собственная стройная тень на серебристом песке аллей, полет птицы, раз-
буженной ее приближением, шелест листьев, колеблемых ветерком, - все
заставляло ее вздрагивать и ускорять шаги. Но стоило улетучиться этому
легкому испугу, как на его место приходило бесконечное сожаление, и тре-
пет ожидания был сильнее всех повелений воли.
обычно. Ей показалось, что кто-то ходит неподалеку от нее, убегает при
ее приближении и подходит ближе, когда она садится. Ее смятение сказало
ей еще больше: она почувствовала, что у нее нет сил противиться встрече
в этом прекрасном саду, под этим великолепным небом. Дуновения ветерка
словно обжигали ее лоб. Она убежала в дом и заперлась у себя. Свечи не
были зажжены. Она спряталась за жалюзи, страстно желая увидеть, но не
быть увиденной. И действительно, вскоре она увидела человека, который
медленно шагал под ее окнами, не окликая ее, не делая ни одного жеста,
покорного и как бы довольного уже тем, что смотрит на стены ее жилища.
Это был незнакомец - Консуэло сразу почувствовала это по своему волне-
нию, и, кроме того, ей показалось, что она узнает его фигуру, его поход-
ку. Но через несколько секунд мучительные сомнения и страх завладели ею.
Молчаливый гость, пожалуй, не менее напоминал ей Альберта, чем Ливерани.
Они были одного роста, и теперь, когда Альберт, который, выздоровев, со-
вершенно преобразился, ходил непринужденно, не опуская голову на грудь с
видом болезненным и несчастным, - теперь Консуэло столь же мало знала
его наружность, как и наружность рыцаря. Последнего она видела днем лишь
одно мгновение, да и то он шел впереди нее, на значительном расстоянии,
и был закутан в плащ. Альберта, после того как он так изменился, она то-
же видела очень недолго в пустынной башне. А сейчас она видела его, или,
может быть, того, другого, очень неясно, при свете звезд, и всякий раз,
как ее сомнения начинали рассеиваться, он уходил под тень деревьев и
пропадал там, словно сам был тенью. Наконец он исчез вовсе, и Консуэло,
не зная, радоваться ей или нет, начала упрекать себя за то, что у нее не
хватило мужества окликнуть Альберта, - а вдруг это был он! - и добиться
откровенного и чистосердечного объяснения.
том, что это действительно Альберт, и ее раскаяние становилось все
сильнее. Под влиянием самоотверженной привязанности, всегда заменявшей у
нее любовь к Альберту, она пришла к мысли, что, должно быть, он бродит
вокруг ее дома в надежде поговорить с ней. И делает эту попытку уже не в
первый раз - так он сказал Тренку в тот вечер, когда, очевидно, встре-
тился в темноте с Ливерани. Консуэло решила, что это объяснение необхо-
димо. Совесть повелевала ей выяснить истинные намерения ее мужа, каков
бы он ни был - великодушен или легкомыслен. Она снова спустилась в сад и
побежала догонять его, дрожа от страха и в то же время исполненная му-
жества. Но она потеряла его след и обошла весь сад, не встретив его.
гу ручья. Был ли это тот, кого она искала?
закрывала его лицо.
ся у неизвестного человека. Он хотел бежать прочь. Консуэло показалось,
что она узнала голос Альберта. Она бросилась к нему и схватила за плащ.
Но плащ распахнулся, и на груди незнакомца блеснул серебряный крест,
слишком хорошо знакомый Консуэло, - то был крест ее матери, тот самый,
что она подарила рыцарю во время путешествия с ним, как залог призна-
тельности и расположения.
вы ослушались меня?
нуть это пылкое и благоговейное объятие.
сказала она. - Я хочу видеть и слышать вас только при Невидимых. Ваша
маска пугает меня, а молчание леденит сердце.
суэло, подобно любопытной Психее, уже не в силах была закрыть глаза...
Но черное покрывало посланцев тайного судилища внезапно упало на ее ли-
цо. Рука незнакомца оторвалась от ее руки. Консуэло почувствовала, что
ее куда-то уводят - молча, без явного раздражения и гнева, но с большой
поспешностью. На миг ее подняли с земли, и под ногами у нее закачалось
дощатое дно лодки. Лодка долго плыла по ручью, но никто не заговаривал с
Консуэло, и, когда повязка была снята с ее глаз, она увидела, что нахо-
дится в подземной зале, той самой, где она впервые предстала перед судом
Невидимых.
