы, бабье одиночество или пьянство мужей, обиды на
государство из-за крошечной зарплаты и плохой квартиры, климакс, геморрой и