уязвимое место, - весьма рад, что мне выпал случай совершить столь ценное и
приятное знакомство. Ваши чувства делают вам честь, сэр. Вы молоды; дай бог,
чтобы вам не пришлось пережить свои чувства. Если мне суждено пережить мои
чувства, сэр, - продолжал мистер Рэгг, который, в отличие от мистера Чивери,
не скупился на слова и слыл за человека, наделенного незаурядным даром
красноречия, - если мне суждено пережить мои чувства, я готов завещать
пятьдесят фунтов тому, кто прекратит мое унылое существование.
понятны чувства этого молодого человека. Моей дочери тоже достались в удел
немалые страдания, сэр (мистер Рэгг мог бы прибавить, что, кроме страданий,
ей досталось еще кое-что); никто не поймет вас лучше нее.
пролепетал в этом смысле.
ваш цилиндр; у нас мала вешалка, но я поставлю его в уголок, там на него
никто не наступит, - что мне внушает зависть, сэр, это свобода ваших чувств.
Для лиц моей профессии такая свобода подчас является недоступной роскошью.
мнению, справедливо и что доказывает его глубокую преданность мисс Доррит, и
надеется преуспеть в этом. Он хотел бы действовать вполне бескорыстно, и
надеется, что именно так и действует. Он хотел бы в меру своих сил послужить
мисс Доррит, совершенно не думая о себе, и надеется, что это ему удастся. Он
не может сделать много, но надеется сделать все, что он может.
посчастливится встретить молодого человека, подобного вам. Если бы молодые
люди, подобные вам, почаще появлялись бы на свидетельских местах в суде,
это, несомненно, оказало бы облагораживающее влияние на лиц, прикосновенных
к судебной процедуре. Надеюсь, вы не оставили дома свой аппетит и сумеете
задать работы ножу и вилке?
очень много ем.
случае надобности, что в ту пору, когда она, мстя за свои поруганные чувства
и за оскорбление, нанесенное в ее лице всему женскому полу, сделалась
истицей по делу Рэгг против Боукинса, количество поглощаемой ею твердой пищи
не превышало десяти унций в неделю.
нерешительно, словно ему стыдно было в этом признаться.
возразил мистер Рэгг, подкрепляя свои слова выразительным жестом и усмешкой.
- Заметьте это, мистер Чивери! С дьяволом в образе человеческом!
рад этому.
моя дочь слышала наш разговор, он бы глубоко взволновал ее. Но баранина
только сейчас появилась на столе; из этого я заключаю, что она не могла его
слышать - тем лучше. Мистер Панкс, на этот раз попрошу вас быть моим визави.
А ты, душенька, садись напротив мистера Чивери. За дары, ниспосланные нам (и
мисс Доррит), возблагодарим создателя!
можно было бы вообразить, что Крошка Доррит была в числе приглашенных к
обеду. Панкс ответил на остроту обычным фырканьем и принялся за еду с
обычной энергией. Мисс Рэгг, по всей вероятности желая наверстать упущенное
некогда, также уделила баранине должное внимание, и вскоре на блюде осталась
одна кость. Хлебный пудинг исчез с не меньшей быстротой и подобным же
образом был уничтожен солидный запас сыру и редиски. Затем наступила очередь
десерта.
столе появилась записная книжка мистера Панкса. Этим открылась деловая часть
программы, которая была краткой, но интригующей и напоминала заговор. Сперва
мистер Панкс страничка за страничкой просматривал свою книжку, которая была
уже почти вся заполнена, и тут же за столом делал из нее выписки на
отдельных листках бумаги; мистер Рэгг, сидя напротив, сосредоточенно следил
за всеми его действиями, а у Юного Джона тот глаз, что был больше другого,
совсем расплылся в тумане размышлений. Окончив свои выписки, мистер Панкс,
как нельзя лучше подходивший для роли главы заговорщиков, еще раз перечитал
их, кое-что исправил, спрятал книжку в карман, а листки сложил веером,
наподобие игральных карт, и взял в руку.
возьмет?
руках.
получив утвердительный ответ, дал карту Юному Джону, и снова заглянул в
оставшиеся па руках.
библия. Ну, и это тоже. Стало быть, за мной два. За мной два, - повторил
Панкс, шумно переведя дух. - Клерк в Дургаме, это вам, Джон, и старый моряк
в Дунстебле - вам, мистер Рэгг. Сколько там за мной, два? Да, за мной два.
