сменялись. Иглы загнали уже под все пальцы, а когда они распухли, иглы
выдернули, пригодятся для другой жертвы, а мне пальцы просто раздробили
молотком. Я терял сознание с трудом, мне хотелось умереть, но умереть
было невозможно, а в те редкие минуты, когда наступало черное забытье,
меня либо поливали холодной водой, либо совали под нос едкую гадость. В
голове сразу все прояснялось, а боль становилась ощутимее.
переговорил с палачами, ему подали стул, он уселся со вкусом, тут же на
столике придвинули кувшин и стеклянный фужер. Один из палачей довольно
умело наполнил, герцог отпил, пошлепал губами.
А вот к вечеру идет и сладкое... Странно, да? Впрочем, вам это
неинтересно. Так что вы хотите сказать?
хрипы. Он наклонился ближе, чтобы расслышать. Я плюнул ему в морду,
прохрипел:
глаз, залепил глазную впадину и пополз вниз по щеке. Палачи застыли, у
одного даже выпали из руки раскаленные клещи. Герцог наконец вытащил
дрожащими руками платок, вытер как можно тщательнее лицо. Губы его
тряслись, лицо побелело.
надеешься... Ты будешь умирать долго...
его метнулся в мою сторону. Он покачал головой, палач повторил умоляющим
голосом. Я услышал:
герой, что три дня улыбался и пел песни, на четвертый день сломался и
принес присягу. А ведь он в самом деле был почти нечувствителен к боли!
А ты чувствуешь, еще как чувствуешь... Вопишь так, что все мои гости
сходят с ума от восторга. И все-таки держишься... Какая-то защитная
магия?
испуге, что едва не свалился с кресла. Палачи переглянулись. Мне
почудилось, что от одного донесся смешок.
Глава 26
Все тело горело, как в огне. Я поднял тяжелые веки, одним глазом
смотрел, как через смятое молотом забрало, а другим видел только розовую
слегка просвечивающую мякоть опухоли.
веревкой. В зале вяло переговариваются пятеро богато одетых мужчин. Нет,
четверо, пятой оказалась женщина, с холодным, высокомерным лицом,
брезгливая, с красиво очерченными, но чересчур тонкими губами.
Я всегда утверждала, что мужчины - грубые существа. Ты это доказал,
когда тебя не сломила тонкая, изысканная боль. Но, возможно, на тебя
лучше подействует простая боль? Более понятная! Сейчас тебе отрубят...
нет, оторвут уши, вырвут язык, глаза... нет, сперва отрубят руки,
ноги... не сразу, а начиная со ступни...
молчал, ибо я и тогда не мог сказать заранее, что выдержу пытки. Я не
выношу боли, я буду орать и дергаться, как уже орал и дергался, но,
чтобы я сказал не то, что хочу сказать, надо нечто большее, чем боль.
Они этого не знают. Правда, я тоже не знаю, что это за ?нечто?.
миледи...
подошел палач. Я взглянул на его жуткую рожу, содрогнулся и отвел голову
в сторону. Он тут же с силой ударил меня в живот.
пахнете одинаково.
инструменты. Щипцы и клещи опустил в горящий горн на угли, разворошил,
оттуда стрельнуло, с искрами, пошла волна жара.
глазами. Лицо было бледным, а в глазах мелькала трусливая неуверенность.
Трусливая и какая-то загнанная, словно это я его пытал и в конце концов
заставил сломаться.
насколько сильно захотелось, теперь даже я вижу...
терпеть! Нет! Нет!
помещение повеяло жаром, прежний злой голос сказал люто:
туман, чернота. Снова серый туман, что сменился оранжевым, истончился
под жарким солнцем. Я чувствовал, что по-прежнему вишу на столбе, но
здесь я присел на зеленую траву, где ползают красноспинные божьи
коровки, прыгают крошечные кузнечики, а деловитый муравей тащит
засушенную лапу богомола.
обжигало, по коже пробежали приятные мурашки.
человеку: от всякого дерева в саду ты будешь есть, ?а от дерева познания
добра и зла не ешь?. До сих пор помню, хотя это говорилось не мне, а
тебе. Да, это я совратил, чтобы ты съел то яблоко и стал... человеком.
До этого ты, как коровы и остальные звери, был... хе-хе!.. абсолютно
невинным. Съев яблоко, ты уподобился самому Творцу, который, кстати о
птичках, сам же заявлял, что сделал тебя по своему образу и подобию.
Брехня, ?по образу и подобию? ты стал только тогда, когда съел первое
яблоко. Надо бы и второе, дающее бессмертие, но не успел... услышали
голос Творца, тому вздумалось прогуляться по саду, спрятались... Дальше,
сам знаешь. Вас обоих выгнали из рая, где жили, бездельничая. Вы стали
пахать землю, создали земледелие, скотоводство, научились добывать руду,
построили корабли, переплыли моря и океаны, заселили землю... Словом,
весь прогресс, вся цивилизация - это моих рук дело.
церкви?
понимаешь, тоже создана мною. Нет, Христос, конечно, не я, но это я с
ним спорил там на горе, это я соблазнял броситься с вершины, испытать
своего божественного Отца... Он так и не решился. Его распяли, на этом,
как ты понимаешь, его учение и заглохло бы - в нем ничего не было
жизнеспособного... ты можешь себе представить человека, который
подставит левую щеку, если ему влупят по правой? Нет, человека такого
представить можно, даже отыскать такого можно, но возможно ли целое
общество, где живут по такой морали?.. То-то. Я взял все в свои руки,
упорядочил, дописал нужное, истолковал уже сказанное, выстроил иерархию,
создал могущественную организацию, что теперь называется церковью...
ослепительная по здравости мысль: а почему нет? Он мог... или не мог?
закрытыми глазами, подставив лицо нежимому солнцу. Прогресс - да,
согласен, его рук дело, против фактов не попрешь, но насчет церкви это
уже чересчур. Или он рассчитывает, убедив меня, что всю цивилизацию
создал он, убедить и в том, что и церковь - его творение?
Никчемную, не играющую никакой роли в моем обществе, презираемую и
терпящую насмешки.
Но я уже не амеба...
надел длинные кожаные рукавицы и, взявшись за горячий прут, накалял
конец в огне. Тот уже светился оранжевым, сыпал искрами. Кроме палача, в
помещении остались только женщина и герцог. На опустевших столах я видел
только широкие блюда с объедками, перевернутые кувшины и кубки.