Чтение 75–й страницы книги ~Избранные ходы~

-- Дело в том, что линотип вообще не нужен.

-- Вот как? Занятно...

-- Исключается вредный этап -- отливка букв из металла. Бич высокой
печати -- злокачественные опухоли. Почти каждый работник, выходя на пенсию,
заболевает раком.

-- Но ведь мы не типография, -- заметил Шимингуэй.

-- Для вас -- скорость верстки. В газету будут успевать последние
новости.

-- И этот ваш казус с лотереей, -- с трудом выдавил Асбест
Валерьянович. Одышка доставала его, даже если он никуда не поднимался.

-- Мы могли бы на общественных началах, -- предложил Артамонов.

-- Эти излишне.

-- Упустите время. Наступит момент, когда будет поздно.

-- Успеем, -- сказал Асбест Валерьянович, похрустывая "раковыми
шейками", хорошо отбивающими запах. -- Впрочем, я пришлю к вам компетентную
комиссию.

Комиссия действительно через некоторое время появилась. Ее члены
смотрелись однородной мазеобразной массой. Галка продемонстрировала им
электронную верстку. Сотрудники закивали головами, как умные лошади, и,
продолжая кивать, ушли.

-- Здорово! -- подытожил Орехов. -- Кажется, им понравилось. Есть
контакт!

-- Да, похоже, их это поразило, -- согласился Артамонов. -- Лица, по
крайней мере, окаменели.

На следующий день пришла одна Ужакова.

-- Плотное сотрудничество вряд ли удастся, -- передала она
промежуточное решение Асбеста Валерьяновича, -- но наметить точки
соприкосновения можно. Чтобы перенять опыт.

Одна из точек -- по соображению Шимингуэя -- трактовалась следующим
образом: "Ренталл" выгоняет пленку со шрифтами от малого кегля до великого,
а редакция вырезает ножницами понравившиеся буквы и составляет заголовки на
свой вкус.

-- Видите ли, Ольга Робертовна, -- обратился к ней сам-Артур. У него по
ошибке вместо Ольга Робертовна чуть не вырвалось -- пятачок. Видите ли,
пятачок. -- Видите ли, Ольга Робертовна, в памяти компьютера сидит миллион
шрифтов и кеглей. Чтобы их выгнать вам напоказ, нужно сидеть месяц. Само по
себе это занятие из серии бестолковых.

-- Ну, тогда я пошла.

-- Идите, Ольга Робертовна, -- сказал на прощание Варшавский, добитый
бесповоротной медноголовостью.

Никакого родственного скрещивания с "Губернской правдой" не получилось.
Компьютерная верстка была освистана.

-- Следует отметить, что инбридинг идет тяжело, -- признался Артамонов.
-- Реакция пациентов -- неадекватная. Налицо явная клиника.

-- Я шкурой чувствовал, не поймут, -- признался Варшавский.

-- Один процент интеллигенции, -- потряс словарем Орехов.

-- Н-да, налицо полное неотражение действительности. Асбест путает
"раковые шейки" с раком шейки матки, -- сказал Орехов.

-- Бардак, как в коммандитном товариществе! -- подытожил Артамонов. --
Придется делать над аэродромом еще один круг.

Газета "Сестра" в планах захвата не значилась. Обе редактрисы --
идеолог издания Изнанкина и суррогатная мать газеты Флегманова -- пришли на
поклон незвано, прознав, что по городу рыщут частные издатели, скупающие на
корню все СМИ, и в первую очередь те, которые дышат на ладан. Редактрисы
пробились в офис "Ренталла", как два нарыва, объединенные одним мозолистым
телом.

-- Спасите нас! -- выпалили они прямо с порога. -- Если вы не приберете
"Сестру" к рукам, нас надолго не хватит!

-- Неужели здесь так сильно похоже на погост, что именно сюда, к нам,
вы пришли умирать? -- спросил Орехов у "сестер", усаживаясь поудобнее.

Обе дамы были имели форму восточных полушарий и топорщились
нестыкующимися частями. Как лбами, упирались они друг в друга Африками,
рассеченными нулевым меридианом, а с обратной стороны кололи себя в зад
иззубренными островами Фиджи. Будучи равноправными хозяйками газеты,
Изнанкина и Флегманова безбожно воевали меж собой на страницах.
Ведомственные читатели, которым приходилось просматривать "Сестру" по нужде,
советовали перед употреблением разрезать газету пополам. Отчасти поэтому
цельная "Сестра" не имела никаких перспектив. Проблемы, которые в разной
мере мучили повзрослевших за работой редактрис, вообще не трогали остальных
женщин региона.

При ознакомительном контакте с Изнанкиной и Флегмой -- так Флегманову
звали близкие -- дальше обмена мнениями на бытовую тематику у "Ренталла"
дело не пошло.

