наша память нередко бывает прикрыта лишь тончайшей пеленой забвения,
сквозь которую в нужную минуту нам удается разглядеть то, что погребено
под нею; Гуинплен старался представить себе высший свет, мир знати, к
которому принадлежала эта женщина, этот мир, стоящий неизмеримо выше мира
низшего, мира простого народа, к которому принадлежал он сам. Да и
принадлежал ли он к народу? Не был ли он, скоморох, ниже даже тех, кто
находится в самом низу? Впервые с тех пор, как он стал мыслить, у него
сжалось сердце от сознания своего низкого положения, от того, что теперь
мы назвали бы чувством унижения. Картины, набросанные Урсусом, его
восторженные лирические описания замков, парков, фонтанов и колоннад, его
подробные рассказы о богатстве и могуществе знати оживали в памяти
Гуинплена, наполняясь образами, в которых действительность смешивалась с
фантазией. Он был одержим видениями этих заоблачных высот. Ему казалось
химерой, что человек может быть лордом. А между тем такие люди существуют.
Невероятно, просто невероятно! На свете есть лорды! Созданы ли они из
плоти и крови, как все люди? Вряд ли. Он чувствовал, что находится в
глубоком мраке, что он окружен со всех сторон стеною; словно человек,
брошенный на дно колодца, он видел там, в зените, над самой головой,
ослепительное смешение лазури, света и видений - обиталище олимпийцев, и в
самом центре этого лучезарного мира сияла она, герцогиня.
непреодолимое влечение было неотделимо от сознания ее недоступности. И он
без конца мысленно возвращался к этой вопиющей нелепости: ощущать душу
близ себя, рядом с собой, тесно соприкасаясь с ней на каждом шагу, плоть
же видеть только в идеальной сфере, в области недосягаемого.
туман, где все было зыбко, где все ежеминутно меняло очертания. Это было
глубокое смятение чувств.
к герцогине. Даже в мечтах не разрешил бы он себе подняться на такую
высоту. И это было его счастьем.
дрожание навсегда помутило ваш рассудок: думаешь, что восходишь на Олимп,
а попадаешь в Бедлам. Явственное вожделение привело бы Гуинплена в ужас.
Но ничего подобного он не испытывал.
никогда. Влюбиться в зарницу, вспыхнувшую на горизонте, - на такое безумие
не способен никто. Плениться звездой - это все-таки еще понятно: ее
увидишь снова, она опять появится в небе на том же месте. Но можно ли
загореться страстью к промелькнувшей молнии?
исчезал образ этого божества, этой величественной, лучезарной женщины,
сияющей из глубины ложи. Он то думал о ней, то забывал, то отвлекался
чем-нибудь другим, и снова возвращался все к тем же мыслям. Они будто
баюкали его, но не могли усыпить.
сон, полна видений.
процессы, протекающие в нашем мозгу. Слова неудобны именно тем, что
очертания их резче, чем контуры мысли. Не имея четких контуров, мысли
зачастую сливаются друг с другом; слова - иное дело. Поэтому какая-то
смутная часть нашей души всегда ускользает от слов. Слово имеет границы, у
мысли их нет.
Гуинплена не имело почти никакого отношения к Дее. Дея оставалась
средоточием его помыслов, она была священной; ничто не могло коснуться ее.
происходила борьба. Сознавал ли он это? Вероятно, только смутно
догадывался.
легко может возникнуть трещина, он чувствовал столкновение противоположных
желаний. Для Урсуса все это было бы ясно. Гуинплену было трудно
разобраться в этом.
На мосту, перекинутом через бездну, подобные поединки между ангелом белым
и ангелом черным происходят нередко.
произошла в тайниках его души, на такой ее глубине, что почти не достигла
его сознания.
Дею.
кипела, но теперь с этим было покончено. Осталась только Дея.
была в опасности.
существам, исчез бесследно.
необычное. Такое существо входит однажды, платит за место золотой, потом
исчезает бесследна. Жизнь была бы слишком хороша, если б это повторялось.
