Чтение 75–й страницы книги ~Ожерелье королевы~

кардиналом и королевой существуют известные отношения и, следовательно,
доказать, что преступление совершила она.

В ответ на это соображение Жанна заявила, что ни за что не станет
обвинять ни королеву, ни кардинала, но что если будут настойчиво
возлагать на нее ответственность за судьбу ожерелья, она сделает то,
чего делать не хотела, другими словами, она докажет, что королеве и
кардиналу выгодно обвинить ее во лжи.

Когда об этом сообщили кардиналу, он выказал все свое презрение к
этой женщине, стремившейся принести его в жертву. Он прибавил, что до
некоторой степени позиция Жанны ему понятна, но что ему совершенно
непонятна позиция королевы.

Эти слова, о которых доложили и которые разъяснили Марии-Антуанетте,
разгневали и возмутили ее. Она потребовала, чтобы особый допрос был
посвящен таинственной стороне этого дела. И тут обнаружился величайший
вред этих ночных свиданий, который при ярком дневном свете увеличивали
клеветники и сплетники.

Несчастная королева оказалась под угрозой. Жанна утверждала, что не
понимает, о чем ей говорят, причем утверждала это в присутствии людей
королевы, но при людях кардинала она была не столь сдержанна и без конца
повторяла:

- Пусть меня оставят в покое, в противном случае я заговорю.

Эти намеренные умолчания, эта скромность делали из нее героиню и так
запутывали следствие, что самые отважные и придирчивые взломщики папок с
личными делами трепетали, справляясь с документами. Ни один судебный
следователь не осмеливался вести допросы графини.

Был ли кардинал слабее? Чистосердечнее? Рассказал ли он какому-нибудь
Другу о том, что он называл своей тайной любовью? Этого мы не знаем, но
верить этому не должны, ибо сердце у кардинала было благородное и
беззаветно преданное. Но как бы порядочен в своем молчании он ни был,
слух о его разговоре с королевой распространился. Все, о чем знали или
видели Шарни и Филипп, все эти таинственные похождения, непонятные для
всякого, будь то претендующий на обладание разгадкой, как брат короля,
или соперники в любви, как Филипп и Шарни, вся тайна этой любви, так
страшно оклеветанной и такой целомудренной, испарилась, как аромат, и,
растворившись в атмосфере пошлости, утратила свое необыкновенное
первозданное благоухание, Нашла ли королева горячих защитников, нашел ли
де Роан ревностных борцов?

Вопрос заключался уже не в том, украла или не украла королева
брильянтовое ожерелье.

Вопрос этот был позорен сам по себе, но это было еще далеко не все.

Вопрос заключался вот в чем: была ли королева вынуждена допустить
кражу ожерелья кем-то, кто проник в тайну ее любви и супружеской
измены?

Вот каким образом графиня де ла Мотт сумела избегнуть трудностей. Вот
каким образом королева была поставлена в положение, из которого не было
другого выхода, кроме бесчестия.

Она не дала погубить себя, она решила бороться; ее поддержал король.

Королева, согласившаяся на разбирательство по обвинению в слабости,
нарушающей супружескую верность, обрушила на Жанну убийственное
обвинение в мошенничестве и краже.

Все говорило не в пользу графини: ее прошлое, ее былая нищета, ее
странное возвышение. Дворянство не желало примириться с этой случайной
принцессой, народ не мог за нее вступиться: народ инстинктивно ненавидит
авантюристов и не прощает им даже успеха.

Жанна поняла, что сбилась с пути, что королева, выдержавшая обвинение
и не поддавшаяся боязни скандала, тем самым обязывает кардинала
последовать ее примеру и что две порядочности в конце концов поймут одна
Другую.

Дела находились в таком состоянии, когда произошел новый эпизод,
изменивший положение вещей Де Босир и мадмуазель Олива счастливо и
богато жили под кровом загородного дома, как вдруг, в один прекрасный
день хозяин, оставивший хозяйку дома и отправившийся на охоту,
неожиданно очутился в обществе двух агентов, которых де Крон разослал по
всей Франции, дабы найти развязку интриги.

Агенты искали также и Оливу, а нашли Босира. Таковы обычные капризы
охоты.

- Босир! Угостите нас завтраком у себя дома, - сказал самый проворный
агент.

Босир первым вошел в дом под лай дворовых собак. Агенты последовали
за ним с величайшими церемониями.

