в больницу, а она говорит, что лучше умрет, чем пойдет туда. И вот никак не
умирает.
сообщить, а говорить неправду не [364] хотелось. Странно, но я никак не мог
заставить себя позвонить Наташе. В Калифорнии я почти не думал о ней. Там я
считал, что наши отношения были как раз такими, какими казались нам вначале:
легкими, лишенными сантиментов. Поэтому очень просто было позвонить Наташе и
выяснить, что же все-таки у нас за отношения. Нам не в чем было упрекать
друг друга, нас не связывали никакие обязательства. И тем не менее я не мог
решиться набрать номер ее телефона. Сомнения тяжелым камнем лежали у меня на
сердце. Мне казалось, будто я понес невосполнимую утрату, упустил что-то
бесконечно мне дорогое из-за собственного безрассудства и неосторожности. Я
дошел до того, что начал думать: а вдруг Наташа умерла; безотчетный страх
сгущался во мне по мере приближения вечера. Я сознавал, что на эту
необоснованную и глупую мысль меня навел cafard Бетти, но ничего не мог с
собой поделать.
Услышав гудки, я сразу понял, что дома никого нет. Я звонил каждые десять
минут. Втолковывал себе, что Наташа могла просто куда-то выйти или же
снималась. Но это на меня мало действовало. Правда, мое паническое состояние
стало проходить, когда, преодолев себя, я все же решился набрать ее номер. Я
думал о Кане и Кармен, о Силверсе и его неудачах в Голливуде, я размышлял о
Бетти и о том, что все наши громкие слова о счастье бледнеют перед словом
"болезнь". Я пытался вспомнить маленькую мексиканку из Голливуда и говорил
себе, что есть бесчисленное множество красивых женщин, куда более красивых,
чем Наташа. Все эти мысли служили лишь одной цели: набраться мужества для
нового звонка. Затем последовала старая игра: я загадал - два звонка и
конец, но не удержался и позвонил еще три раза.
держал ее на коленях.
номер, я уже дошел до отчаяния. Телефон звонит как-то особенно безнадежно,
когда тебя нет дома.
Только не говори "нет". На худой конец можно съесть котлету в закусочной.
Или пойдем туда, куда ты захочешь.
мы так давно ничего не слышали друг о друге; боялся напрасной, но вполне
понятной обиды, всего того, что могло помешать нашей встрече.
тех пор, как уехал из Нью-Йорка.
удар мог сокрушить меня. Но ответа не последовало. Я услышал щелчок, как это
бывает, когда вешают трубку. Я почувствовал облегчение и разочарование.
Сейчас я, наверное, предпочел бы ссору с криком и оскорблениями, - ее
спокойствие показалось мне подозрительным.
пахло серой в лизолом. Я подумал, не сменить ли мне комнату еще раз. В
атмосфере, которая прежде окружала Рауля, я, возможно, сумел бы лучше себя
подготовить для предстоящей борьбы. Сейчас мне требовались полное
спокойствие и безразличие, которые ни в коем случае не должны выглядеть
наигранными, иначе я погиб. Рауль с его отвращением к женщинам представлялся
мне сейчас куда более надежной опорой, чем Лиза, которая, насколько я
понимал, умерла от какого-то глубокого разочарования. Я даже подумал, не
переспать ли мне сначала с кем-нибудь, чтобы меня не начало трясти при
встрече с Наташей. [366]
увидеться с женщиной, с которой больше не желал быть близок, - и, несмотря
на это, снова и снова попадал под ее чары. Но эту мысль я сразу же отбросил;
кроме того, я не знаю в Нью-Йорке ни одного борделя.
правде сказать, не такое уж и серьезное. Просто мне нельзя наделать ошибок.
Как выглядит Наташа?
идиот. Почему я не звонил и не писал ей чаще? И еще так этим гордился!
смешалось: страх, надежда, ложь и добрые намерения, раскаяние и мысли о том,
как мне надлежит вести себя.
раскаяния и лжи. Я даже вынашивал какие-то стратегические планы. Но в тот
момент, когда ты появилась в дверях, я забыл все. Осталось только одно:
полное непонимание того, как я мог уехать от тебя.
крепче. Она уступила. Потом высвободилась из моих объятий и сказала:
позволял себе большую порцию салата.
"Двадцать одно" и в "Павильон". -----------------------------------------(1)
Прощай (франц.). [367]
досталось бы, а то ты слишком хрупкая.
которое, очевидно, должно было тяжело поразить меня. Я действительно пришел
в смятение, как только обнял Наташу, но постарался сдержать радостную дрожь.
Она никогда не надевала под платье ничего лишнего, и казалось, на ее
гладком, теплом, волнующем теле не было ничего, кроме тонкой ткани. Я
старался не думать об этом, но ничего не мог с собой поделать.
выслушивать еще раз, что она бывала там каждый день и поэтому не желает туда
идти.
вдвое дешевле, чем в других ресторанах.
Европу, чтобы присутствовать при торжественном вступлении де Голля в Париж.
лихорадка. Они боятся, что вернутся домой слишком поздно и их сочтут
дезертирами. Пойдем в "Золотой петушок". Это похоже на "Бистро".
хозяин.
как мы все. Он мог вернуться. Его родина была оккупирована и будет
освобождена. С моей родиной все иначе. [368]
меньше?
объяснил ей, чем занимался, чтобы в первые четверть часа избежать ненужных
расспросов.
тепло. Я прекрасно себя там чувствовал. Видел снег, но меня никто не гнал на
улицу. Это была единственная отапливаемая тюрьма, в которой я сидел.
несправедливым. Очень старомодный принцип. Несправедливостей не существует,
есть только невезение.
Разговор развивался совсем не в том плане, как мне бы хотелось. Мне просто
надо было как можно скорее лечь с ней в постель. А это была лишь никому не
нужная болтовня. Мне следовало бы встретиться с ней в гостинице, чтобы сразу
затащить ее в комнату Лизы Теруэль. Здесь же опасно было даже заводить
разговор об этом. Пока что мы обменивались колкостями и пустыми
Афанасьев Роман
Каргалов Вадим
Курылев Олег
Свержин Владимир
Андреев Николай
Корнев Павел