оно не любило, потому что больше всего ценило идеалы.
заклинал на общем собрании наркомата Роман Львович Штерн - высокий гость
из Москвы и двоюродный брат этого самого Неймана. - Не теряйте чувства
стиля! Каждый должен получить то, что заслуживает! Да! Верно! Троцкист,
диверсант, агент иностранной разведки - это все поручики Киже, "арестанты
секретные, фигуры не имеющие". Из нашей жизни эти черные тени должны
исчезать бесследно и бесшумно. Ваш наркомат должен быть могильным склепом
для этих врагов народа. Но, повторяю, - _врагов_! А вот, например, такой
случай: арестовывается какой-нибудь любитель политических бесед и
анекдотов. Скажем, бухгалтер Иван Иванович Иванов. А вместе с ним заодно
Марья, Дарья и тетка Агафья - и вот вся эта компания пропадает без суда и
приговора. Вот это уже крупный просчет, товарищи! Ибо что, по совести,
может сказать рядовому человеку вот такая бумажка: "Ваш родственник
осужден тогда-то постановлением Особого совещания на восемь лет лагерей за
КРД". Ведь это же темный лес, товарищи! Что это за совещание? Почему оно
Особое? Где оно? Зачем оно, если есть суды? И почему в бумажке какие-то
буквы, когда в уголовном кодексе цифры? Я вот даже не представляю, как вы
сможете все это объяснить! И совсем другое дело суд. Тут -
председательствующий, заседатель, защитник, прокурор. Свидетель уличает,
защитник защищает, прокурор обвиняет, судья осуждает. Обвинили, осудили,
усадили в "воронок" и покатили! Подавайте кассации! Адрес такой-то! Срок
для обжалования такой-то! Все ясно, зримо, просто. К сожалению,
далеко-далеко не всегда бывает так. Попадаются случаи, и их даже немало,
когда следственные работники стараются спихнуть любое неприятное дело в
ОСО. Но почему именно в ОСО? Отвечаю: для суда надо свидетелей, а их нет!
Ну знаете, когда я от вашего работника слышу эдакое, я ему очень ласково и
тихо говорю: "Дорогой товарищ! А не рано ли вас поставили на эту
труднейшую работу?" Потому что перед настоящим следователем преступнику
все время хочется упасть на колени, и никакие тут свидетели не нужны.
Товарищи, берегите ОСО! Это острейшее орудие борьбы за идейную чистоту и
сплоченность нашего общества. Просто невозможно, чтоб кто-нибудь из нас
использовал его для оправдания своей плохой, неряшливой работы! Ведь тогда
и ошибки возможны! Впрочем, я уж давно отказался от этого слова. Я говорю
- преступление! "Объективно или субъективно - это все равно", - так сказал
наш Вождь. И последнее. Будьте гуманны и справедливы. Оттуда уже не
возвращаются! Там нет ни пересмотров, ни амнистий! Кто осужден вами, тот
осужден навеки! Вы - его последняя инстанция, и мы - прокуроры - не глядя
- слышите, не глядя и не споря, подписываем ваши заключения! Потому что не
имеем права заглядывать в них! Никогда никому не было оказано такого
доверия! Только вам! Только вам! Вдумайтесь, товарищи, хорошенько в это!
наркомата Казахской ССР, резко сократилось: Москва стала оценивать работу
следователя в зависимости от количества дел, прошедших через суд. Неймана
это не затронуло. Он всегда умел доставать свидетелей.
Не выпускать же! - И добавил: - Испортил мне песню, дурак!
Сейчас к нему баба приехала! Как возьмем по горячему следу - он сразу
колонется! Он же псих!" Вот и взял. И схватил полную пригоршню
горяченького! Предъявить-то нечего!
хватало! Ходило ботало десять лет, ну и еще бы походило годик! Может,
что-нибудь и получше себе за этот срок наговорил бы! Десятый! Бросьте,
пожалуйста! Я от шпионов и террористов задыхаюсь, а вы мне десятый! - Он
схватил трубку, закусил ее и выхватил обратно. - Кадров у меня нет!
Кадров! Захлебнулись! Вот вы позавчера не приняли у моего следователя
обвинительное заключение. Ну что ж, правильно, ну а кто у меня работает,
вы знаете? Практиканты, курсанты третьего курса! Племянницу свою к нам
сватаю! Только что кончила с отличием, девчонке отдохнуть надо, а я ее
сюда! Сюда! А в городской пересылке вы уже бывали? Ну и что, понравилось?
- И Нейман снова закурил.
достойная кисти Айвазовского.