ных, непроницаемых, похожих на привидения. Восьмой, тот, который тогда
говорил с Консуэло и, по-видимому, являлся доверенным лицом совета и
наставником адептов, обратился к ней с такими словами:
заслужила наше доверие, и сейчас мы докажем тебе это.
это не так. Я ослушалась вас, я выходила из предназначенного мне убежи-
ща.
ник, и только ему я могу и хочу открыть это.
хотели от нее скрыть. Свои чувства она откроет только мне. А пока что
употребим с пользой это время - незамедлительно расскажем все, что ей
надлежит знать. Я ручаюсь за нее во всем.
говорить:
всех тех, кого ты здесь видишь. Это их ум и, если можно так выразиться,
их дыхание вдохновляют меня. Сейчас я изложу тебе их доктрину.
- одна внешняя и всем доступная, другая внутренняя и тайная. Одна есть
дух, другая - форма или буква. Под материальным и грубым символом скры-
вается глубокий смысл, возвышенная идея. Египет и Индия - два основных
типа древних религий, родоначальники доктрин в чистом виде. В них прояв-
ляется в высшей степени эта двойственность - необходимый и роковой приз-
нак младенческого состояния обществ и тех бедствий, которые связаны с
развитием человеческого гения. Ты только что узнала, в чем состояли ве-
ликие таинства Мемфиса и Элевсина, и теперь тебе понятно, почему науки -
духовная, политическая и общественная, - сосредоточенные наряду с трой-
ным могуществом - религиозным, военным и промышленным - в руках иерофан-
тов, не дошли до низших классов этих древних обществ. Идея христианства,
окруженная более ясными, более понятными символами, явилась в мир, чтобы
обогатить душу народа познанием истины и светом веры. Но вскоре власть
духовенства - неизбежное зло всех религий, складывающихся среди раздоров
и опасностей, - снова попыталась затемнить догму, а затемняя, исказила
ее. Вместе с мистериями вернулось идолопоклонство, и на тягостном пути
развития христианства иерофанты апостольского Рима - такова была божия
кара - утратили божественный свет и сами впали во мрак, куда хотели
ввергнуть людей. Отныне развитие человеческого разума пошло в направле-
нии, противоположном тому, каким оно шло в прошлом. Храм перестал быть
святилищем истины, как это было в древние времена. Суеверие и невежест-
во, грубый символ, мертвая буква воцарились на алтарях и тронах. Разум
спустился наконец в те классы, которые принижались так долго. Бедные мо-
нахи, неизвестные ученые, смиренные кающиеся, добросердечные проповедни-
ки первоначального христинства сделали тайную и гонимую религию приютом
неведомой истины. Они старались приобщить людей из народа к религии ра-
венства и от имени святого Иоанна проповедовали новое Евангелие, то есть
более свободное, смелое и чистое толкование христианского откровения.
Тебе известна история их трудов, их борьбы и их мучеников, известны
страдания народов, пламенные вспышки их вдохновения, грозные приступы
гнева, печальные минуты уныния и неистовые пробуждения. Тебе известно
также, что после всех этих усилий, то страшных, то возвышенных, они с
героическим упорством продолжают избегать мрака и искать путей божьих.
Уже близко время, когда завеса храма будет разорвана навсегда, и толпа
ринется туда, чтобы унести святилища ковчега Завета. Символы исчезнут, и
доступ к истине не будет больше охраняться драконами религиозного и мо-
нархического деспотизма. Каждый человек будет иметь возможность идти по
дороге к свету и приближаться к богу, насколько позволят силы его души.
Никто не скажет больше своему брату: "Будь невежествен и унижайся. Зак-
рой глаза и подчинись игу". Напротив того, каждый человек сможет попро-
сить себе подобного, чтобы тот помог ему своими глазами, сердцем, руками
проникнуть в тайники священной науки. Но время это еще не настало, и ны-
не мы приветствуем лишь робкую его зарю, трепещущую на горизонте. Время
тайной религии все еще длится, наша задача еще не выполнена. Мы все еще
скрываемся в храме, где куем оружие, чтобы суметь отстранить врагов,
стоящих между народами и нами, и все еще вынуждены держать на запоре на-
ши двери и наши уста, чтобы никто не мог прийти и вырвать у нас ковчег
Завета, спасенный с таким трудом и хранимый для всех людей.