отворил ее с ощущением, как будто бросаюсь в холодную воду. Все-таки
властелинов любого рода я до сих пор наблюдал разве что на экране
телевизора (если не считать Мастера и Фермера, да еще Охранителя: но они
не властелины, они нечто большее). И вот пришла пора вступить в
соприкосновение - и не скажу, что моя позиция в тот миг казалась мне
предпочтительнее.
продолговатого помещения, где, похоже, не было ничего лишнего - например,
столика, за которым можно было бы угоститься чашкой кофе или еще
чем-нибудь. Да и то - угощают чаще всего равных или почти равных, а таких
на этой планете не было. Во всяком случае, в представлении хозяина этой
резиденции. Тут не было даже ковра на полу, и каждый шаг раздавался четко,
давая представление о состоянии духа вошедшего. Я постарался пройти
строевым, за пять шагов до стола остановился и проделал все, что
полагалось по строгому ассартскому протоколу. В ответ Властелин кивнул, и
я не принял его кивок за одобряющий; он выражал скорее нетерпеливое
желание побыстрее от меня отделаться. Потом еще несколько секунд я ожидал,
что он предложит мне сесть, но он, наверное, забыл: не думаю, чтобы тут
запросто присаживались без его позволения. Он поелозил по мне глазами, -
уж не знаю, какие выводы пришли ему на ум, но, похоже, ничего особо
выигрышного для меня он не разглядел, - и сказал, сразу переходя к сути
дела:
приподнять брови, как бы выражая удивление тем, что меня можно заподозрить
в детском розыгрыше.
необходимой при поклонах мускулатуре. Потом я подошел к столу и положил
письмо перед Властелином, а затем, как и полагалось, отступил на исходную
позицию.
схватил письмо: раза в два быстрее, чем следовало бы, если он хотел
продемонстрировать мне спокойную уверенность. Когда он разворачивал
листок, пальцы его едва заметно вибрировали. Он уперся в письмо таким
взглядом, что я не на шутку испугался, что бумага сейчас вспыхнет. Судя по
затраченному времени, Властелин прочитал эту пару строк не менее четырех
или пяти раз. Потом, справившись с собой, медленно сложил письмо и спрятал
его где-то на груди - во всяком случае, он засунул руку за борт мундира,
из которого не вылезал, насколько мне было известно, все последние недели,
напоминая всему миру, что сейчас он прежде всего Верховный
Главнокомандующий.
внимательно оглядеть его: я никогда не видел его так близко, а экран, как
известно, чаще врет, чем говорит правду. Я знал, что он еще молод, но
сейчас он выглядел значительно старше, чем ему следовало бы, казался
осунувшимся, основательно усталым, и, если только то не был отблеск света,
в темных волосах его уже пустила корни седина. Черты лица говорили о
решительности и жесткости, доведенных до предела, за которым - совсем
рядом - были уже и жестокость, и отчаяние. Это мне не понравилось.
Балансируя на этой грани, человек способен принимать эмоциональные,
неразумные решения, опасные не только для меня (в конце концов, они стали
бы лишь фактом моей биографии), но и для Ассарта, а значит - в какой-то
мере - и для Вселенной, в которой мы с ним обитали - и еще несколько
биллионов человек; впрочем, последнего он мог и не знать. Наверное, если
бы у меня было время полюбоваться на него более основательно, я составил
бы о нем мнение, лежавшее ближе к истине. Но таким временем я не
располагал, потому что даже пять раз прочесть две строчки можно всего лишь
за несколько минут.
на меня. И мне сразу сделалось не то, что не по себе - мне стало просто
страшно. Таким взглядом смотрят на мертвецов, никак не относящихся к
категории дорогих усопших. Наверное, так смотрит бык на поверженного
тореро.
голосом, - хоть один волос... вы и все, кто с вами, пожалеете, что
родились на свет, и будете жалеть долго, долго, с каждой секундой все
больше, с каждым часом, с каждым днем... Молитесь Рыбе - или кому там вы
молитесь - чтобы у нее не нашлось повода для малейшей жалобы, для
самомалейшей. Ее полное благополучие будет означать для вас легкую смерть
- и большей милости вам не в силах пообещать никто.