Вот еще надгробная плита, это будет три. И мертворожденный ребенок, это
будет четыре. Вот пока и все.
очень тихо и спокойно, - мистер Панкс, пыхтя, забрался во внутренний карман
своего сюртука и вытащил оттуда холщовый мешочек, из которого бережно
отсчитал деньги на дорожные расходы и разложил их на две кучки.
кучки к своим собеседникам. - Просто тают под руками.
глубоко скорблю, что мои обстоятельства не позволяют мне ездить на
собственный счет, а необходимость торопиться не позволяет проделывать весь
путь пешком, хотя для меня не было бы большего счастья, чем шагать, пока я
не свалюсь замертво, без всякой платы или вознаграждения.
насмешило мисс Рэгг, что она принуждена была спешно выбежать из-за стола и
спастись на лестницу, где и просидела, пока хорошенько не выхохоталась.
Мистер Панкс между тем, не сводя участливого взгляда с Юного Джона, медленно
и задумчиво закручивал свой мешочек, точно пытаясь свернуть ему шею. Только
что он убрал его в карман, как воротилась хозяйка дома и занялась
приготовлением грога для всего общества (в том числе и для собственной
особы). Когда всем было налито, мистер Рэгг поднялся и молча протянул над
столом руку со стаканом, как бы приглашая остальных заговорщиков сделать то
же и дружным чоканьем скрепить свой тайный союз. Церемония, начавшаяся столь
торжественно, без сомнения так же и закончилась бы, но на беду мисс Рэгг,
поднеся стакан к губам, ненароком глянула на Юного Джона, и вспомнив о его
нелепом бескорыстии, не удержалась и прыснула со смеху, обрызгав соседей
грогом, после чего ей осталось только со стыдом удалиться.
проходила его странная, хлопотливая жизнь. Единственные минуты, когда он
словно отдыхал от своих забот, позволяя себе что-то делать или говорить не
по долгу и без особой цели, были те, которые он проводил у прихрамывающего
иностранца с клюкой в Подворье Кровоточащего Сердца.
мистер Баптист - был на диво жизнерадостный, шустрый и неунывающий
человечек; должно быть, именно эти свойства по контрасту и привлекли к нему
Панкса. Одинокий, беспомощный, не знающий и десятка необходимых слов
единственного языка, на котором он мог бы сговориться с окружающими, он плыл
по течению судьбы с беспечностью, непривычной для Подворья. Есть ему было
почти нечего, пить - и вовсе нечего; все его пожитки, не считая того, что
было на нем, умещались в малюсеньком узелке, который он с собой принес; и
тем не менее с первого же дня он так весело улыбался, ковыляя по Подворью со
своей клюкой, как будто дела его находились в самом блестящем состоянии, и
своей белозубой улыбкой словно старался расположить к себе всех.
здорового - заслужить благосклонность Кровоточащих Сердец. Во-первых, все
они пребывали в смутной уверенности, что каждый иностранец прячет за пазухой
нож; во-вторых, исповедовали здравый и узаконенный национальным общественным
мнением принцип: пусть иностранцы убираются восвояси. Они никогда не
задавались вопросом, скольким их соотечественникам пришлось бы убраться из
разных стран, если б этот принцип получил всеобщее распространение; они
считали, что он применим только к Англии. В-третьих, они склонны были
усматривать проявление гнева божия в том обстоятельстве, что человек рожден
не англичанином; а различные бедствия, постигавшие его отечество, объясняли
тем, что там живут так, как не принято в Англии, и не живут так, как в
Англии принято. В подобном убеждении они были воспитаны Полипами и
Чваннингами, которые долгое время официально и неофициально вдалбливали им,
что страна, уклоняющаяся от подчинения этим двум славным фамилиям, не вправе
надеяться на милость провидения, - а вдолбив, сами же за глаза насмехались
над ними, как над народом, более всех других народов закоснелым в
предрассудках.
Кровоточащих Сердец имелись и другие доводы против того, чтобы допускать в
Подворье иностранцев. Они утверждали, что иностранцы все нищие; и хотя сами
они жили в такой нищете, что дальше, кажется, уж идти некуда, это не
ослабляло убедительности довода. Они утверждали, что иностранцев всех держат
в подчинении штыками и саблями; и хотя по их собственным головам немедленно
Жюль Верн
Контровский Владимир
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий