отступая, должна была расколоться, полки - расстроиться, артиллерия -
погибнуть в болотах. По мнению многих специалистов, правда, оспариваемому,
отступление здесь превратилось бы в беспорядочное бегство.
крыла, бригаду Уинки, снятую с левого крыла, и, кроме того, дивизию
Клинтона. Своим англичанам, бригаде Митчела, полкам Галкета и гвардии
Метленда он дал как прикрытие и фланговое подкрепление брауншвейгскую
пехоту, нассауские части, ганноверцев Кильмансегге и немцев Омптеды.
Благодаря этому у него под рукой оказалось двадцать шесть батальонов. Правое
крыло, как говорит Шарас, было отведено за центр. Мощную батарею
замаскировали мешками с землей в том месте, где ныне помещается так
называемый "Музей Ватерлоо". Кроме того, в резерве у Веллингтона оставались
укрытые в лощине тысяча четыреста гвардейских драгун Сомерсета. Это была
другая половина заслуженно прославленной английской кавалерии. Понсонби был
уничтожен, зато оставался Сомерсет.
закончена, находилась за низкой садовой оградой, наскоро укрепленной мешками
с песком и широким земляным валом. Но работа над этим укреплением не была
завершена; не хватило времени обнести ее палисадом.
день простоял впереди существующей и доныне старой мельницы Мон-Сен-Жан, под
вязом, который впоследствии какой-то англичанин, вандал-энтузиаст, купил за
двести франков, спилил и увез. Веллингтон сохранял героическое спокойствие.
Вокруг сыпались ядра. Рядом с ним был убит адъютант Гордон. Лорд Гиль,
указывая на разорвавшуюся вблизи гранату, спросил: "Милорд, каковы же ваши
инструкции и какие распоряжения вы нам даете, раз вы сами ищете смерти?"
приказ: "Держаться до последнего человека". Было ясно, что день кончится
неудачей. "Можно ли думать об отступлении, ребята? Вспомните о старой
Англии!" - кричал Веллингтон своим старым боевым товарищам по Талавере,
Виттории и Саламанке.
плато остались только артиллерия и стрелки, все остальное исчезло; полки,
преследуемые французскими гранатами и ядрами, отступили в глубину, туда, где
и теперь еще пролегает тропинка для рабочих фермы Мон-Сен-Жан; произошло
попятное движение, фронт английской армии скрылся. Веллингтон подался назад.
"Начало отступления!" - воскликнул Наполеон.
Глава седьмая. НАПОЛЕОН В ДУХЕ
никогда не был в таком великолепном расположении духа, как ч этот день. С
раннего утра он, обычно непроницаемый, улыбался. 18 июня 1815 года эта
глубокая, скрытая под мраморной маской душа беспричинно сияла. Человек,
который был мрачен под Аустерлицем, в день Ватерлоо был весел. Самые высокие
избранники судьбы часто поступают противно здравому смыслу. Наши земные
радости призрачны. Последняя, блаженная наша улыбка принадлежит богу.
- говорили воины легиона Fulminatrix'a {Молниевержца (лат.).}. На этот раз
Помпею не суждено было плакать, но достоверно, что Цезарь смеялся.
близ Россома, удовлетворенный видом длинной линии английских огней,
озарявших весь горизонт от Фришмона до Брен - л'Алле, Наполеон не
сомневался, что судьба его, которую в назначенный день он вызвал на поле
сражения при Ватерлоо, прибудет в срок; он придержал коня и несколько минут
стоял неподвижно, глядя на молнии, прислушиваясь к громам; спутник его
слышал, как этот фаталист бросил в ночь загадочные слова- "Мы заодно".
Наполеон ошибался. Они уже больше не были заодно.
отмечено для него радостью. Он объехал всю линию кавалерийских полевых
постов, задерживаясь время от времени, чтобы поговорить с часовыми. В
половине третьего ночи около Гугомонского леса он услышал шаг движущейся
вражеской колонны; ему показалось, что это отступает Веллингтон. Он
пробормотал: "Это снялся с позиций арьергард английских войск. Я захвачу в
плен шесть тысяч англичан, которые только что прибыли в Остенде". Он говорил
с жаром, он вновь обрел то одушевление, которое владело им 1 марта, во время
высадки в бухте Жуан, когда, указывая маршалу Бертрану на восторженно
встретившего его крестьянина, он воскликнул: "Ну что, Бертран, вот и
подкрепление!" В ночь с 17 на 18 июня он трунил над Веллингтоном. "Этот
маленький англичанин нуждается в уроке!" - говорил Наполеон. Дождь
усиливался, и все время, пока император говорил, гремел гром.
в разведку офицеры донесли, что в неприятельском лагере никакого движения не
наблюдается. Все спокойно, ни один из бивуачных костров не погашен.
Английская армия спала. На земле царила глубокая тишина, гул стоял лишь в
небесах. В четыре часа лазутчики привели к нему крестьянина, который был
проводником у бригады английской кавалерии, по всей вероятности - бригады
Вивьена, отправившейся на позиции в деревню Оэн, в самом конце левого крыла.
