Да, конечно, что-то случилось, если нет калама в руке у дабира. Тем более
что это не простой дабир, а вазир. Великий вазир, можно сказать... Вон лежит
себе под столом этот калам, у самой ножки. Но зачем ему все замечать? Кому
это надо? Еврею, будь он тысячу раз экзиларх, нечего вмешиваться в дела
такого большого человека. Не станет он этого делать, боже упаси... Однако,
что там ни говори, они старые друзья, можно сказать, с вазиром. Пятьдесят
лет такого знакомства ~ не шутка. Совсем молодой дабир с круглыми глазами
пришел когда-то в Нишапуре к ученому Бен-Ната-ниилу, в его библиотеку. И был
там у Бен-Натаниила некий ученик, которого звали Ниссон. В тот день говорили
они о книгах. И вот уже столько лет, когда в Мерв приезжает великий вазир,
встречаются они где-нибудь на стороне и беседуют между собой... Так что же
все-таки произошло с нашим вазиром?!
направлению к нему, и знакомый свет сразу разлился по комнате. Приподнявшую
колено блудницу увидел он в черных иудейских глазах и невольно посмотрел в
сторону.
взгляде беспокойного имама и нахального иудея. Самая суть греха в этом
откровенном сиянии. Нет, не напрасно тревожатся, когда видят его, все
причастные божьему порядку люди!..
субботней здравице. До сих пор не изменили ее иудеи, хоть дважды посылался к
ним особый дабир с уведомлением.
здравицы, но он медлил почему-то. Соблазн струился из сияющих иудейских
глаз. Они притягивали к себе, звали наклониться и заглянуть в греховную
бездну. Но к двери отходил уже экзиларх Ниссон, и опять неслышно открылась
она. Зачем же звал он иудея, если так ничего ему и не сказал?..
обломилась при падении, и другую -- такой же длины -- вставил он в стержень.
Золотые нити не оставляли своего призрачного кружения. Почему же не стала
приходить больше Тюрчанка?!
Торопливо расстелил он истертый коврик; постоял, определяя поучение. Потом
быстро пал на колени, выбросил руки, напряженно приник к полу локтями. Серая
плотность кошмы была у самых его глаз.
чередованию слов. Заученно шептали их губы, и где-то в стороне светилось
пятно. Нарушая запрет, посмотрел он туда и увидел косой луч солнца. Четкий
треугольник обозначал он на кошме, но бесцветной была ровно укатанная
шерсть. Во второй и в третий раз становился он на колени, вытаясь вызвать
Тюрчанку, и встал с молитвы растерянный.
отделяла гарем, и не был сегодня его день. За арыком высилась гора свежего
дерна. Садовой кошмой накрыл ее вчера от солнца шагирд, но опять почему-то
не пришел.
он к дальней стене. Пройдя часть пути, вспомнил он про деревья. Нужно было
считать их, но не пошел уже он назад...
голову, и глядел поверх стены в белое небо. Где-то у самой кромки начал
зарождаться горячий вихрь. Готовая надломиться вершина его неясно
покачивалась, приближаясь к солнцу...
деревьями, торопливо пошел вдоль стены. Поросшие травой ступени вели вниз, и
там спал мушериф, приложившись щекой к железной скобе. Тайный ход это был из
кушка.
кустов тропа, ведущая к большой дороге. Два или три раза задевал он халатом
за ветки шиповника. Приходилось задерживаться и отдирать пальцами клейкие
тугие бутоны. Полосатые ящерицы с шорохом ускользали из-под самых его ног.
Потом раз-
увидел он старое дерево посредине селения Ар-Разик...
посмотрел в его сторону. Едкой дорожной пылью обдало его, и тонким слоем
осела она на халат и бороду. Что-то забытое возвращалось к нему.
закутанной до глаз женщиной. Даже не объезжали они его, и к краю дороги
становился он всякий раз. А когда свернул к площади, то встал в
неуверенности. Старый кедхода селения шел прямо на него. Надо было с ним
поздороваться. Важно ответил ему старик, и ничего не отразилось в его
коричневых глазах.
надето на нем, как и в прошлый раз' чарыки, халат, малая чалма на голове. Но
почему-то не узнавали его эти люди...
колыхалась там вместе с гнилой соломой и какими-то палками. Но он знал, что
все это не так. Нужно лишь наклониться и посмотреть.
пронзительный голос выделялся из прочих. Мальчик с клоком волос, на счастье,
это был. Он раскладывал в ямках альчики и кричал что было сил.
увидел, что вовсе не одинаковые у них глаза. Лишь у одного, который кричал
громче всех, были они коричневые У других -- мальчиков и девочек -- глаза
были черные, зеленые, голубые, синие. А когда вокруг он посмотрел, то и там
все преобразилось. Птица на другом берегу стала голубой, и розовые перья
торчали у нее в хвосте. Ветки деревьев за дувалами оттягивали фиолетовые
сливы, оранжевая джида гроздьями висела среди серебряных листьев. И только
ломающийся столб пыли у самого солнца оставался бесцветным.
когда пришел он к ней. Все опрокинулось в мире, и дерево росло в глубину,
озаренное солнцем. Кричали за спиной дети. Их неровные голоса означали
какой-то порядок. Для чего-то бог все же допускает это...
распался сразу на несколько частей. Ветки дерева ожили, яркие блики побежали
по воде. Крепко зажмурил он глаза, предчувствуя некий ответ. Горячий ветер
коснулся лица его, растрепал бороду. И понял он, что это Тюрчанка.
дети. Налетевший вихрь крутил и бросал вырванную с корнем траву. А он шел
уже через кусты, отрывая полы халата от колючих прутьев
Беспомощно подрагивали под ударами ветра в саду остриженные деревья. Прямо
по траве шел он к маленькой калитке в гарем.
неожиданном приходе, но он сделал ему знак остаться Лежали на земле
поваленные ветром розы, и растерянно открыла рот Фатияб, державшая в руках
расшитые красные штаны маленького Ханапии. Мальчика не было с ней..
возле себя, придвинул к стене столик | для посуды и принялся снимать с нее
одежду Потом, "? подтолкнув ее на столик, правильно расставил ей локти, | на
должном уровне расположил грудь. Свернутое одеяло ' вместо книги подложил он
ей под одно колено. Все так он делал, как видел у Тюрчанки с гуламом.
Колено ее сползло с одеяла, и она по-Х спешно приподняла его снова. Локти
разъезжались у нее, и тыкалась она всякий раз подбородком.
боясь сдвинуться с места. Все такое же, как у Тюрчанки, было у нее, и ждал
он, когда же появится некий свет.
возвышались, и неудобно приходилось ему. Долго возился он при ней и отошел в
расстройстве. Дрожали от усталости ноги, и нехороший вкус был во рту...
Сорванные листья валялись на земле Не зная почему, остановился он у кучи
сломанного дерна. Некий мальчик, которому он дал хлеб, оставался еще в мире
была там четко нарезанными квадратами. На одном -- том, что лежал сверху, --
чуть подрагивали красные колокольчики
Корнев Павел
Соломатина Татьяна
Флинт Эрик
Посняков Андрей
Сапковский Анджей