отошедшей в прошлое. Она, вероятно, прислушивалась к разговорам; вздохи
Урсуса и время от времени вырывавшиеся у него многозначительные
восклицания: "Не каждый же день получать золотые унции!" пробудили в ней
смутный страх. Она теперь больше никогда не заговаривала о незнакомке. В
этом сказывался глубокий инстинкт. Порою душа безотчетно принимает меры
предосторожности, тайна которых ей не всегда бывает ясна. Когда молчишь о
ком-нибудь, кажется, что этим отстраняешь его от себя. Расспрашивая о нем,
боишься привлечь его. Можно оградить себя молчанием, как ограждаешь себя,
запирая дверь.
самом деле? Можно ли было сказать, что между Гуинпленом и Деей
промелькнула какая-то тень? Дея не знала об этом, а Гуинплен уже забыл.
Нет. Ничего и не было. Образ герцогини растаял в отдалении, словно только
померещился им. Просто Гуинплен замечтался на минуту, а теперь очнулся от
грез. Рассеявшиеся мечты, как и рассеявшийся туман, не оставляют следов, и
после того, как туча пронеслась мимо, любовь в душе испытывает не больше
ущерба, чем солнце в небе.
9. ABYSSUS ABYSSUM VOCAT - БЕЗДНА ПРИЗЫВАЕТ БЕЗДНУ
Тедкастерской гостинице.
великосветской жизни лондонской знати, вероятно заметили, что в то же
самое время в "Еженедельной газете", между двумя выписками из приходских
метрических книг, появилось известие об "отъезде лорда Дэвида Дерри-Мойр,
коему, согласно повелению ее величества", предстояло снова принять
командование фрегатом, крейсирующим в составе "белой эскадры" у берегов
Голландии.
очень занимало его. Том-Джим-Джек не показывался с того дня, как уехал в
одной карете с дамой, заплатившей квадрупль. Конечно, этот Том-Джим-Джек,
похищавший герцогинь, был загадкой. Как было бы интересно углубиться в
исследование такого происшествия! Сколько тут возникало вопросов! Сколько
можно было бы высказать по этому поводу замечаний! Именно потому Урсус и
не обмолвился ни словом.
дерзком любопытстве. Любопытство всегда должно соразмеряться с положением
любопытствующего. Подслушивая - рискуешь ухом, подсматривая - рискуешь
глазом. Ничего не видеть и ничего не слышать - самое благоразумное.
Том-Джим-Джек сел в княжескую карету, хозяин гостиницы видел, как он
садился. Матрос, занявший место рядом с леди, казался каким-то чудом, и
это заставило Урсуса насторожиться. Прихоти знатных людей должны быть
священны для лиц низкого звания. Всем этим существам, пресмыкающимся во
прахе, всем, кого высокородные люди называют чернью, не остается ничего
лучшего, как забиться в свою нору, когда они замечают что-нибудь
необычайное. Лишь тот в безопасности, кто сидит смирно. Закройте глаза,
если вам не посчастливилось родиться слепым; заткните уши, если, на свою
беду, вы не глухи; крепко держите язык за зубами, если вы не настолько
совершенны, чтобы быть немым. Великие мира сего становятся тем, чем им
хочется быть, малые - чем могут; посторонимся же перед неведомым. Не будем
тревожить мифологию, не будем доискиваться смысла видимых явлений;
почтительно преклонимся перед их показной стороной. Оставим досужие толки
об угасании или рождении светил, происходящем в высоких сферах по
причинам, нам неизвестным. Для нас, ничтожных людишек, это по большей
части оптический обман. Метаморфозы - дело богов; внезапные превращения и
исчезновения случайно встреченных знатных особ, парящих где-то в высоте
над нами, - туманные события, понять которые невозможно, а изучать опасно.
Излишнее внимание раздражает олимпийцев, занятых своими развлечениями и
причудами; берегитесь, удар грома может разъяснить вам лучше слов, что
бык, к которому вы слишком пристально присматриваетесь, не кто иной, как
Юпитер. Не будем же распахивать складки серой мантии, облекающей страшных
Афанасьев Роман
Корнев Павел
Белов Вольф
Сертаков Виталий
Сапковский Анджей
Акунин Борис