печальное время. Миссис Гэмп оказалась тоже весьма разборчива в еде и с
презрением отвергала рубленую баранину. Насчет напитков она также была очень
строга и даже привередлива, требуя пинту слабого портера к завтраку, пинту к
обеду, полпинты для подкрепления и поддержки сил между обедом и чаем и пинту
знаменитого крепкого эля, старого брайтонского пьяного пива, к ужину, не
считая бутылки на камине да приглашений выпить иногда рюмочку вина, к каким
гостеприимство обязывало ее хозяев. Люди мистера Моулда тоже считали нужным
топить свое горе в вине, как топят новорожденного котенка, и по этой причине
напивались, прежде чем за что-нибудь взяться, чтобы горе не взяло верх и не
одолело их. Короче говоря, всю эту необыкновенную неделю у них шла круговая
мрачных веселостей и зловещих развлечений; и все, кроме бедняги Чаффи,
обретавшегося в тени гроба Энтони Чезлвита, справляли тризну, как вампиры.
нелицемерного обряда. Мистер Моулд, с золотыми часами в свободной руке,
рассматривая на свет рюмку старого портвейна, стоял, прислонившись к
конторке, и беседовал с миссис Гэмп; двое плакальщиков дежурили перед
дверями дома, имея вид настолько похоронный, насколько можно ожидать от
людей, дела которых идут как нельзя лучше; весь штат мистера Моулда был на
своем посту - либо в доме, либо на улице; колыхались перья, фыркали лошади,
развевались шелка и бархаты; словом, как сказал торжественно мистер Моулд:
"Все, что только можно сделать за деньги, было сделано".
опрокидывая рюмку в рот и причмокивая губами.
Почему люди тратят больше денег, - тут он налил себе еще одну рюмку, - на
похороны, миссис Гэмп, чем на крестины? Ну-ка, ведь это по вашей части, вы
должны знать. Как вы это себе объясняете, ну-ка?
отвечала миссис Гэмп, посмеиваясь и разглаживая руками складки нового
черного платья.
сегодня на чужой счет, миссис Гэмп. - Однако, заметив в маленьком зеркальце
для бритья, висевшем напротив, что вид у него слишком уж веселый, он мигом
успокоился и придал своей физиономии скорбное выражение.
любезной рекомендации, сэр, не в последний, надеюсь, - сказала миссис Гэмп,
угодливо приседая.
дальше так будет. Нет, миссис Гэмп, я вам скажу, почему это происходит.
Потому что трата денег в хорошо поставленном заведении, где дело ведется на
широкую ногу, исцеляет разбитое сердце и проливает бальзам на страждущий
дух. Сердца нуждаются в исцелении, а дух в бальзаме тогда, когда люди
умирают, а не тогда, когда они родятся. Взгляните хотя бы на хозяина дома,
взгляните на него.
щедрый, ни в коем случае, вы о нем неверно судите; но убитый горем
джентльмен, любящий джентльмен, который знает, что могут сделать деньги, для
того чтобы облегчить его горе и засвидетельствовать его любовь и уважение к
почившему. Они могут дать ему, - говорил мистер Моулд, медленно вращая свою
часовую цепочку, так что она завершала полный круг в конце каждой фразы, -
они могут дать ему сколько угодно карет четверней; они могут дать ему
бархатные попоны; они могут дать ему страусовые перья; они могут дать ему
сколько угодно пеших плакальщиков, одетых по последнему слову похоронной
моды и несущих жезлы с бронзовыми набалдашниками; они могут дать ему
великолепный памятник; они могут доставить ему место даже в Вестминстерском
аббатстве *, если средства позволят. Нет, не будем говорить, что деньги -
просто грязь, когда на них можно все это приобрести, миссис Гэмп.
есть такие люди, как вы, потому что у вас все это можно купить или взять
напрокат.
должна считаться почетной. Мы творим добро втайне и краснеем, когда ставим
его в счет. Взять хоть меня: сколько ближних своих я утешил с помощью моей
четверки долгогривых скакунов, а ведь я никогда не запрягал их дешевле чем
за десять фунтов десять шиллингов!