Глава 31

ГОЛУБКИ ПОПАЛИ В КЛЕТКУ

Когда Босир входил во двор, он хотел наделать много шуму и таким
образом предупредить Оливу, чтобы та была настороже. Решительно ничего
не знавший о деле с ожерельем, Босир знал достаточно много о деле с
балом в Опере и о деле с чаном Месмера, чтобы рискнуть показать Оливу
незнакомцам.

Он поступил осмотрительно, ибо молодая женщина, расположившаяся на
софе в маленькой гостиной и читавшая фривольный роман, услышала лай
собак, посмотрела во двор и увидела Босира с незнакомыми людьми. Это-то
и не позволило ей, вопреки обыкновению, броситься к нему навстречу.

Но у этих господ были привычки понятых, привычки укоренившиеся,
привычки, с которыми люди расстаются нелегко. Эти господа не могли
выпустить добычу, коль скоро она им досталась. Так хорошая охотничья
собака отпускает раненую куропатку только для того, чтобы передать ее
охотнику.

- К делу! - крикнул первый агент. - Почему это вы прячете вашу жену?

- Послушайте, господа! Вы взяли слишком высокий тон! - возразил
Босир.

- Мы хотим видеть твою жену, - отвечал сбир по прозвищу Расчет.

- А я говорю вам, что выставлю вас за дверь! - во всю мочь закричал
Босир, вне себя от их бесцеремонности.

Босир, в надежде, что испугал их мощным ударом, устремился к лестнице
не как человек, который бежит за луидорами, а как человек, который
пришел в неистовство и который бежит за оружием. Сбиры, верные своему
обычаю, помчались за Босиром и обрушили на него свои здоровенные кулаки.

Босир закричал, дверь отворилась, и на пороге комнаты, на втором
этаже, появилась взволнованная, растерянная женщина.

Увидев ее, сбиры отпустили Босира и теперь закричали они, но это был
крик радостный, крик торжествующий, это был крик безудержного ликования.

Они узнали ту, что была так похожа на королеву Французскую.

Расчет подошел к мадмуазель Оливе и, приняв в соображение это
сходство, заговорил с ней не слишком вежливым тоном:

- Я вас арестую.

- Арестуете?! - вскричал Босир. - Но за что же?

- Потому что такой приказ дал сам господин де Крон, - отпарировал
другой агент.

Молния, упавшая между любовниками, напугала бы их меньше, чем это
заявление.

- Идемте, - сказал Расчет. - Здесь у вас должна быть какая-нибудь
двуколка, ну, что-нибудь на колесах. Прикажите заложить карету для этой
дамы. Право же, вы должны сделать это для нее.

- А так как мы славные ребята, - подхватил Другой агент, - то мы вас
не обидим. Вас мы тоже увезем для виду, но где-нибудь в пути мы
отвернемся, вы спрыгнете на землю, а мы заметим это, только когда вы
опередите нас на тысячу шагов. Неплохо придумано, а?

Босир на это ответил так:

- Куда поедет она, туда поеду и я. Я никогда не покину ее в этой
жизни.

- Ив будущей тоже! - прибавила оледеневшая от ужаса Олива.

- Что ж, тем лучше! - рассудил Расчет. - Чем больше арестованных
доставят господину де Крону, тем это будет для него приятнее.

Четверть часа спустя двуколка Босира выехала со двора, увозя пленных
любовников и их стражников.

Глава 32

БИБЛИОТЕКА КОРОЛЕВЫ

Читатель может судить, как подействовала эта поимка на господина де
Крона.

Он был принят королевой, которой он предварительно послал просьбу об
аудиенции в Трианоне.

Королева, в течение целого месяца отнюдь не пренебрегавшая тем, что
доходило до нее из полиции, немедленно исполнила просьбу министра.

- Ваше величество! - поцеловав ей руку, заговорил представитель
власти. - Нет ли у вас в Трианоне такой залы, где вы могли бы, оставаясь
невидимой, видеть то, что происходит?

- У меня есть библиотека, - отвечала королева. - За стенными шкафами,
в моей гостиной для закуски, я приказывала устраивать приемные дни, и,
полдничая, я иногда забавлялась вместе с ее высочеством принцессой де
Ламбаль или с мадмуазель де Таверне, когда она еще была со мной, глядя
на смешные гримасы аббата Вермона <Аббат Вермон - учитель, позднее -
духовник и чтец Марии-Антуанетты.>, когда ему случалось наткнуться на
памфлет, где шла речь о нем.

Десять минут спустя трепещущая королева подглядывала из-за шкафов.

Она увидела, как в библиотеку вошла фигура, закутанная в покрывало.