развеселый цыганский табор, вокзал, барахолку, москворецкий пляж! Огромный
квадрат двора администрация заставила палатками, шалашами, юртами, чем-то
вроде харчевок. Когда прокурор вместе с начальником проходил по двору, вся
эта рвань высыпала наружу. Кто-то что-то сказанул, и все загрохотали. "А
ну, порядочек! А то сейчас эти веселые пойдут в карцер!" - крикнул для
приличия старший надзиратель, прохаживающийся между палатками, но его так
и не услышали. А взглянув на зека, прокурор понял и другое. Эти оборванцы
и доходяги были счастливейшими людьми на свете. Они уж ничего больше не
боялись! Их не расстреляли. Их не забили. И все страшное - глазированные
боксы, цементные одиночки, ледяные карцеры, стойки, бессонница - осталось
позади. Они снова топтали траву, мокли под дождем, жарились на солнце. А
чего же человеку, по совести, еще надо? Шум, гам, смех висели над этим
проклятым местом. Оправдывалась старинная тюремная прибаутка: "Там вечно
пляшут и поют". Да, и плясали, и пели, и, кроме того, еще забивали козла,
гадали на бобах, меняли хлеб на тряпки, тряпки на сахар, сахар на махорку,
и все это на конверт, марку и лист бумаги - письмо можно будет выбросить
по дороге на вокзал или даже из окна вагона. Всюду сидели "адвокаты" и
строчили жалобы. Писали Сталину, Кагановичу, Ежову. А с воли просачивались
вести одна отрадней другой. Вот посажен начальник тюрьмы, на столе у Вождя
лежит проект нового уголовного кодекса - расстрела нет, самый большой срок
пять лет; на приеме какой-то делегации иностранных рабочих Вождь сказал:
"Мы можем дать такую амнистию, которую еще мир не видал", на Колыме второй
уж месяц работает правительственная комиссия по пересмотру. Только бы
скорее попасть туда, а там уж... и менялись адресами, и звали друг друга в
гости, и назначали встречи. "Через год - дома", - говорили они.
тюрьме с начала века, знал и сказал прокурору, что через год из них
останется половина, через два года четверть, и только, может быть, один из
десяти дотянет до свободы.
столько уцелело! "Нет, есть, есть Бог", - говорили они.)
Так вот, Аркадий Альфредович, с теми данными, что мы имеем, я бы Зыбина
никогда не стал брать. Я бы ждал. Это фигура с горизонтами, за ним многое
что ходит. Пускать его сейчас по десятке, да еще через ОСО - это просто
преступление. Я так работать не привык. И вот видите, приходится. Да, да,
оперотдел подвел.
требуется зо-ло-то, уважаемый Аркадий Альфредович! Это вам не
разговорчики, а благородный металл! Вот сейчас, если он мне пришлет полное
признание, я изорву и брошу в корзину. А его пошлю в карцер. Потому что
это значит, что опять что-то надумал, подлец. Нет, из этого, видно, уж
ничего не извлечешь! ОСО! Конечно, если бы мне разрешили санкции. Но вы
ведь не разрешите? - спросил он в упор.
Просите свое начальство, он может. Вот ведь... - Он полез зачем-то в
портфель.
Как исключение! В оправданных случаях! В соответствующих обстоятельствах!
К бешеным агентам буржуазии! К смертельным врагам!" - После каждого
восклицания он вскидывал ладонь. - А Зыбин проходит как болтун, а не как
бешеный пес!
- вызвать двух практикантов поздоровее да часа в два ночи и поговорить с
ним, а? - Было непонятно, говорит ли он всерьез или опять поддразнивает.
голодовку, и будет держать ее с полмесяца. А врачи, которые будут кормить
его через задницу, подадут на меня рапорт. И вы тоже напишете: "Без всяких
разумных на то оснований майор Нейман усложнил следствие. Профессиональная
беспомощность майора привела к тому, что..." Это же ваш стиль! И получу я
по вашей милости хо-о-роший выговор. А если он сдохнет, тогда что?
не окончил.
это самое вы меня все и ненавидите...
встать. Нет, он, конечно, не ненавидел этого Неймана, это не то слово,
просто Нейман, этот мясник с лицом младенца, ему был физически противен,
но сейчас он еще и недоумевал: в первый раз он видел, чтоб Нейман отступал
перед своей жертвой. И под каким еще дурацким предлогом! Закатит ему этот
болван голодовку! Придется его кормить! А вдруг сдохнет? Действительно,
нашел, кому дурить голову! Да пусть все они подыхают! Первый раз, что ли,
майору Нейману вбивать человека в гроб! И вдруг его как кольнуло. Глядя в
голубые загадочные глаза Неймана, этого брата своего брата, он остро
подумал: "А ведь это, пожалуй, неспроста! Верно, что-то такое случилось в
Москве, чего никто еще не знает. Может быть, спущены новые установки?
Может быть. Вождь что-то изрек? Или кто-то из руководящих проштрафился?
Уже было однажды такое!"
или сделать. И тут зазвонил телефон. Нейман хмуро снял трубку, послушал и
Посняков Андрей
Андреев Николай
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия