Чтение 74–й страницы книги ~Журналист~

знал о нашей встрече... Я надеялся поймать тебя как-нибудь вечером в городе,
но ты, маленький братец, оказался большим домоседом... Я хотел было уже
посылать к тебе человека, но ты все-таки выбрался наконец из Хай
аль-Акваха... Я тоже рад, что ты жив. Аллах уберег тебя.

- А что за дело, Сандибад? - Андрей бережно баюкал раненую руку - боль от
локтя постепенно спускалась к кисти.

Палестинец покачал головой:

- Мы уже подъезжаем к госпиталю - давай сначала подлечим твою руку. А
поговорить мы еще успеем.

В госпитале хирург-палестинец в безукоризненно белом халате сделал
Обнорскому два укола, промыл порез, наложил на него три аккуратных шва и
плотно перебинтовал руку. Предварительно пошептавшись с Сандибадом, никаких
вопросов он действительно не задавал. Врач дал Андрею тюбик какой-то мази и
несколько упаковок бинтов, сказав, что неделю придется походить с повязкой,
которую нужно менять через день; потом все стянется, а швы сами рассосутся -
снимать их не надо...

От уколов и потери крови Обнорского потянуло в сон, но когда они с
Сандибадом вернулись к его "фиату", Андрей все же нашел в себе силы, чтобы
снова спросить:

- Так что за дело, Сандибад?

Палестинец окинул его скептическим взглядом и мягко улыбнулся:

- Ты уже совсем спишь, маленький братец, а разговор у нас будет долгим и
серьезным... Давай договоримся так: завтра к пяти часам вечера ты придешь на
улицу Истикляль и найдешь магазин "Катус". Я там буду тебя ждать, и мы
спокойно все обсудим. Не возражай. А сейчас я отвезу тебя к твоей гостинице,
хорошо?

На возражения сил уже не хватило, Андрей молча кивнул, и Сандибад повез
его в Хай аль-Аквах.

Было уже почти четыре часа утра, когда Обнорский вошел наконец в
гостиницу. Швейцар-ливиец, проснувшийся от его стука, равнодушно впустил
Андрея. Окровавленную куртку Обнорский свернул и положил на раненую руку
так, чтобы кровь и повязка не были видны. Добравшись до кровати, Андрей даже
не стал раздеваться - завел будильник непослушными пальцами и упал лицом в
подушку. Глаза слипались, и голова наотрез отказывалась что-то анализировать
или просчитывать... Через мгновение он спал, и единственное, о чем он успел
подумать, это как ему выдержать шесть часов лекций в пехотной школе...

Как ни странно, но лекции эти он выдержал, тем более что их на следующий
день оказалось не шесть, а четыре: полковник Сектрис неожиданно свел три
группы в последние два часа на практическое занятие, которое решил провести
лично со старшим переводчиком школы майором Александром Крыловым. Обнорский
возражать, естественно, не стал, он доплелся до преподавательской, сел за
свой стол и сразу же задремал, положив голову на левую руку...

После обеда он успел поспать еще пару часиков в гостинице и, подъехав к
пяти вечера на улицу Истикляль, чувствовал себя уже вполне бодро.

"Катус" действительно оказался респектабельным и дорогим магазином,
Обнорского там уже ждали. Не успел Андрей войти, как к нему подскочил
высокий молодой приказчик и вежливо пригласил пройти за прилавки. Там по
винтовой лестнице Обнорский спустился вниз и оказался в уютно обставленном
подвальном помещении, где его уже ждал Сандибад. Они обнялись и долго не
размыкали объятий, словно компенсируя теплотой приветствия суматошность и
некоторую натянутость ночной встречи. Потом палестинец пригласил Андрея за
стол, на котором уже дымились чашки с кофе.

Минут двадцать они рассказывали друг другу, чем занимались в прошедшие с
их последнего разговора в Йемене годы. Впрочем, рассказывал о себе в
основном Обнорский, Сандибад же сказал только, что, выбравшись в сентябре
1985 года из Адена, сначала жил в Ливане, потом некоторое время провел в
Испании, а потом занялся торговлей в Ливии. Палестинец явно многого
недоговаривал, но Обнорский этому не удивлялся, он понимал, что в жизни
офицера Фронта национального спасения Палестины было много такого, о чем
лучше не спрашивать - все равно не ответит...

Наконец Андрей не выдержал и спросил:

- О каком деле ты хотел поговорить со мной? Сандибад долго молчал, потом
взял со стола пачку "Ротманса", достал сигарету и прикурил от массивной
золотой зажигалки.

- Помнишь, я показывал тебе в Адене одну фотографию, где два человека
разговаривают на пляже Ару-сат эль-Бахр?

- Конечно, помню, - кивнул Обнорский, сразу мрачнея. Разве он мог забыть
тот снимок, на котором были запечатлены майор Мансур и капитан Кукаринцев!
Эх, если бы тогда поверил до конца Сандибаду...

- Так вот, - продолжал Сандибад, разгоняя рукой сигаретный дым, который
красиво выпустил из ноздрей. - Один из тех людей погиб во время боев в
Адене, а второй - второй остался жив.

- Мансур жив? - удивился Андрей.

