даже на клавиши рояля - ведь во дворе умирает или уже умер фельдфебель; а
траурные марши - только их можно было бы сейчас играть - и без того звучат у
меня в душе.
время, и я в отраженном полуденном свете узнаю фельдфебеля. Итак, он еще
жив, встал с постели и дотащился до окна. Серо-седая голова, серая ночная
сорочка, глаза тупо уставились на мир за окном.
старый боевой конь хочет в последний раз взглянуть туда, где находится
верденбрюкский водочный завод.
кустарник. Глаза тусклые, свинцового цвета. Он некоторое время бессмысленно
смотрит в окно, затем отворачивается.
такой очерствевший, бесчеловечный живодер еще раз хочет взглянуть на мир,
прежде чем покинуть его навсегда. Вот тема для нашего поэта Хунгермана - он
ведь пишет на социальные темы.
представителя, и возвращаюсь к окну. Фельдфебель снова стоит у окна. Сквозь
отсвечивающие стекла мы видим, как он подносит что-то ко рту и пьет.
цепляется за жизнь.
моего. - Лекарство не продается в бутылках из-под водки.
старик Кнопф хлещет водку из явно водочной бутылки.
водки, чтобы он пил ее. Водки у него в комнате больше нет; ведь все обыскали
сверху донизу.
я знаю старика, он употреблял воду только для умывания, да и то неохотно.
Это водка, несмотря на все обыски, он ее где-то припрятал, а перед тобой,
Людвиг, высокий пример того, как человек мужественно идет навстречу своей
судьбе. Старый фельдфебель падет смертью храбрых на поле боя, сжимая рукой
горло врага.
случае - какая разница?
нас бутылкой. Потом продолжает пить.
ждем, что он вот-вот упадет. Врач заявил, что даже капля алкоголя для него
гибель. Через некоторое время он исчезает в глубине комнаты, словно труп,
который медленно погружается в воду.
умирает.
желудка.
Но, если это успокоит твою совесть, позвони врачу Гиршману.
видели из нашего окна.
он проскрипел до сегодня. Поставьте ему памятник в виде бутылки.
ведь с вами работаем в одинаковой области. Цинизм - та же сердечность,
только с отрицательным показателем, если я могу этим вас утешить. Выпейте в
память возвратившегося к праотцам отчаянного пьяницы.
нашей профессией. От нее слишком грубеешь.
Разве могут сохраниться в человеке глубокое изумление, благоговение, страх
перед смертью, если приходится расценивать ее по кассовым счетам или по
стоимости памятников?
понимаю тебя. Давай пойдем к Эдуарду и молча выпьем стаканчик за упокой души
старого служаки.
шум и крики.
им сочувствие.
данную минуту их утешить.
пороге. Перед нами неожиданная картина. Посреди комнаты стоит старик Кнопф,
в руке у него трость, он одет для выхода. Позади трех швейных машинок
столпились его три дочери и жена. Кнопф яростно кряхтит и лупит их тростью.
Одной рукой он для упора держится за головку ближайшей машинки, другой
наносит удары. Бьет Кнопф не слишком сильно, но старается. По полу раскиданы
траурные платья.
его настолько оживила, что он оделся и, вероятно, вознамерился предпринять
обычный обход пивных. Так как никто ему не сказал, что болезнь его
смертельна, а жена, из страха перед ним, не пригласила свя щенника,
который подготовил бы его к вечному блаженству, Кнопфу даже в голову не
пришло, что он умирает. С ним уже не раз бывали такие припадки, поэтому он
решил, что и теперь такой же. А его ярость вполне понятна: ни один человек
не станет ликовать, увидев, что семья просто сбросила его со счетов и тратит
деньги на дорогой траур.
трость.
скотина!
Кнопф, шипя, как селезень, размахивает перед ней своим оружием, удар
обрушивается на одну из дочерей. Женщины, конечно, могли бы общими усилиями
обезоружить ослабевшего старика, но он держит их в ежовых рукавицах, как
фельдфебель своих рекрутов. Теперь дочери ухватились за трость и пытаются
слезливо что-то объяснить ему.
в окно!
от своего рывка падает на колени. Слюна пузырится на его ницшевских усах,
когда он поднимается, чтобы, по совету Заратустры, снова заняться избиением
своего гарема.
Успокойся! Мы счастливы, что ты жив! Хочешь, мы сварим тебе кофе?
Бросить псу под хвост такие деньги...
Кнопф.
занят?
Володихин Дмитрий
Суворов Виктор
Эриксон Стивен
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий