знаешь ли, не собираюсь на Уррас.
очень темные; это была мягкая темнота, как темнота ночного леса. - Если
твердо решишь. Человек всегда попадает туда, куда идет. И всегда
возвращается.
прислонилась лбом к его руке. - Давай ложиться.
бирюза - Уррас, огромный и прекрасный. Но корабль повернул, и стали видны
звезды, и среди них - Анаррес, точно круглый яркий камень; движущийся и
неподвижный, брошенный неведомой рукой, кружащийся во времени, творящий
время.
не похож на грузовик "Внимательный", настолько это было вообще возможно.
Снаружи он выглядел странным и хрупким, как скульптура из стекла и
проволоки; он ничем не напоминал корабль, транспортное средство; у него
даже не было переднего и заднего конца, потому что ему не нужно было
проходить через атмосферу, более плотную, чем межзвездное пространство.
Внутри корабль был просторным и прочным, как дом. Комнаты были большие и
изолированные, стены обшиты деревянными панелями или обтянуты плотной
рельефной тканью. Только он был похож на дом с закрытыми ставнями, потому
что смотровые иллюминаторы были лишь в немногих комнатах, и в нем было
очень тихо. Тихо было даже на мостике и в машинном отделении, а обводы
машин и аппаратуры отличались простой целесообразностью, свойственной
оборудованию парусного судна. Для отдыха в звездолете имелся сад, где
освещение было схоже с солнечным светом, а воздух был напоен запахом земли
и листьев; когда на корабле наступала "ночь", в саду выключали свет, и в
иллюминаторы смотрели звезды.
несколько часов или дней, звездолет, имеющий субсветовую скорость, -
такой, как этот - мог потратить месяцы на исследование какой-нибудь
солнечной системы или провести годы на орбите планеты, на которой жил или
которую изучал его экипаж. Поэтому он и был сделан таким просторным,
человечным, приспособленным для того, чтобы в нем жили, для тех, кому
придется жить на его борту. Его стиль не отличался ни роскошью Урраса, ни
суровостью Анарреса; эти качества были в нем уравновешены с легкостью и
изяществом, которые достигаются долгой практикой. Нетрудно было
представить себе, что ты ведешь на этом корабле жизнь, полную ограничений,
не раздражаясь из-за этих ограничений, удовлетворенно, задумчиво.
Входившие в состав экипажа хейниты были задумчивые люди, вежливые,
тактичные, довольно мрачные. Непосредственности в них было мало. Самый
молодой из них казался гораздо старше любого из находившихся на борту
террийцев.
химической тяге и традиционных скоростях добраться от Урраса до Анарреса,
Шевек редко приглядывался к ним - и к террийцам, и к хейнитам. Когда к
нему обращались, он отзывался; он охотно отвечал на вопросы; но сам почти
ничего не спрашивал. Когда он говорил, его не оставляло внутреннее
молчание. Людей на "Давенанте", особенно тех, кто помоложе, влекло к нему,
словно в нем было то, чего им не хватало, или словно он был чем-то, чем бы
им хотелось быть. Они довольно много говорили о нем между собой, но с ним
держались застенчиво. Он не замечал этого. Он почти не помнил об их
существовании. Он помнил о том, что впереди - Анаррес. Он помнил об
обманутой надежде; о выполненном обещании; о неудаче; об источниках в
своей душе, которые, наконец, вскрылись, и из них хлынула радость. Он был,
как человек, которого выпустили из тюрьмы, который возвращается домой, к
семье. Что бы ни видел такой человек по пути - он видит это лишь как
отражение света.
Анарресом, сначала на волне КПР, а потом - с Синдикатом Инициативы. Он
сидел, наклонившись вперед, и слушал или отвечал потоком слов на ясном,
выразительном языке - на своем родном языке, иногда жестикулируя свободной
рукой, как будто его собеседник мог его видеть, иногда смеясь. Первый
помощник командира "Давенанта", хейнит по имени Кетхо, обеспечивающий
радиосвязь, задумчиво наблюдал за ним. Накануне вечером, после ужина,
Кетхо, вместе с командиром и другими членами экипажа, провели час с
Шевеком; спокойно, ненавязчиво, как это свойственно хейнитам, он задал ему
немало вопросов об Анарресе. Наконец Шевек обернулся к нему.
буду дома. Завтра они свяжутся с вами, чтобы договориться о процедуре
посадки.
этим языком более свободно, чем Кетхо, говоривший по-иотийски очень
правильно и деревянно.
врагов и уйма друзей. Хорошие новости - это о друзьях... Оказывается,
теперь их больше, чем когда я улетал.
Ведь служащие Анарресского Космопорта, конечно, считают, что они в
состоянии справиться с недовольными? Они же не станут умышленно разрешать
вам сойти на землю, чтобы вас убили?
недовольный. Я сам пошел на этот риск. Понимаете, это - моя привилегия как
одонианина.
серьезным. Кетхо был высоким красивым мужчиной лет тридцати, высоким и
светлокожим, как тау-китяне, но почти безволосым, как террийцы, с очень
сильными и тонкими чертами лица.
спускаемый аппарат.
привилегии.
Кетхо, - если бы вы им разрешили.
собирался уходить; это остановило его. Он посмотрел на Кетхо и через
несколько секунд спросил:
исследовательского корабля входит разведка и исследование новых планет,
когда это возможно. Мы с командиром говорили о такой возможности. Перед
отлетом мы обсудили это с нашими послами. По их мнению, не следует
обращаться с официальной просьбой, поскольку политика вашего народа -
запрещать инопланетянам высадку.
время стоял перед картиной; это был хейнский пейзаж, очень простой и
утонченный: темная река, текущая в камышах под хмурым небом.
разрешают уррасти высаживаться на Анаррес, за исключением территории
Космопорта. Эти условия все еще действуют. Но вы - не уррасти.
Подразумевается, что эти условия имеют в виду всех инопланетян.
впервые прибыли в эту солнечную систему и пытались говорить с нами. Но я
считаю, что это было неправильно. Они просто строили дополнительные стены.
- Шевек повернулся и, заложив руки за спину, стоял и смотрел на хейнита.
того, как вы прилетели на Уррас. Это началось, когда я стал читать труды
Одо. Они меня очень заинтересовали. Я... - Он замялся, словно смутившись,
но продолжал, сдержанно и старательно, как обычно. - Я даже начал
заниматься правийским. Пока еще знаю мало.
инициатива?
и рассказали по радио мои друзья. Мы с самого начала для того все это и
затеяли - наш Синдикат, эту мою поездку - чтобы встряхнуть все,
расшевелить, сломать некоторые обычаи, заставить людей задавать вопросы.
Чтобы они стали вести себя, как анархисты! Все это происходило, пока меня
не было. Так что, понимаете, никто точно не знает, что может случиться в
любой момент. А если вместе со мной высадитесь вы, все пойдет вразнос еще
больше. Я не могу перегибать палку. Я не могу взять вас с собой как
официального представителя какого-то инопланетного Правительства. На
Анарресе это не годится.