возражения, но он не был настроен их выслушивать.
ирония не уступала хорошо приготовленной горчице, - и поэтому принял свои
меры. Так что сейчас я и без вас знаю, где она находится. Весь ваш расчет
построен на том, что я не могу сейчас пренебречь делами даже ради нее;
сегодня не могу. Но уже смогу завтра! Поэтому вы проживете еще сутки. Вы
увидите... Вы узнаете о конце ваших сообщников; он будет страшным. Ваш
настанет после них...
представлял себе все несколько иначе. Мне рисовалось нечто, смахивавшее на
мирную конференцию, на которой стороны усердно ищут взаимоприемлемых путей
к достойному выходу из окопов и убежищ. В конце концов, письмо Лезы было
лишь предлогом, чтобы попасть к нему, темой же разговора, по моему
разумению, должно было стать совсем другое: положение Ассарта накануне
войны и неизбежный разгром его вскоре после ее начала. Однако для
осуществления моего замысла нужно было прежде всего, чтобы он вообще
захотел меня выслушать, а кроме того - чтобы он был способен разумно
воспринимать аргументы. На самом же деле оказалось, что он не желал
первого и, вероятнее всего, не мог второго.
мгновение: я старался, чтобы голос не дрожал. - Мне кажется, в прочитанном
вами письме мне дана определенная рекомендация. Скажу больше: автор
письма, считая, видимо, что может обещать от вашего имени, гарантировала
мне мою неприкосновенность. Она ошибалась? В таком случае я сожалею, что
захотел принести вам хоть какое-то успокоение.
знал, что он всемогущ: он знал, что никто не смеет хоть что-либо обещать
от его имени - если только он сам не повелел сделать это. Никто. Но Леза
не относилась к этим "никем", она была единственным, пожалуй, человеком в
мире, замены которому не было: нет замены тем, кого ты любишь. Тут была
область совсем другого права, по которому больше власти у того, кто любит
беззаветней. По этому праву Леза была выше - хотя бы потому, что Изар все
же делился между нею и властью, которая тоже была его любовью - в то время
как для нее он занимал весь мир. И сказать сейчас "это все женская
болтовня, я не позволял этого!" для него было все равно, что предать ее.
Да по сути дела так оно и было бы.
прокрутить в голове всю эту ситуацию:
предположить, что окончательное решение будет зависеть от того, что скажет
она.
интонации звучали почти нормально. И хотел поблагодарить Властелина за
разумное решение, но он заговорил прежде, чем я успел придумать подходящую
к случаю формулировку: царедворцем я был никудышным всю жизнь, и сейчас
остаюсь таким же.
вызволить ее и наказать преступников, вы послужите мне лоцманом. Это
ускорит события, а время дорого.
я понял, что он не имеет ни малейшего представления о том, где на самом
деле находится Леза: знай он это, у него на спасательную экспедицию ушло
бы никак не более четверти часа, потребной, чтобы вызвать охрану и перейти
в противоположное крыло Жилища Власти. Он не знал; но кто-то подсунул ему
другой вариант - и теперь я начинал понимать кто; я не знал только, в чем
этот вариант заключался и где, согласно ему, должна была находиться
плененная принцесса. Мне подумалось, что недурно было бы это выяснить,
если уж он стал таким разговорчивым.
уверен, что Ваше Всемогущество предпримет этот поход, когда угроза войны
будет уже устранена.
существует. Она есть лишь для противостоящей стороны. И мне совершенно не
нужно, чтобы она (он почему-то никак не хотел назвать Лезу по имени;
возможно, ему казалось, что в разговоре с такой низкой личностью, какой
ему представлялся я, имя это будет если не осквернено, то во всяком случае
униженно) находилась там - вы знаете где - до часа победы. Я освобожу ее,
как только корабли стартуют.
ошибаетесь?
закуской на могиле его родителей - если бы такая существовала.
положение вещей лучше, чем я?
кажется, не существует. Опасно, конечно: он может опять закусить удила, и