некоторое время этот орган также неожиданно приходит в норму, но сразу же
отказывает другой. Болезнь так и переползает с одной части тела на другую,
пока заболевший не скончается.
подальше от Кины.
будем говорить, что она больна!
я все-таки хотел бы знать симптомы столь экзотического заболевания.
своем здоровье... - ехидно заметила Эльнорда. - А потом он уменьшается в
росте, покрывается густым мехом и забивается в тесную грязную нору.
высящегося тролля, промолчал.
устроить верхом.
воеводы.
о правдоподобности нашей легенды!
лошадь не помешала бы, но придется обойтись тем, что есть. На лошадях поедут
Кина и Тост, а остальным я сейчас займусь.
морок, который скроет от чужих глаз наш истинный облик и представит каждого
в соответствии с его легендой.
расположиться рядом с ними своих друзей. Затем, воткнув в середину круга
посох, сам вышел из него. Закрыв глаза и полностью сосредоточившись, я
принялся ткать пелену морока из имевшихся вокруг меня в изобилии сухих
травинок, пылинок, старой пожелтевшей хвои и тому подобного мусора. Затем я
скрепил получившееся покрывало воздухом и накинул его на стоявших в круге.
Узел морока я поместил на посохе, после чего открыл глаза. Им предстало
неподражаемое зрелище! Огромный сгорбившийся тролль и маленький мохнатый
Фродо почти не изменились. Только физиономия хоббита потеряла свое
добродушие, ощерившись злобной ухмылкой. Рядом с ними стоял дряхлый, худой
старик с покрытым глубокими морщинами, изможденным лицом, голой, синеватого
цвета головой и трясущимися руками. Один глаз у него горел какой-то
неистовой надеждой, а другой поблескивал отвратительным бельмом.
невообразимые лохмотья. Одна нога у него совершенно высохла и болталась
внутри короткой штанины, как палка. Подпоясаны его лохмотья были довольно
толстой ржавой цепью. Между этими персонажами деловито прохаживалась почти
не изменившаяся Эльнорда. Правда, ее чудесные белокурые волосы были грязны и
сбиты в какой-то колтун, а в огромных голубых глазах тлело нетерпеливое
безумие.
привычно восседала Кина, а на другой был привязан обожженный и кое-как
забинтованный гвардеец.
моральных уродов, имеющих полное право называть себя группой паломников,
стремящихся к Утесу Исцеления.
веселый город Ходжер к исцелению!
друзей, а вот сами они, судя по их несколько ошарашенному виду, наблюдали
только мой морок. Но когда я широким шагом двинулся в сторону города, они
все, кроме древнего старца Шалая тронулись за мной. А вот Шалай что-то
быстро, но очень невнятно забормотал. Мне пришлось остановиться и
прислушаться. Оказывается, воевода пытался мне объяснить, что идти надо
вдоль опушки леса до дороги и только там, по этой самой дороге, свернуть к
городу. Я с трудом разобрал его речь, потому что, как оказалось, морок у
меня получился не только зрительный, но и слуховой. Поскольку в новом облике
несчастный воевода был напрочь лишен зубов, то и речь у него стала весьма
невнятной.
широкая, пыльная дорога. Движение по этой дороге было весьма оживленным,
однако, когда мы перебрались через придорожную канаву и влились в общий
поток путников, никто на нас не обратил особого внимания. Несколько человек
посмотрели в нашу сторону, но увидев высокую, остроконечную тулью моей
шляпы, они почему-то быстренько отвели глаза.
километров пять, так что уже через час мы оказались у самых ворот. И тут
Шалай невнятно пробормотал, посмотрев на меня:
подтянулись.
повозок сильно сужался. Охранявшему ворота десятку стражников было очень
хорошо видно всех входивших и въезжавших в город. А господам, ехавшим в
закрытых экипажах, приходилось вылезать наружу, и их повозки тщательно
осматривались. Кроме стражников, около ворот высилась неподвижная серебряная
фигура рыцаря Храма, а рядом с ней незаметно притулилась другая фигура, в
темном монашеском облачении. Монах, судя по всему, был к тому же магом и
ощупывал гостей города магически.
впереди разгорелся скандал. Какой-то фрукт в высоченной раззолоченной карете
с малопонятными рисунками на дверках, кучером и лакеем на передке и двумя
лакеями позади отказался вылезать из своего экипажа. Вместо того чтобы
подчиниться приказу начальника патруля, он принялся орать, что является
членом городского магистрата и не позволит выволакивать свою особу из
кареты, словно простого горожанина. Он разорялся настолько громко и нагло,
что начальник караула пожал плечами и направился к рыцарю. Рыцарь молча и
неподвижно выслушал начальника стражи, а затем тронул шпорами коня и,
подъехав к карете сбоку, неожиданным ударом всадил свое длинное копье в
дверцу. Пробив ее, естественно, насквозь, он начал медленно пропихивать
копье в глубь кареты, пока с противоположной стороны на дорогу не вывалился
толстый, расфранченный, орущий мужик. Добившись своего, рыцарь Храма
выдернул из кареты свое копье и молча отъехал на свое место, словно
предлагая начальнику стражи продолжать свою работу.
занять в ней место, но из-под глухого забрала рыцаря донеслось:
Епископу!
каретой, на задке которой продолжали стоять его лакеи.
попасть в город. Гомон, стоявший над толпой до этого, стих, и люди подходили
и подъезжали к приоткрытым воротам испуганные, пришибленные.
следом, стараясь держаться в рамках выбранных образов. Но начальник караула,
окинув нас небрежным взглядом, бросил:
одного из стражников:
гранд-имаса шляпа красная и борода рыжая!
стражника.
подчиненного:
за другого примет!
стражника:
конные. А этих вон - семеро и всего две лошади...
забегали быстрые невидимые щупальца чужой ворожбы. Но мой морок был плотен и
непроницаем для столь ничтожных усилий. Монах, как и рыцарь Храма, остался
неподвижным, и мы спокойно прошли в ворота. За воротами гудел город Ходжер.
Неприятелю, вздумавшему взять Ходжер, пришлось бы преодолевать не только
каменные стены и сопротивление защитников в тесноте каменного лабиринта
пристенья, но и завалы осклизлой грязи, издающей к тому же совершенно
поразительную вонь. Едва оказавшись в этой зловонной туче, я совершенно
непроизвольно произнес заклинание, прекратившее доступ миазмов к нашим
носам, иначе мы просто задохнулись бы с непривычки. Однако местные жители,
да и путники, проскочившие ворота незадолго до нас, совершенно не обращали
внимание на это неудобство. Толпа, запрудившая узкие улочки, бурлила,
топталась, бежала, орала, торговалась, ругалась, обнималась, пила и ела и