В пять часов два бельгийских дезертира донесли, что они сейчас бежали из
своего полка и что английская армия ожидает боя. "Тем лучше! - воскликнул
Наполеон. - Мне гораздо больше по душе разбитые полки, чем отступающие".
прямо в грязь, он приказал доставить себе с россомской фермы кухонный стол и
простой стул, уселся, с охапкой соломы под ногами вместо ковра, и, развернув
на столе карту, сказал Сульту: "Забавная шахматная доска!"
не мог прибыть к утру, солдаты не спали, промокли и были голодны, однако это
не помешало Наполеону весело крикнуть Нею: "У нас девяносто шансов из ста!"
В восемь часов императору принесли завтрак. Он пригласил нескольких
генералов. Во время завтрака кто-то сказал, что третьего дня Веллингтон был
в Брюсселе на балу у герцогини Ричмонд, и Сульт, этот суровый воин, лицом
похожий на архиепископа, заметил: "Настоящий бал - сегодня". Император
посмеивался над Неем, который сказал ему: "Веллингтон не так прост, чтобы
дожидаться вашего величества". Впрочем, это была обычная манера Наполеона.
"Он любил пошутить", - говорит о нем Флери де Шабулон. "В сущности, у него
был веселый нрав", - говорит Гурго. "Он так и сыпал шутками, не столько
остроумными, сколько своеобразными", - говорит Бенжамен Констан. Эти шутки
исполина стоят того, чтобы на них остановиться. Он называл своих гренадер
"ворчунами"; он щипал их за уши, дергал за усы. "Император только и делал,
что шутки шутил над нами", - говорил один из них. Во время тайного переезда
с острова Эльба во Францию, 27 февраля, военный французский бриг "Зефир",
встретив в открытом море бриг "Неверный", на котором скрывался Наполеон,
спросил, как чувствует себя император. Наполеон, все еще сохранявший на
шляпе белую с красным кокарду, усеянную пчелами, которую он стал носить на
острове Эльба, смеясь, схватил рупор и ответил сам: "Император чувствует
себя отлично". Кто способен на такую шутку, тот запанибрата с судьбой. Во
время завтрака под Ватерлоо Наполеон несколько раз хохотал. Позавтракав, он
с четверть часа предавался размышлениям, а затем два генерала уселись на
соломенную подстилку, вооружились перьями и положили лист бумаги на колени,
и Наполеон продиктовал им план сражения.
колоннами, развернулась и двинулась вперед, сохраняя боевой порядок в две
линии, с артиллерией между бригадами, с играющим походный марш оркестром во
главе, под барабанный бой, под звуки сигнальных труб, могучая, огромная,
ликующая, император, взволнованный видом этого моря касок, сабель и штыков,
заколыхавшихся на горизонте, дважды воскликнул: "Великолепно! Великолепно!"
показаться невероятным) успела занять позиции и выстроилась в шесть линий,
образуя по выражению самого императора, "фигуру шести римских цифр V".
Несколько мгновений спустя после приведения войска в боевой порядок, среди
глубокого предгрозового затишья, этого предвестника большого сражения, видя,
как проходят три батареи двенадцатифунтовых орудий, отведенные по его
приказу от трех корпусов д'Эрлона, Рейля и Лобо и предназначенные открыть
бой, ударив на Мон - Сен - Жан в том месте, где пересекались дороги на
Нивель и Женап, император, ударив по плечу Гаксо, заметил: "Вот двадцать
четыре прелестных девушки, генерал".
него сапер первого корпуса, которые должны были окопаться в Мон-Сен-Жан, как
только деревня будет взята. Вся эта безмятежность была только один раз
нарушена высокомерными словами сожаления: заметив влево от себя, в том
месте, где ныне возвышается большой могильный курган, этих изумительных,
строившихся сомкнутой коленной серых шотландцев на великолепных лошадях, он
промолвил: "Как жаль!"
наблюдательным пунктом узкий гребень поросшего травой холмика, вправо от
дороги из Женапа в Брюссель; это была вторая его стоянка за время битвы.
Третья, - в семь часов вечера - между Бель-Альянс и Ге - Сент, была очень
опасна; это довольно высокий бугор, существующий еще и теперь; за ним, в
ложбине, расположилась гвардия. Вокруг бугра ядра, падая на мощенную камнем
дорогу, отскакивали рикошетом к ногам Наполеона. Как и при Бриенне, над его
головой свистели пули и картечь. Впоследствии, почти на том самом месте, где
стоял его конь, нашли словно источенные червями ядра, старые сабельные
клинки и исковерканные гранаты, изъеденные ржавчиной - scabra rubigine.
Несколько лет тому назад здесь откопали невзорвавшийся
шестидесятисантиметровый снаряд, запальная трубка которого была сломана у
основания. Именно на этой последней остановке император сказал проводнику
Лакосту, враждебно настроенному, испуганному и привязанному к седлу гусара