я задачу выполню. Сложим на этом поле головы, но выполним. Больше с вами
разговаривать не желаю. Рахимов, проводи гостей!
по-иному. Но несдержанность - мой недостаток. В оправдание мне нечего
сказать. Или скажу, пожалуй, вот что: если вы ищете человека без
слабостей, ошибок, недостатков, человека без острых краев и углов, то со
мной тратите время даром.
подполковника Хрымова уехали. Постепенно раздражение притупилось,
усталость взяла свое, я снова заснул.
несколько ящиков патронов и два ведра вареного мяса. Я обрадовался
патронам, но сокрушенно смотрел на куски мяса. Два ведра! Это на
батальон-то, на пятьсот голодных ртов!
глаз верный. Дели.
и без единого слова принялся делить. Я послал связных за командирами рот.
провел у Заева почти полночи, взялся быть его подчаском, дал ему поспать.
ничего. Расскажешь, как Рахимов на плащ-палатке делил мясо. Ступай буди
людей. Дело к свету! Пора! Начинай окапываться, зарывайся глубже. И
присылай за патронами. Денек будет горячим.
роковым окажется этот день для него, лейтенанта Заева?
11. ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЕ ОКТЯБРЯ
Волоколамск, - помнится мне так.
связи я не имею, управляю ротами через связных. Бугор невысок, я вижу лишь
центральную часть рубежа, позицию роты Дордия. Брустверы одиночных окопов,
обложенных свежим дерном, сливаясь с пожелтевшей травой луга, кажутся
затравеневшими кочками. Линия этих кочек заграждает мост.
передний край, гвоздят и гвоздят из леса.
именно? Здесь ли - напрямик к мосту? Или слева, где у меня нет соседей,
где дугой окопалась рота Заева?
пыль и копоть. Всюду чернеют оспины воронок.
стрелковых ячейках. Мы уже стреляные воробьи: от грохота близких разрывов
у бойца уже не мутится рассудок, боец ценит свой окоп, свою винтовку, и
все же подавленность, свойственная отступающим, нас не покидает. Незримая
волна словно доносит ко мне тоску солдата, его страх, его темные
предчувствия.
гложет ожидание удара.
Бозжанова. Шинелька безукоризненно заправлена, талия не тонка: все в его
роду были толстяками. Бежит умеючи, не теряя головы. Вот сделал зигзаг,
вот низко пригнулся... Добежал! Камнем пал в окоп, скрылся, будто сгинул.
политрука Бозжанова. Неунывающий, общительный Бозжанов принес с собой в
окоп шутку, мужество. Слегка двинулась лежащая на возвышении винтовка,
приклад прильнул к плечу; какая-то цель, может быть гадательная, взята на
мушку. Знаю, Бозжанов сейчас несколько раз выстрелит. Это его слабость,
любит пострелять.
потерях, о том, что примечено, засечено перед фронтом роты.
карте или в полевой книжке. По существу, оба они начальники штаба у меня:
Рахимов - сидячий начштаба, а Бозжанов - ходячий, курсирующий из роты в
роту и ко мне.
шинелях. Бегут к нашим окопам... Немецкие минометы и пушки замолкают.
Тишина. Зеленые шинели приближаются. Чернеют прижатые к животам,
направленные вперед автоматы. Наши начали стрелять. Немцы перебегают,
надвигаются. Неужели же, неужели мы не устоим? На это, конечно, и
рассчитывает противник: рус постреляет и даст драла. Огнем автоматов,
струями трассирующих пуль немцы прокладывают себе дорогу. Чувствую: вот
она, критическая минута боя. Не могу вздохнуть, грудь будто в тисках.
ударила по атакующим. Еще! Еще!
не успели переменить позицию. Стволы противника обрушили на них огонь.
понесли потери, командир батареи лейтенант Кубаренко убит.
участке. И тоже отбиты.
Дордия.
стянутом поясном ремне; шинель плохо пригнана, великовата; полы путаются
между ногами. И все же он - я уже признал щупленького Дордия, - все же он,
верный велению долга, бежит сквозь эти взбросы, грохот, вспышки пламени,
чтобы рассеять подавленность, страх уткнувшихся в землю бойцов.
приметил волнения. Однако какая-то чрезмерная твердость в складке губ, в
устремленных на меня серых глазах не сулила доброй вести.
полупетлей. Заев растянул загнутый фланг, но немцы продвигаются все
глубже. Я ожидал, предугадывал эту весть. Сейчас ощущение нависшего удара,
ощущение обуха, занесенного над головой, стало еще острее.
земля. По склону к речке отползал раненый.
отсюда к Заеву.
головой чиркнула пуля. Тонкий голый прутик, которого касалась его шапка
упал, будто перерубленный. Я дернул Тимошина вниз. Он даже не успел
побледнеть.
пуля? Или снайпер обнаружил мой наблюдательный пункт?
готовности.
Илистый берег прихвачен морозцем, тверд. Обгоняем двух или трех плетущихся
к перевязочному пункту раненых. Вот еще один. Прижимает к лицу напитанную
кровью тряпку, кровь каплями сбегает с шинели на траву, отмечая каждый его
шаг. У него хватает сил самому передвигать ноги, но все же двое бойцов,
взяв винтовки на ремень, поддерживают его.