-- Посулов давать не будем, -- сказал Артамонов. -- Покупать вашу
редакцию нет мотива. Вы не стоите ни гроша. У вас нет ни помещений, ничего.

-- Зато есть торговая марка! -- не постеснялась Изнанкина.

-- Она не раскручена.

-- И еще есть мы! -- воззвала Флегма.

-- Вас уже не раскрутить, -- справедливо отметил Орехов.

-- Неужели с нас вообще ничего нельзя заполучить?

-- Разве что шанс опрохвоститься.

Через некоторое время вышел в свет поминальный номер "Сестры", и больше
женские краски в регионе никто не сгущал. Молодые издатели были у редактрис
последней надеждой.

Прекрасная половина области легко пережила крах феминистской газеты,
хотя во время переговоров обе барышни -- кормило и забрало "Сестры" --
убедительно доказывали: если единственную в городе женскую газету не спасти,
тверитянки запутаются в жизни, побросают семьи, станут поголовно
лесбиянками, уйдут в монастыри, поотпускают усы и баки, переполнят дома
терпимости, попадут в женские колонии, поскольку, кроме как на страницах
"Сестры", им больше негде познакомиться с партнером, поделиться своими
переживаниями, достижениями, мужьями, счастьем, муками и адюльтером.

Следующим за партийной газетой шло молодежное издание "Смена". Затея
Варшавского выйти на нее с офертой по телефону провалилась -- редактор без
распальцовки ничего не понял. Сговорились, что он устроит ознакомительный
прием, после которого будут проведены деловые переговоры в несколько раутов.

"Смена" заигрывала с демократией. Сотрудники газеты ютились в подвале
явно не от жиру. Помещение редакции сдавалось "Тверскому товариществу
трезвенников" -- аббревиатура "ТТТ" -- с целью иметь хоть какие-то деньги.
По численности товарищество превосходило редакцию. Зашитые амбалы из
товарищества под началом председателя общества Завязьева и под надзором
наркологов сутками играли в "Монополию". Плату за аренду редакционных
помещений они вносили нерегулярно, поэтому "Смена" выходила с такой
периодичностью, с какой возникала потребность устелить бумагой мусорное
ведро.

Суровые будни "молодежки" отслеживал подстриженный в скобку редактор
Фаддей, при котором газета из органа превратилась в эротический дайджест.
Все номера открывались одним и тем же маргинальным коллажем: обезображенное
высокой печатью черно-белое тело, подпертое обломком городского пейзажа.
Натура для обложки заимствовалась из западных журналов, а текстура была
самопальной -- сочинял ее сам Фаддей. Слова из него выскакивали, как из
комментаторской кабины, -- озабоченно и с комсомольским задором. Они сразу
вступали в противоречие со всем остальным на полосе, отчего потребительский
спрос на газету стремился к нулю.

Фаддей принял делегацию частных издателей сдержанно, улыбнувшись одними
коренными зубами. При разговоре он имел привычку зажимать нос средним и
указательным пальцами. Получалась сизая фига. Угнувшись и ведя разговор себе
под мышку, Фаддей думал, что собеседник не видит фиги. Но собеседник как раз
ее одну и видел. От вечной зажатости нос Фаддея походил на чернослив.

-- Наслышан про вас, премного наслышан! -- начал он. -- Ходят по городу
трое молодых людей и скупают газеты.

-- Четверо, -- поправил Орехов. -- К нам вчера подъехал Макарон с
тосолом. Но он отсыпается.

Количество олигархов сбило Фаддея с толку.

-- "Ренталл", насколько я помню, -- попытался он прийти в себя и, чтобы
показать осведомленность в языках, сделал вольный перевод идиомы. --
Арендуем все! Я правильно понял? И что же вы хотите взять в аренду у нас?

-- Нет, вы поняли неправильно. Это переводится как "все схвачено".

-- И, тем не менее, премного наслышан...

-- Нет, это мы о вас премного наслышаны! -- перешел в наступление
Артамонов. -- Ссорятся с учредителями, остаются без денег, а жить хочется...

-- Гм... -- откашлялся Фаддей.

-- Но это -- детали. Вообще мы планируем из кого-нибудь в регионе
сделать что-нибудь удобоваримое.

-- Вот как?

-- И не только на русском, но и на немецком, английском, французском...

-- А на карельском? -- спросил Фаддей.

-- Откровенно говоря, не думали.

-- Мы демократы, -- объявил Фаддей. -- У нас нет денег, но мы --
единственная газета, которая не опубликовала обращение ГКЧП.

-- А зря. Среди обнаженной натуры оно бы неплохо смотрелось, -- пожалел
Орехов.

-- Это наша позиция. Мы работаем вне политики.

-- Вы можете прославиться, -- посулил Артамонов.

-- В смысле?

-- Если мы договоримся. Впервые комсомольскую газету будет издавать
частная структура.

-- Мы это переживем, мы демократы, у нас подвижный коллектив.