духе, как ей помешало появление одного из помощников мистера Моулда, то есть
старшего факельщика, тучного человека в жилете, который спускался гораздо
ближе к коленам, чем это допускается установившимися понятиями об изяществе,
с таким носом, какие обыкновенно принято сравнивать со сливой, и с лицом,
сплошь усеянным угрями. Когда-то он был хрупким созданием, но, постоянно
дыша сытным воздухом похорон, огрубел и раздался вширь,
месте не постоят и так вскидывают голову, как будто знают, почем нынче
страусовые перья. Раз, два, три, четыре, - отсчитывал мистер Тэкер,
перебрасывая четыре черных плаща через левую руку.
чтобы проверить, такое ли у него выражение лица, какое нужно. - Тогда мы, я
думаю, можем приступить к делу. Дайте мне коробку с перчатками, Тэкер. Ах,
какой это был человек! Ах, Тэкер, Тэкер! Какой это был человек!
бы быть превосходным мимическим актером, подмигнул миссис Гэмп, нисколько не
нарушив этим серьезного выражения своей физиономии, и вышел вслед за своим
хозяином в другую комнату.
потому он не подал и виду, что знаком с доктором, хотя на самом деле они
были близкие соседи и нередко работали вместе, как и в данном случае. И
потому, направляясь к доктору, чтобы предложить ему черные лайковые
перчатки, он притворился, будто видит его первый раз в жизни, а доктор со
своей стороны смотрел на него таким холодным и неузнавающим взглядом, как
будто ему приходилось слышать и читать про гробовщиков, случалось даже
проходить мимо их лавок, но никогда еще не доводилось иметь с ними дело.
сэр, как я уже говорил, меня вызвали к больному в половине второго ночи...
Что, кекс и вино? В котором графине портвейн? Благодарю вас.
к больному. При первом же звонке ночного колокольчика я вскочил, распахнул
окно и высунул голову... Что, плащ? Не завязывайте слишком туго. Вот так,
хорошо.
продолжал:
Пексниф, прошу прощения, мы с вами, кажется, нечаянно обменялись. Благодарю
вас. Так вот, сэр, я хотел рассказать вам...
разрешите, я доскажу вам остальное в карете. Это довольно любопытно. Что,
все готовы? Дождя нет, надеюсь?
вчера упал. Можем себя поздравить, что нам так повезло. - Однако, заметив,
что мистер Джопас и Чаффи уже выходят из дверей, он закрыл лицо белым
носовым платком, словно в приливе сильнейшего горя, и сошел вниз бок о бок с
мистером Пекснифом.
приготовлений. Все было великолепно, а в особенности четверка лошадей,
запряженная в катафалк, - вставала на дыбы, приплясывала и рвалась вперед,
словно зная, что человек умер, и торжествуя по этому поводу. "Они нас
объезжают, запрягают, ездят на нас верхом; бьют, морят голодом и калечат
ради собственного удовольствия, - но зато они умирают, ура, они умирают!"
похоронная процессия Энтони Чезлвита; мистер Джонас то и дело выглядывал
украдкой из окна кареты, наблюдая, какое впечатление похороны производят на
прохожих; мистер Моулд, шагая по мостовой, с затаенной гордостью
прислушивался к восклицаниям зевак; доктор шепотом рассказывал мистеру
Пекснифу случай из практики и никак не мог добраться до конца, а бедняга
Чаффи рыдал в уголке кареты, незамечаемый никем. Однако еще в начале
церемонии он сильно шокировал мистера Моулда тем, что держал платок в шляпе,
самым неподобающим образом, а глаза вытирал просто кулаком. И как сразу же
сказал мистер Моулд, его поведение было неприлично и недостойно такого
торжественного дня; его просто не следовало брать с собой.
себя самым неподобающим образом, ведомый под руку Тэкером, который сказал
ему напрямик, что он никуда не годится, разве только сопровождать похороны
самого последнего разряда. Но Чаффи, помилуй его боже, ничего не слышал,
кроме отзвуков навеки умолкнувшего голоса, которые еще жили в его сердце.
уже было кончено. - Он был очень добр ко мне. О мой дорогой старый друг и
хозяин!
сырая и глинистая, мистер Чаффи! Нельзя же так, право.
Гуревич Георгий
Корнев Павел
Шилова Юлия
Самойлова Елена
Шилова Юлия
Шилова Юлия