хорошенькая кошечка. Не волнуйтесь, она никого из вас не съест. По
крайней мере до тех пор, пока вы будете верно служить своему императору.
оленейцы поняли, какого направления им следует держаться, опускаясь в
промытую солнцем долину.
походном плаще и худенькая женщина в лохмотьях. Они ехали бок о бок и
весело болтали о том о сем. Но на некоторые вопросы Эсториана Сидани
умудрялась не отвечать. Где она обреталась до сих пор и как разыскала
Юлию, можно было только догадываться. Не зря она слыла великой
мастерицей хранить свои секреты. Почти как асанианка, подумал Корусан.
***
глаза. Он с удовольствием предоставит его величеству для ночлега свои
поля и дюжину жирных баранов. Он лгал. Эсториан был не настолько глуп,
чтобы не понять этого, однако советы взять стены города приступом
отверг. - Там нет повстанцев, - сказал он, - и потом, я предпочитаю
открытое небо любой крыше над головой.
чистым, подходы к нему просматривались со всех сторон. Палатки хорошо
защищали воинов от холода, а то, что бараны оказались не слишком
жирными, никого не волновало. В походе и змея - пища.
брать котенка в постель. Тот был слишком мал, чтобы обходиться подолгу
без матери. Шатер императора, слава богам, не превратился в зверинец. По
крайней мере на эту ночь.
после мучительных содроганий он крепко спал. Корусан оперся на локоть,
разглядывая спокойное лицо спящего. Он стал частью его существа - этот
варвар, глупец, сумасброд.
Корусана согнулись наподобие птичьих когтей, погрузились в шелк бороды
черного короля, царапнули горло, плечо, грудь, потом сжались в кулак
прямо над мерно бьющимся сердцем.
от отчаяния. - Его рот искривился в горькой гримасе. - Я хотел поймать
тебя, но попался в ловушку сам.
когда Корусан пробудился один в постели черного лорда, а возможно, еще
раньше, когда он впервые увидел лицо врага, которого поклялся
уничтожить.
нему Корусан. Сердце Солнечного лорда открыто, возле него греются миры.
А Корусан подобен искре, летящей в ночи, он мал и недолговечен. В нем
может уместиться только одна-единственная любовь... и единственная
ненависть. И человек, к которому обращены эти чувства, спокойно спит
рядом с ним, словно ребенок или святой.
рука свесилась с края постели. Корусан отвернулся.
спал, заливаемый светом двух лун, все костры были погашены. Но в центре
бивачной площадки тлели угольки, там сидела странная женщина,
встретившаяся им на дороге. Ясная Луна стояла высоко, на ее лик то и
дело набегали быстро несущиеся тучи. Большая Луна висела над восточной
линией горизонта, словно огромный кровавый глаз. Двойной свет падал на
волосы незнакомки, и они попеременно казались то опушенными инеем, то
обведенными красно-бордовой каймой. Она шевельнулась и посмотрела на
подошедшего. Ее голос был тих и неясен, словно она говорила сквозь сон.
закуталась в свой плащ.
улыбнулась.
обличье.
видит лица? Он вдруг почувствовал себя беззащитным при всех своих мечах
и вуали.
ошибаетесь. Я оленеец. Золотая империя умерла.
исходящий от ее тела, слышал тяжелое дыхание чужеземки. Свет лун косо
падал на ее лицо. Она, наверно, была хороша в юности, достаточно хороша,
чтобы вертеть хвостом, разбивая сердца мужчин. Сидеть по ночам у костра
вполне в ее стиле. Она, должно быть, неплохо поет и, говорят, знает
массу всяких историй.
Холодный ночной воздух обжег его щеки.
чужеземки словно лишил его сил. Огромные черные глаза проникали в
глубину существа.
лицо.
Она вновь вытянула руку, повернув ее вверх ладонью.
узнал очертания. Он только что целовал этот знак, и прижимал к своему
обнаженному телу, и пугался, что небесный огонь опалит его, а черный
король смеялся и гладил Корусана пылающей словно солнце рукой.
не замечая его замешательства, голос ее был мягок и обманчиво тих. - Я
взяла самый острый нож и стала резать. Боль была не сильнее той боли,
которую эта вещь причиняла мне с самого рождения. Плоть расступалась, но
золото уходило в кости, срасталось с ними. Тогда я решила отрезать всю
кисть - видишь шрам? Но сталь ножа расплавилась, не причинив мне
большого вреда. Порезы затянулись быстро, и расплавленный металл,
смешавшись с золотом, погасил огонь. Я была рада этому, но теперь эта
штука замораживает меня. По временам она становится холодной как лед.
окоченевшая кочерыжка.
костра.
запястья, но не затем, чтобы оттолкнуть: она пыталась твердыми пальцами
нащупать его пульс. - Кто послал тебя? Джания?
тюрьму, причиняли нам огромное беспокойство. Ты не знаешь, сколько они
еще прожили после меня?
ответил Корусан. С сумасшедшими надо говорить на их языке.
бедняжки. Но Джанию я вырвала из рук злодейки судьбы. Мы выдали ее замуж
за человека, живущего далеко на западе. Он обожал ее. Я надеюсь, она
провела свои дни в радости?
такое возможно. Она вешалась на меня еще до моего превращения в женщину,
да и потом не оставляла своих притязаний. Я уговорила супруга выслать
ее. В ней обитал великий дух, призванный повелевать империей. Жаль, что
она не родилась мужчиной.
бы завоеван.
при ней Керуварион утонул бы в крови.
этого поколения. - Она встряхнулась и провела ладонью по лицу. - Он
очарователен, правда? И очень похож на моего отца.
любишь его, малыш?
прикоснулась кость, завернутая в сырой шелк. Он отшатнулся. Ужас
ситуации состоял не в том, что эта женщина называла себя мертвой, хотя
казалась живее иных живых, и даже не в том, что та, чье имя она
присвоила, являлась праматерью врага Корусана. Ужасно то, что она
обладала в полной мере той самой силой, которой обладал внук ее внука, -
обезоруживающим, неодолимым обаянием.