АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
Мужиковствующие поэты щеголяли подобными словечками.
- О тебе, Петр, в Библии сказано: "В шее у него жилы железные, а лоб его
медный".
- Признавайся, Серега, а в карманах? В карманах есть?
И взглянул на Есенина взглядом испытующим и завистливым. Ершистые брови
зло двигались.
- Ищи, - сказал Есенин, поднимая вверх руки. - Ищи!
Орешин дотошно искал, выворачивая карман за карманом.
- Где научился обшаривать-то? В угрозыске, что ли?
- И впрямь ни шпинта. В решете чудо!
- А штиблеты скидывать? - играя в покорность, спросил Есенин. - Может,
там найдешь рубликов триста? Под пяткою у меня?
- Дурак! - хмуро выругался Орешин. - Какого же черта на богатой старухе
женился?
Есенин стал белым, как носовой платок. Но не ударил Орешина, а только
сказал:
- Ах, Петро, Петро!.. Не о тебе ли с твоими друзьями... по вшивому
Парнасу... говорено в древности: "Мы благословляем вашу наивность, но не
завидуем вашей глупости".
Есенин и Дункан жили в одной комнате, а как будто в разных: он в своей,
она - в своей. Казалось, что они перекликаются через толстую каменную стену,
а не разговаривают.
- "Эх, гори да догорай моя лучина", - пел Есенин со своей пленительной
хрипотцой.
Его жизнь сгорала как-то криво, с одной стороны, как неудачно закуренная
папироса. Дым от нее лез в глаза, и они слезились от этого.
Мужиковствующие поэты, актеры с подбритыми бровями, нэпманы из
Столешникова переулка, присосавшиеся к богеме, и прочие и присные - все это
были только цветочки. А уж ягоды, полные горечи и отравы, созрели за
границей - в Европе и в Америке.
Перед отъездом за границу Дункан расписалась с Есениным в загсе.
- Свадьба! Свадьба!.. - веселилась она. - Пишите нам поздравления!
Принимаем подарки: тарелки, кастрюли и сковородки. Первый раз в жизни у
Изадоры законный муж!
- А Зингер? - спросил я.
Это тот самый - "Швейные машины". Крез нашей эпохи. От него были у Дункан
дети, погибшие в Париже при автомобильной катастрофе.
- Зингер?.. Нет! - решительно тряхнула она темно-красными волосами до
плеч, как у декадентских поэтов и художников.
- А Гордон Крэг?
- Нет!
- А Д'Аннунцио?
- Нет!
- Нет!.. Нет!.. Нет!.. Сережа первый законный муж Изадоры. Теперь Изадора
- русская толстая жена! - отвечала она по-французски, прелестно картавя.
Илья Ильич, административное лицо при московской школе Айседоры Дункан,
показал мне журнал, полученный из Нью-Йорка.
- А вот и наши! - сказал в нос Шнейдер.
У него был хронический насморк.
На цветной фотографии я увидел смеющуюся Изадору и несмеющегося Есенина.
Она снялась в ярко-синей широкополой шляпе с белыми перьями, в ярко-синей
пелерине, подбитой белым шелком; в руке был ярко-синий зонтик, окаймленный
пеной белых кружев, и т, д. Все ярко-синее с белым.
А он - от шляпы до подметок в светло-сером. Словно отлит из серебра.
Легкий, ладный.
- Как денди лондонский одет! - прогнусавил Шнейдер. - Вот вам и рязанский
мужичок!
Кстати, мужичок-то Есенин был больше по слову. Дед его, заменивший в
попечении отца, гонял по Оке и Волге собственные баржи, груженные хлебным
товаром.
Под роскошным цветным клише стояла подпись: "Айседора Дункан со своим
молодым мужем".
Я ударил кулаком по журналу:
- Мерзавцы!
Шнейдер улыбался своей администраторской улыбкой - одновременно приторной
и наглой.
- Американцы без церемоний!
Он протянул мне второй журнал. Подпись: "Айседора Дункан со своим мужем,
молодым большевистским поэтом".
- Его фамилия их не интересует, - счел своим долгом пояснить Шнейдер. -
Муж Айседоры Дункан! И этим все сказано.
В далеком детстве жирная коричневая пенка в молоке вызывала у меня
физическое отвращение. До судорог в горле! Теперь такое отвращение вызывал
этот администратор.
- Продолжение следует, Анатолий Борисович!
Передо мной - газеты, журналы. Целая кипа. Есенин в них существовал
только как "молодой супруг". Ужас!
А Шнейдер гнусавя иронизировал:
- Какая честь для нашего Сережи!
"В конце концов, я, кажется, дам по физиономии этому хроническому
насморку".
- Наслаждайтесь, Анатолий Борисович. Через два часа я должен вернуть в
Наркомпрос всю американскую литературу.
