Чтение 74–й страницы книги ~На свободное место~

молодец, - обращается он ко мне. - До сознания его дошел. Вот у тебя это
иной раз отлично получается.
Очень мне приятна похвала Кузьмича. Я только вида не подаю, как мне это
приятно.
Тем временем в кабинет заходит Петя Шухмин, возбужденный, вполне, видимо,
здоровый и очень этим обстоятельством довольный. За ним идет и Виктор
Анатольевич, наш следователь. Петя, наверное, куда-то за ним ездил. Валя
Денисов рассказывает о задержании Гаврилова и Шершня, а я - о своей
командировке. Отчет мой занимает немало времени.
- Шпринц - это большая удача в деле, - замечает Виктор Анатольевич по ходу
моего рассказа. - И дальше пригодится.
Когда я кончаю, Кузьмич, вздохнув, говорит:
- Ну что ж, милые мои, кражу мы, можно сказать, раскрыли. Как вы
полагаете, Виктор Анатольевич, раскрыли мы ее?
- Полагаю, что да, - улыбнувшись, отвечает тот и добавляет: - Придется ее
снова выделить в отдельное производство. Заканчивать надо дело и
передавать в суд. Только сперва надо найти, конечно, остальные вещи и
картины. Тут я думаю... - Помедлив, он оборачивается ко мне: - Вы,
Виталий, завтра допросите Гаврилова официально. По моему поручению. У вас
с ним, видимо, хороший контакт установился. Надо добиться, чтобы он
сказал, где остальные вещи. И потом, если он пройдет свидетелем по делу об
убийстве, это будет удача. И конечно, надо найти ту женщину, в красном
пальто, - обращается он к Кузьмичу.
- Найдем, - кивает тот. - Сегодня же постараемся.
- И все-таки самое главное, - говорю я, - можно сейчас твердо сказать: в
кафе я встречался именно с Львом Игнатьевичем. А назвался он Павлом
Алексеевичем. И забеспокоился, когда я слишком близко, на его взгляд,
подобрался к Купрейчику. Тут у меня уже никаких сомнений нет. И в убийстве
Семанского замешан этот Лев Игнатьевич, он организатор.
Все это я говорю горячо, даже запальчиво, словно кто-то спорит со мной, не
соглашается. Между тем, все присутствующие со мной согласны. А Кузьмич
задумчиво добавляет, по привычке раскладывая по столу свои карандаши и не
отрывая от них глаз:
- Это убийство тянет на какое-то крупное хозяйственное дело, милые мои, -
он поднимает голову и смотрит сперва на меня, а потом и на Виктора
Анатольевича.
- Очень похоже, - соглашается тот. - Вообще пора, мне кажется, ОБХСС
подключать, настало время. Наметилось уже несколько интересных фигур.
Смотрите, - Виктор Анатольевич придвигает к себе лист бумаги и начинает
называть имена и записывать их. - Пока в порядке выявления, -
предупреждает он. - Значит, Семанский. Он убит. Потом этот самый Лев
Игнатьевич. Дальше - Шпринц, Ермаков, это все там, в Южноморске. Да! Еще в
Москве - Купрейчик.
Виктор Анатольевич каждое имя обводит квадратом и соединяет их пунктирными
линиями, возле каждой из них ставя вопросительный знак и при этом поясняя:
- Функциональные связи тут пока точно не установлены. А скорей всего,
некоторые звенья нам вообще неизвестны.
- Вы пока что и второго Ермакова запишите, - говорю я. - Василий
Прокофьевич, двоюродный братец Гелия Станиславовича, в филиале его
магазина трудится, на рынке. Прохвост, мне кажется, великий, может, даже
почище Гелия.
- Запишем, запишем, - охотно откликается Виктор Анатольевич и, сделав
пометку, замечает: - Все это должен изучить специалист, аккуратно и
осторожно. Виталий, - обращается он ко мне и указывает на потолок. - Там,
кажется, один крупный мастер на этот счет есть.
Виктор Анатольевич имеет в виду Управление ОБХСС, расположенное этажом
выше нас.
- Там не один мастер, - улыбаюсь я.
- Это я и сам знаю, - говорит Виктор Анатольевич - Но я имею в виду одного
вашего знакомого. Помните, мы с ним сотрудничали недавно по одному делу?
Очень хорошее впечатление тогда оставил. Как его фамилия, забыл?
- Албанян? - спрашиваю я.
- Вот, вот. Введите его пока в курс дела. А мы потом небольшое совещание
межведомственное, как всегда, соберем. Не возражаете, Федор Кузьмич? С
вас, можно сказать, все началось, вы и решайте.
- Все правильно, - соглашается Кузьмич. - И Купрейчик-то этот самый не
последнюю роль играет во всем деле, если из-за него такая схватка
завязалась. Шутка? На убийство даже пошли.
- Золотая курочка, - насмешливо говорю я.
- Интересно знать, что она несет, - вставляет Петя.
Валя, как всегда, помалкивает и только под самый конец вдруг говорит:
- Можно предположить, что к Музе этот самый Лев Игнатьевич и заходил
Возможно, хотел узнать, где Чума, куда пропал.
- Вполне возможно, - соглашается Кузьмич. - Таким образом, путей у нас к
нему три: через Купрейчика, через Совко и через Музу. Кто-нибудь из них да
должен знать, как до этого Льва Игнатьевича добраться Очень он нам нужен.
