единственного фонаря, который зажег наш возница, бежал рядом с нами, по
мягкой дороге. Лишь бы он был рядом со мной - тот, кого я люблю. Но разве не
был он рядом со мной?
просторно и ноги болтались. Вот, не разгибаясь, спросил он: "Теперь удобно,
Танюша?" - и я сверху увидела его доброе, твердое лицо. Вот заговорил о
чем-то - и замолчал, только тихонько поцеловал меня, почувствовав, что мне
не хочется говорить. В сумраке, надвигавшемся с каждой минутой, он казался
таким молодым, совсем мальчиком, в своей серой кепке, откинутой на затылок.
странный, с очень широкими двухэтажными нарами, на которых было удобно
лежать, а сидеть неудобно. Зато он был почти пустой, без сомнения, именно по
этой причине!
свечи, не заметив, что мы сидим на нарах, как турки, с поджатыми под себя
ногами. Потом какая-то женщина развязала носовой платок под фонарем,
оглянулась, сосчитала деньги, ушла - и тоже не заметила нас. Это было
забавно - как будто мы и существовали и не существовали на свете. Потом
огарок погас, но в вагоне почему-то не стало темнее.
себя - это было очень заметно. Я вспомнил сейчас, как мы однажды шли по
деревне - это было в Анзерском посаде, - ты подхватила какого-то малыша,
стала играть с ним, а потом сказала: "Никогда не знаешь, что будешь делать
через минуту".
вибрионах.
И мы уедем черт знает куда.
широкую руку.
было так вкусно, что я забылась и облизала пальцы - поступок, о котором я
пожалела, потому что Андрей потом издевался надо мной целый день.
крыльцом. В глубине двора стояли хозяйственные постройки под белыми
черепичными крышами, отделанными по краям белой же узорной черепицей. Вдоль
газона, засеянного перед главным домом, росли какие-то невысокие круглые
густые деревья, и все вместе производило впечатление чистоты и уюта.
лестнице, Андрей.
четверть часа, когда завхоз дал нам маленькую, но светлую комнатку именно в
этом доме.
задачу вывести зубробизонов, и теперь с таким азартом принялся объяснять мне
тонкости этой задачи, что продолжал говорить, даже когда, переодеваясь, я
выставила его в коридор.
тенистый, просторный парк! И что за наслаждение было бродить по нему с
Андреем, который рассказывал об Аскании интересно, подробно, как будто
прожил в ней всю свою жизнь!
детскую. Издание Детгиза.
ведь не мог же он прочитать в детской книге?
Ковшове? Превосходный зоолог. Мне о нем много рассказывал Митя.
она огорчается.
ложиться раньше, чем в три часа ночи.
без сомнения потому, что я заговорила о Глафире Сергеевне.
талантлив. Как не чувствовать эту душевную пустоту, эту ложь - ведь она лжет
ему на каждом шагу! Как не видеть, что она просто ставит на него, как ставят
на карту?
ты.
любить самые темные стороны собственной души.
взглядом, и рядом с ней - Крамов, вежливый, бледный, в прекрасно сшитом
костюме, под которым чувствовались узкие плечи, тонкие ноги.
тебе об этом сразу же после того, как я узнала, что ты любишь меня.
казалось, что я ничуть не волнуюсь, а между тем почему-то трудно было
вздохнуть.
сказала я шепотом. - Помнишь, когда ты уезжал из Ленинграда в прошлом году,
я нашла тебя на вокзале и сказала, что не хочу, чтобы ты уехал, не
простившись со мной?
когда-нибудь расскажу".
взгляда.
выговаривая до конца каждое слово, - что я тогда была влюблена в Митю. Я
знаю, что в тот день или даже в ту минуту, когда я почувствовала, что
влюблена, мне нужно было бросить все и поехать к тебе, где бы ты ни был. Не
для того, чтобы сказать, что я люблю тебя, - тогда я тебя еще не любила, а
для того, чтобы объяснить, что происходит со мной. А я не только не сделала
этого, а наоборот - все время мне было страшно, что ты приедешь, и я не
хотела этого и не могла заставить себя написать тебе хоть одно слово.
в тюбетейке, который гнал куда-то стадо толстоногих смешных страусят, и
попросили его показать нам Большой загон - ту часть заповедника, где звери
живут на свободе. Мальчик сказал, что нельзя, но мы стали так горячо
уговаривать его, что он наконец согласился: запер страусят в вольер, провел
нас через дырку в заборе и теперь шел за нами, удивляясь, что мы не обращаем
на диковинных антилоп гну и яков никакого внимания.
забилось сердце. - Спасибо, что ты первая сказала мне об этом. С моей
стороны было слабостью уехать, не попытавшись даже узнать, правда ли это. Ты
понимаешь, это было очень трудно - написать тебе такое письмо, чтобы ты не
поняла, что я догадался.
большим, смешным носом, которая спала на кургане, а когда мы подошли
поближе, лениво поднялась, постояла и снова легла.
подошел к нему на съезде. Ты понимаешь, я мог понять все, что угодно. Ты не
раз упоминала о каком-то военном враче, с которым ходила на гастроли МХАТа.
Я был готов предположить, что ты любишь другого. Но представить себе, что
этим другим мог оказаться Митя... И вот я вернулся в Анзерский посад и стал
ждать твоих писем. Я перечитывал их без конца - все казалось, что ты
напишешь об этом. Но ты молчала, и тогда... Что же мне оставалось? Я
старался понять тебя, войти в твою жизнь. Только не подумай, что это был
обдуманный план. Так же как произошло это счастье - то, что я тебя полюбил,
- так же произошло и то, что я не мог отказаться от своей любви.
от солнца в тени деревьев, окружавших пруд. Мальчик обернулся, должно быть,