- Сами наслаждайтесь, черт вас дери!
- Это весьма похоже на хамство. Не правда ли?
- Безусловно.
Отвернувшись от Шнейдера, я вижу через немалое пространство - есенинские
глаза в кровяных ниточках, вижу его щеки и лоб, словно обтянутые полотном.
Слышу, как скрипят его челюсти.
А у Шнейдера слова, как блохи, прыгали с языка:
- Сергей Александрович только и мечтал "греметь на оба полушария, как
лорд Байрон". Помните? Вот вам и лорд Байрон!
Шнейдер поторопился жениться на некрасивой Ирме Дункан, приемной дочери
Изадоры, чтобы разъезжать по Европе и обеим Америкам. Но... не вышло. И вот,
сидя на Пречистенке в опустевшем особняке, он захлебывался желчью:
- Один мой приятель, - не умолкал Шнейдер, - в схожих обстоятельствах
говорил о собственной персоне: "Женился по расчету, а вышло - по любви". Ха!
Есенин не слишком был скромен, когда писал, говорил и думал о себе. Но
где ему в этом до Гоголя!
Меня теперь нужно беречь и лелеять, - писал Николай Васильевич из Италии.
- Пусть за мной приедут (это из Москвы в Рим! - А. М.) Михаил Семенович и
Константин Сергеевич (Щепкин и Аксаков. - А. М.). Меня теперь нужно лелеять
не для меня, нет! Они сделают не бесполезное дело! Они привезут с собой
глиняную вазу... В этой вазе теперь заключено сокровище, стало быть, ее
нужно беречь.
Тут нет и тени улыбки. Ни самой микроскопической дозы иронии. Нет,
богоизбранники не шутят, фанатики не иронизируют.
"Ах ты, о Боже мой! - сетовал я. - Почему ж у Есенина не было хоть малой
крохи от гоголевского: "Меня нужно беречь"?"
Много позже Айседора Дункан, оставленная Есениным, рассказывала мне со
слезами на глазах:
- О, это было такое несчастье! Вы понимаете, у нас в Америке актриса
должна бывать в обществе - приемы, балы. Конечно, я приезжала с Сережей.
Вокруг нас много людей, много шума. Везде разговор. Тут, там называют его
имя. Говорят хорошо. В Америке нравились его волосы, его походка, его глаза.
Но Сережа не понимал ни одного слова, кроме "Есенин". А ведь вы знаете,
какой он мнительный. Это была настоящая трагедия! Ему всегда казалось, что
над ним смеются, издеваются, что его оскорбляют. Это при его-то гордости!
При его самолюбии! Он делался злой, как демон. Его даже стали называть:
Белый Демон... Банкет. Нас чествуют. Речи, звон бокалов. Сережа берет мою
руку. Его пальцы, как железные клещи: "Изадора, домой!" Я никогда не
противоречила. Мы немедленно уезжали. Ни с того ни с сего. А как только мы
входили в свой номер - я еще в шляпе, в манто, - он хватал меня за горло,
как мавр, и начинал душить: "Правду, сука!.. Правду! Что они говорили? Что
говорила обо мне твоя американская сволочь?" Я хриплю. Уже хриплю: "Хорошо
говорили! Хорошо! Очень хорошо". Но он никогда не верил. Ах, это был такой
ужас, такое несчастье!
Айседора Дункан любила Есенина большой любовью большой женщины.
Жизнь была к ней щедра и немилосердна. Все дала и все отняла: славу,
богатство, любимого человека, детей. Детей, которых она обожала.
Есенин уехал с Пречистенки надломленным, а вернулся из своего свадебного
путешествия по Европе и обеим Америкам безнадежно сломанным.
- Турне! Турне!.. Будь оно проклято, это ее турне! - говорил он,
проталкивая чернильным карандашом тугую пробку вовнутрь бутылки
мартелевского коньяка.
- За здоровье Киренка!
- Хватит, Сережа. Он и так здоров.
- Послушай, как чудесно написал о жизни Иван Сергеевич Тургенев.
И, положив руку мне на колено, он с душевной хрипотцой в голосе медленно
читал следующие строчки из какого-то тургеневского письма: "Нужно спокойно
принимать ее немногие дары, а когда подкосятся ноги, сесть близ дороги и
глядеть на проходящих без зависти и досады: и они далеко не уйдут". Хорошо,
Толя?
- Очень.
И мы оба молчали. Нам всегда было нетрудно и помолчать, потому что оба
знали, о чем молчим.
Когда-то, как я упоминал, мы жили с Есениным вместе и писали за одним
столом. Паровое отопление тогда не работало. Мы спали под одним одеялом,
чтобы согреться. Года четыре кряду нас никогда не видели порознь. У нас были
одни деньги: его - мои, мои - его. Проще говоря, и те и другие - наши. Стихи
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 [ 74 ] 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
|
|