- Нет, - покачал головой Сандибад, - майор Мансур как раз погиб - это я
знаю абсолютно точно. Выжил второй.

- Что?! - даже привстал со своего кресла Обнорский. - Ты хочешь сказать,
что Кука жив?

- Да, - кивнул Сандибад. - Я хочу сказать, что тот офицер, который
работал в Южном Йемене под именем капитана Кукаринцева, - жив.

- Но мне сказали... - попытался возразить Андрей, но Сандибад прервал его
взмахом руки:

- Да, я знаю. Он действительно был тяжело ранен. И впоследствии даже
говорили, что он умер от ран в Москве. Но это не так. Не спрашивай, как мне
удалось узнать это, я многого не имею права тебе раскрывать... Дело в том,
что я долгие годы искал его, потому что именно на его совести была гибель
Мастера и Профессора... Именно он стоял за переадресовкой нашего оружия
сторонникам президента Насера в Абьян. Я знал, что не успокоюсь до тех пор,
пока не найду этого капитана живым или не плюну на его могилу. Так вот,
повторяю, он - жив.

Наступила долгая пауза, во время которой Обнорский трясущимися пальцами
пытался достать сигарету из пачки. Сандибад дал ему прикурить от своей
зажигалки, и после первой затяжки Андрей хрипло спросил:

- Где он?

Палестинец усмехнулся и посмотрел Обнорскому прямо в глаза.

- Ты очень удивишься, маленький братец, но сейчас он в Триполи.

- В Триполи? - Андрею показалось, что он ослышался.

- Да, в Триполи, - кивнул Сандибад. - Раньше он прилетал сюда из Союза на
несколько дней, а потом возвращался... А теперь находится здесь постоянно.
Вот он, смотри...

Сандибад достал из кармана небольшую цветную фотографию, с которой на
Андрея глянуло незнакомое лицо. Обнорский недоуменно поднял глаза на
палестинца:

- Но это же... Это не Кука, ты ошибся, Сандибад, это какой-то другой
человек!

Палестинец покачал головой:

- Нет, Андрей, это именно тот человек, которого ты называешь Кукой, Ему
просто сделали пластическую операцию, изменили внешность и имя. Но это - он.

Обнорский повнимательнее вгляделся в снимок - лицо было абсолютно
незнакомым. Рот, нос, подбородок, линия бровей не имели ничего общего с
чертами лица Кукаринцева. Может быть, только в глазах, во взгляде почудилось
что-то знакомое... Нет, это слишком невероятно... Андрей, конечно, слышал об
операциях по изменению внешности, точнее, не столько слышал о них, сколько
читал в шпионских романах, но сталкиваться с этим в реальной жизни ему не
приходилось. Если бы встретил изображенного на фотографии человека на улице
- ему и в голову не пришло бы, что это Виктор Вадимович Кукаринцев, тот
самый, который пять лет назад в Адене пытался убить Обнорского выстрелами в
спину... Но как же тогда его смог узнать Сандибад? Андрей положил снимок на
стол и, закусив губу, спросил:

- Откуда ты можешь это знать? Почему ты так уверен?

Сандибад вздохнул и закурил новую сигарету.

- Не обижайся, маленький братец, я уже говорил, что многих деталей не
смогу тебе раскрыть. Скажут только одно - чтобы идентифицировать этого
человека, было потрачено очень много времени и сил. И денег. Так что
придется тебе поверить мне на слово. Если ты вообще мне доверяешь.

На реплику о доверии Обнорский не ответил. Хмурясь и поглаживая левый
висок, он продолжал рассматривать лежавший на столе снимок. После долгой
паузы Андрей наконец спросил:

- И как его теперь зовут?

- Его зовут сейчас Григорий Демин, он майор, работает в Ливии инспектором
от ГИУ <ГИУ - Главное инженерное управление МО СССР. Инспекторы ГИУ
контролировали некоторые вопросы, связанные с поставками и запуском
советской техники в странах, куда она продавалась.>. Сейчас он живет на
одной из посольских вилл, поэтому ты и не видел его здесь. Вашему генералу
он напрямую не подчиняется.

- Понятно... - протянул Обнорский, хотя по-прежнему почти ничего не
понимал, объяснения Сандибада добавили загадок больше, чем давали отгадок. -
А в чем тебе нужна моя помощь?

Палестинец долго не отвечал, потом встал с кресла и начал расхаживать по
комнате, засунув руки в карманы брюк. Наконец он остановился и, повернувшись
к Андрею, сказал:

- Видишь ли, маленький братец... Я считаю, что этот человек, которого
когда-то звали Кукаринцевым, а теперь зовут Деминым, сделал в своей жизни
слишком много плохих дел, чтобы остаться безнаказанным...

- Ты что, хочешь убить его?! Сандибад прищелкнул языком и качнул головой.

- Убить его издалека я мог бы давно. Но это было бы слишком просто. Тогда
он не узнает, откуда к нему пришла смерть, от кого и за что... Нет, я хочу
сначала поговорить с ним так, чтобы никто мне не помешал... Вот здесь мне и
была бы крайне важна помощь кого-то из советских... А лучшей кандидатуры,
чем ты, я не знаю. У тебя ведь, мне кажется, есть свои вопросы к этому
человеку...