- Но ни Купрейчик, ни Совко так просто адрес его не назовут, - с сомнением
говорит Петя. - Их заставить надо.
- Само собой, - снова соглашается Кузьмич. - Тут, милые мои, что-то
придумать придется.
- Только учтите, - замечает Виктор Анатольевич, - у нас против этого Льва
Игнатьевича нет ни одной улики. Обратили внимание? Ни одной. Выходит,
арестовывать его сейчас нельзя. А потому и тревожить не рекомендуется.
- Все правильно, - Кузьмич задумчиво перебирает карандаши. - Тревожить не
будем, а вот работать вокруг будем. Тогда появятся и улики. И идти пока
что надо всеми тремя путями. И вообще давайте, милые мои, разворачиваться.
Сделаем так, - он оставляет свои карандаши, и голос приобретает знакомую
нам твердость: - Давай-ка, Шухмин, привези сюда Музу, Да побыстрее. Ты,
Денисов, отправляйся за той женщиной в красном пальто. Разыщи ее
непременно, без нее не возвращайся. Ну, а Лосев отправится к коллегам в
ОБХСС, - заключает Кузьмич. - Выполняйте, милые мои. Время терять нельзя.
Вон уже полдня и так прошло.
Все поднимаются со своих мест. Виктор Анатольевич прощается с каждым и
уславливается о новой встрече Впрочем, никто сейчас не может предсказать,
когда она потребуется.
Да, дело приобретает новый, неожиданный оборот. И контуры его начинают
обрисовываться все явственней.
Я отправляюсь к нашим соседям на пятый этаж.
...Первым из нас троих выполнил свое задание Петя Шухмин. Через час он уже
вернулся в управление вместе с Музой. На этот раз, надо сказать, Шоколадка
выглядела далеко не такой привлекательной. Лицо ее заметно осунулось и
побледнело, и потому ярко подведенные, как и прежде, губы, и зеленью
оттененные веки не только не добавили ей сейчас привлекательности, но
скорее делали и вовсе какой-то безвкусной дурнушкой. Это просто
удивительно, как самочувствие и настроение женщины отражается на ее
внешности.
Ну, а Муза, видимо, чувствовала себя плохо, очень плохо, и настроение у
нее было отвратительное. Одни женщины при этом становятся резкими, грубыми
или язвительными, другие плаксивыми. Муза, видимо, принадлежала к
последним. Когда она вошла в кабинет Кузьмича, в глазах ее уже стояли
слезы, а руки нервно теребили мокрый платочек, хотя вынула она его, как
видно, только что и при этом забыла закрыть сумочку. Внизу, в гардеробе,
Муза оставила свою роскошную дубленку и сейчас была в изящном сине-черном
костюме со странным шлифованным камушком вместо брошки и красивой золотой
цепочкой на открытой тонкой шее. Все было бы очаровательно, если бы не
горькие складки в уголках рта и заплаканные, покрасневшие глаза на бледном
лице.
Кузьмич, конечно, сразу все это отметил про себя и невольно вздохнул.
- Здравствуйте, Муза Владимировна, - сказал он, выходя из-за стола и
придвигая ей стул. - Присаживайтесь, пожалуйста. Ничего не поделаешь,
пришлось вас еще раз побеспокоить.
- Пустяки, - грустно махнула рукой Муза, опускаясь на предложенный ей
стул. - Другие беспокоят меня гораздо больше.
- Вы имеете в виду Совко?
- Он уже, наверное, долго никого теперь не побеспокоит, правда?
- Да. Надеюсь, - кивнул головой Кузьмич и испытующе посмотрел через стол
на Музу. - Но вы как будто жалеете, что он вас больше не побеспокоит?
- Представьте, жалею, - с неожиданным вызовом ответила Муза. - Что ж
теперь делать? Это мой мужчина. Мне другого не надо. Из-за него я от мужа
ушла, он мне противен стал.
Кузьмич неуверенно пожал плечами.
- Конечно раз так, то ничего не поделаешь. Сочувствую вам.
А Муза промокнула платочком выступившие слезы и, вздохнув, сказала С
обидой и раздражением:
- Ах, что мне ваше сочувствие, когда разбита жизнь.
- Ну, ну, - улыбнулся Кузьмич. - Сейчас вы мне, наверное, не поверите, но
уверяю вас, все пройдет. Забудете вы этого бандита, забудете. Вот он бы
вам жизнь разбил, это уже точно.
- Да, конечно. Я все понимаю, - тихо ответила Муза, опустив голову.
- Ладно, - ответно вздохнул Кузьмич. - Оставим это. А вот кто же вас
беспокоит больше, чем мы? Вы, кажется, так сказали?
- Я уже не помню, как я сказала, - стараясь снова не расплакаться,
ответила Муза. - Я такая рассеянная стала. Ну, все забываю. И на работе
тоже. Просто ужас какой-то.
- Тогда я буду поточнее, - мягко сказал Кузьмич. - К вам никто не приходил
из знакомых Совко, не спрашивал о нем?
- Ой, приходил! - взволнованно воскликнула Муза и прижала ладони к щекам.
- Я безумно перепугалась. Потом даже плакала.
- Кто же это был?
- Я его вообще не знаю.